Алессандро Надзари - MCM
— Станут? Восстанут? Утонут. Потонут.
— Если там были миноры… как бы это не повесили на Директорат.
— А по каким каналам? Сделать это — значит, выдать себя. Обвинения слишком серьёзные для анонимного письма. И разбирательством перед кем могут пригрозить?
— Убийство остаётся убийством. Отель-де-Виль явно не обрадуется. Уж тем более, если позже ещё и объявится конкурент, науськивающий против нас и предлагающий новый порядок.
— Последнее пока не подтверждено, зато миноры всегда были подвержены тяге смерти и саморазрушения. Вообще не о том переживаешь, моя дорогая. Мы довольно чётко следуем принятой Конвенции и не занимаемся расправами, а при исполнении полицейско-прокурорских функций всегда отчитываемся. Это знают все, кому положено знать. — Мимо них проехал закрытый двухместный экипаж. Если в нём сейчас везли бывшего навеселе субъекта, в эти секунды он, должно быть, скорейшим образом трезвел. — Другое дело, что раз уж мы заказывали автомобиль, то придётся как-то объясниться перед папá насчёт того, что мы здесь делали.
— Оставь это мне, я что-нибудь придумаю. Тем более у нас есть хоть и хлипкое и противно пахнущее, но всё-таки доказательство. В целом же — отрабатывали версию, но наткнулись лишь на… на… Сёриз, ты видишь эту фигуру?
— Нашего краха? — заставила она Селестину сощурить глаза и поджать губы.
— Вон ту, вышедшую из кустов прямо к карете!
— Из кустов? Драматично. Полагаешь, кто-то выжил?
— Полагаю, мы весьма удачно припарковались — в тени, а фонари я погасила ещё до поворота, но… проклятье, надо было брать американский электромотор — наш «панар» слишком шумный для слежки.
— И провонять всю округу кислотой из батареи, которая в очередной раз решит протечь в самый подходящий момент. И потом, ты так торопилась, тебе так важна была скорость… Ай!
— Ай! Тс-с! Эти двое — тот, что вышел из кареты и обеими руками держится за голову, и тот, что как-то неуместно держит руки за спиной, — залог нашего будущего расследования.
— Надо же, стоило всему погореть, как тут же нашлись и улики, и подозреваемые!
— Не уверена, что подозреваемые. Свидетели. И эмпаты. Хотя бы один из них.
— А мы уже совсем ни на что не годимся?
— Этот… этот уже помогал мне, давал подсказки, — крутила Селестина рукоять стартера.
— Я что-то пропустила? — нахмурилась в подобии обиды Сёриз.
— Не обижайся, я тебе всё расскажу, — суетилась Селестина, упустив из виду напускной характер эмоции, — но сейчас важно, очень важно не упустить их. Пожалуйста, доверься мне, — затевала она осторожную погоню за всё той же каретой, вёзшей теперь уже двоих пассажиров обратно в город.
Со штирборта открывался вид на золотую шкатулку Гранд-Опера и её достойные Фаберже боковые купола, в которых проклёвывались и росли птенцы-преемники нынешних сладкоголосых и грациозных созданий. «Офаним» приближался к строению № 35 на рю де Комартен — как выяснилось, недоступной с указанной улицы части гранд-отеля «Saint-Petersbourg». Отлично, ещё одна сложность в коллекцию к остальным: хоть и низкой, но всё же полной Луне, довольно ясному небу, по мере подлёта — необходимости чуть ли не тереться брюхом о крыши, а также надежде, что последнее действительно позволит снизить количество возможных очевидцев, если материал оболочки всё-таки будет недостаточно скрывать дирижабль, и что приглушённое жужжание и характерный запах выхлопов четырёх двигателей дирижабля не перечеркнут этот манёвр. Но всё могло получиться: последние десятки метров «офаним» плыл уже по инерции, не производя лишних шумов и пользовался каньонами дворов меж Комартен и Годо де Моруа.
Но к указанным испытаниям на месте прибавились и новые. Даже если бы целью отряда лейтенанта Евргафова значился № 33, то ширины улицы всё равно не хватало, чтобы с крыши противоположного дома кто-то смог, как планировалось, прикрыть пневмоштуцером группу поиска: уж слишком тупым получался угол, и стрелок мог лишь надеяться, что сумеет различить пары ног, подходящие к окнам, — а во дворе всё было куда хуже. В общем, исчезала одна возможность, но появлялась другая, выражавшаяся в увеличении проводящей обыск группы на одного участника.
Французские балкончики также были отдельным поводом для радости, но спуск по верёвкам вблизи них был приёмом отработанным, а потому не вызвавшим затруднений. Повезло и с беспечностью постояльца номера, оставившего балкон нараспашку. «Горячая кровь у него, должно быть, лучше не будить зверя», — прошептал Михаил Авскентию и Никанору, но те, кажется, не смогли достроить предшествовавшие совету умозаключения.
Михаил осмотрелся в весьма богатом номере, заглянул в каждую комнату, но понял, что никого нет, дал добро мичманам и передал на дирижабль сигнал, что ширмы и тяжёлый инструмент пока не понадобятся. Только сейчас он сопоставил размеры дирижабля, казавшегося миниатюрным, и заметил, что тот был едва ли не в полтора раза длиннее фасада отеля. «До чего же город должен быть пресыщен различными чудесами, чтобы нам такое сходило с рук?»
Михаил напомнил, что им требуется разыскать портфель с замком в виде театральной маски, аккуратно вскрыть его и скопировать содержимое находившихся в нём документов. Также он сообщил, что поскольку исследование номера займёт какое-то время, а гость ещё может вернуться на ночлег, пока придержит фотографическую и копировальную технику на дирижабле. Авксентию досталась спальня, через которую они и попали в номер, Никанору — общее пространство, а Михаил возьмёт на себя обнаруженный им кабинет. Пользоваться дозволялось лишь личными фонарями.
Михаил удивился, что не сообразил о национальности нанимателя номера, имя которого в задании отсутствовало. Конечно, мало ли кто мог остановиться в отеле с названием-посвящением столице Российской Империи, но найденные на секретере бумаги — в частности, недописанное письмо сестре или жене, — не оставляли сомнений в подданстве. Впрочем, тугодумие Михаил объяснил себе спецификой работы последних месяцев и тем, что ему и в голову не могло прийти поручение подобным образом выведывать что-либо у своих же. Конечно, были предприниматели и инженеры, отказавшиеся от «особой подписки на корреспонденцию ограниченного тиража» под эгидой Технического общества и Палаты мер и весов, но служило ли это поводом рассматривать их наравне с остальными «предметами интереса» миссии? Это было уже совсем низко и недостойно.
Михаил негодовал, громко и отрывисто дышал, обращался с перебираемыми предметами довольно грубо, едва ли не мял бумагу, однако чем больше документов он просматривал, тем меньшей ему казалась связь с промышленностью и Выставкой. Тогда что же? Может, три недели назад он был прав в своих подозрениях? Те улыбки, те взгляды… Или же наконец-то свои долгожданные плоды дало исследование пункта первого? Наконец-то был найден тот, кто мог проболтаться, и чувствовавший, что его одновременная и близость, и дистанцированность, все его связи помогут ему и дальше лавировать, — и вот наконец-то в чём-то проколовшийся? Налетела коса на камень? Оставалось только найти доказательства тому? Михаил был склонен верить в такой расклад. В таком случае анонимный обыск был оправдан: при дальнейшем разбирательстве в суде или трибунале, вызови кто Евграфова свидетелем, и начни обвиняемый утверждать, что ему всё подкинули, его оболгали, Михаил мог твёрдо сказать, что не имел в этом деле личных мотивов, личность обвиняемого оставалась для него неизвестной, и любые отчёты и анализ документов, которые он мог бы провести в дальнейшем, он также проводил с известной долей отстранённости и нейтральности, если только имя не было упомянуто прямым образом.
Михаил взял себя в руки и принялся изучать все доступные поверхности и каверны с небывалой методичностью, однако портфеля с маской или любого другого предмета для переноски и хранения бумаг, аналогичным образом маркированного, он не встретил. На секунду он засомневался, верно ли они рассчитали местоположение номера, не ошиблись ли, попав в соседний? Но в следующий миг появился Авксентий с новостью о сейфе, обнаруженном в спальне. Не в кабинете? В спальне? Должно быть, постоялец не хотел во сне отпускать всё самое ценное далеко от себя. Но со стороны администрации отеля то был опрометчивый шаг: позволять держать сейфы в комнатах с окнами в пол. Но то могла быть частная прихоть. В таком случае, Михаил сделал верное предположение о зверином нраве, которое теперь поддерживалось предположением о весьма развитой мускулатуре, если сейф и в самом деле был перемещён.
— Позвольте, его поиски и правда заняли столько времени? — Подначивал мичман Деспин мичмана Победоносцева.
— Да-с, дважды принял его за глухой прикроватный столик, покуда не дотронулся и не понял, что он сделан из металла и дверцей развёрнут к стене.
