Алессандро Надзари - MCM
Что ж, Мартин стоял у моста Руаяль, и прикидывал, стоит ли вновь доверяться транспорту, или же пройти пешком — до цели было где-то полмили. Помыслив, что в этот день его будет замедлять всё и вся, чему доверится, он решил полагаться лишь на себя. Молча пересёк мост и совершенно без мыслей пересёк Тюильри, не удостаивая вниманием дразнившую его погоду утра. Свернул на запад, и предался глубокой перспективе той части рю Риволи, что он избежал в день приезда, — не только внушающую некоторые державные чувства вроде залога благополучия и безопасности, но и пригодную для фланирования в непредсказуемый на осадки день благодаря ряду галерей первых этажей, порождающих как бы вторую улицу: если первая, основная, посвящена быстрому перемещению капиталов, товаров и масс, то эта всячески предлагала прервать движение, вспомнить о своей личности, вырвать себя из общего потока, наградить свою индивидуальность и частность.
Пришло время коротко свернуть на север, на недостаточно буржуазную и своими пропорциями весьма османопротивную улочку, получившую имя в честь кульминации Июльской революции. «Должно быть, в этом и есть ироническая разгадка: так воздали почести её составу и силе».
И вот, наконец, Сен-Оноре, облюбованная отелями и клубами. Мартин исследовал уличные таблички, и определил, в какую сторону ему следует идти, чтобы добраться до № 223. Вновь на запад, на миллиардные доли секунды удлиняя этот день. Да, сюда ему и надо — в одну из англоцентричных гостиниц под названием «Hôtel de Lille et de l’Albion», с фасадом, от уровня бельэтажа снабжённую четырьмя строгими пилястрами, опирающимися на балкон, под которым прижились поддерживающие консоли и картуш, венчающий входную группу с приталенными даже для французского стиля окнами и рустикой, добавлявшей джентльменскую брутальность с узором на манер извилин головного мозга или грецкого ореха.
— Приветствую, месьё, могу вам чем-то помочь?
— Будьте любезны сообщить, ожидает ли месьё Форхэд месьё Вайткроу? — удержался он от одной скабрезной остроты.
— Пожалуйста, проследуйте в курительную комнату, сэр. Это дальше по коридору за лестницей.
— Благодарю.
«Похоже, всё транспортное везение перетянул на свою сторону мистер Форхэд», — ухмыльнулся Мартин при входе в отделанную дубом комнату, саму по себе довольно тёмную, но вдобавок к этому просмолённую табачными маслами и заволочённую сиреневатым сигарным дымом, казалось, подкрашивающим при оседании византийски-пурпурные кресла, только и позволявшие оценить размеры часовни табака.
— Вы, безусловно, человек необычайного ума, но — «мистер Форхэд»? — воспользовался Мартин отсутствием в коморке кого-либо ещё.
— Здравствуйте, Вайткроу. Удобно, когда есть возможность слепить псевдоним из какой-то приметной черты: и мне напрягать воображение не надо, и при дотошном допросе никто не сможет сказать, действительно ли так звали человека, или же несчастный отождествил имя с физиологией.
— Но работоспособна ли метода при наличии записей? Вроде тех, что в книге регистрации отеля. Это же прямая ориентировка.
— Уже гипертрофированная фантазией вследствие спроса на неё одну.
— Мы можем продолжить в разговор в помещении, менее напоминающем внутренности гроба в крематории?
— Ха! Конечно. В мой номер. Кстати, не желаете ли второй завтрак? Всего четыре франка, подают нашу национальную кухню.
— А вам мало нашей национальной кухни у нас на острове?
— Но ведь это уже будет наша национальная кухня в представлении французов, имеющих свою национальную кухню. Это, мистер Вайткроу, игра полутонов.
— Мне бы на полутона дверей и порогов сейчас не наткнуться.
— Из темноты видно лучше.
Номер на втором этаже был крайним по коридору и, как выяснилось, с довольно странной акустикой — возможно, из-за того, что одна из стен была глухой несущей. Сам же мистер Форхэд определённо не был намерен оставаться здесь на длительный срок: он не обживал пространство комнаты, держал свои вещи как можно компактнее и на поверхностях не ниже уровня пояса. То ли от холода, то ли по дурной привычке мистер Форхэд подёрнул стоячий воротник и перешёл к сути встречи:
— Итак, мистер Вайткроу, «ГОСПОДИН ИМПРЕСАРИО ЗПТ МАЭСТРО ТЧК КОМЕДИАНТ НАШЕЛ ЦИРК ТЧК СМЕНИЛ АМПЛУА ЗПТ ПРЕКРАСНО РАЗОГРЕВАЕТ ПУБЛИКУ ТЧК НЕ ИЗВОЛЬТЕ БЕСПОКОИТЬСЯ ТЧК»?
— Всё верно.
— Вашу телеграмму можно препарировать на четыре… нет, пять элементов, если не считать начальной адресации непосредственно ко мне. Пойдём по порядку.
— Это он, я уверен. Кстати, теперь его зовут Бэзи.
— Очаровательно. Как и то, что в конце отчётного периода нас не обвинят в растрате средств на погоню за призраком по Лазурному берегу и через полрейха.
— В какой-то степени он им стал. Взрыв пережил, но теперь он — живой мертвец.
— Так, может, сам издохнет? Тогда мы ещё чуть-чуть расходы сократим.
— Нет, его гниющий организм разносит инфекцию. Его следует, хм, поместить в карантин.
— Гуманно.
— Нужен допрос.
— Что объясняет следующие четыре пункта.
— Да. Например, когда это он успел стать основателем движения здесь, если до этого безвылазно, как мы считали, сидел в рейхе с наездами в Австро-Венгрию?
— Быть может, во время, как вы выразились, «наездов»?
— Нет, его перемещения как раз без проблем отслеживаются и подтверждаются документами и расчётами: поезда не могут двигаться быстрее такой-то скорости, в среднем же делают столько-то километров в день, вот донесение, что его действительно видели в ячейке такого-то города, вот квитанция — и прочее-прочее. Похоже, всё случалось, когда мы полагали, будто он тихо ждал дальнейших инструкций и занимался рутиной в Карлсруэ. Там он мог, при известной доле сноровки, распределить подручным задания и время встреч различных звеньев так, чтобы создавалась видимость его присутствия, общей инерцией движения скрывать отсутствие приложения своих усилий к тому.
— Но это было возможно до того, как за ним установили прямую слежку. Напомните, когда это было?
— В том декабре, в десятых числах.
— А местный цирк когда начал собирать труппу и давать представления?
— Этой весной. Точнее сказать не могу.
— То есть, грубо говоря, получается временной лаг величиной в квартал. Не сходится, правда? Либо соглядатаи были безалаберны, либо проект цирка гораздо старше, либо он не основатель. И это отнюдь не строгое «либо», но для различения лучше считать, что варианты самостоятельны. Первый я не склонен считать реальным, второй проверить нет никакой возможности, а вот третий… Скажите, как вы узнали, что он — основатель?
— Перед его выступлением помощники сообщили, что на этой сходке половина собравшихся впервые увидит основателя.
— Ха! Вы же понимаете, мистер Вайткроу, что никакой второй половины могло и не быть вовсе, но каждый считал соседа слева, то есть статистически — каждого второго, тем самым ветераном движения? А даже бы если сказали, что лишь треть его не видела, то и это сработало, потому как не пришлось бы выбирать, куда вертеть голову — кругом знатоки, лучше не задавать глупых вопросов.
— Помимо того, что с одних спрашивали пароль, а с других — нет, было некоторое символическое разделение собравшихся. То был зала с помостом, явных неофитов вроде меня усадили в центре помещения на стулья, установленные перед ним, а встреченные без проверок становились плотным кольцом вокруг этого партера.
— Вы не учитываете глубину. «Ветеран» — это сколько: один, два и много? А то и вовсе раз-два? Допустим, что это собрание не было первым — целым вторым. Пожалуйста, вот вам и иерархия. Поймите, мистер Вайткроу, всех просто могли убедить в том, что он лидер, а на самом деле — именно что комедиант, актёр, исполнитель главной роли, а проект может быть чьим-то ещё. Кого-то, кто знал, что есть вот такой… как там его? Бэзи? Бэзи. И что он внезапно, гм-кхм-хах, погорел. Мало ли, местных талантов не хватает, нет запала Равашоля.
— Кстати, он его упоминал. И даже сказал, что учился у него. В этом я сомневаюсь и думаю, что это он о его судьбе.
— И правильно делаете. С Франсуа Кёнигштейном знакомство шапочное.
— Впрочем, главный урок — про увлечение взрывчатыми веществами — он так и не вынес. Или принял слишком близко к сердцу.
— Ха-хо-хо! Кхм. Я почему так дотошен в этом моменте? Потому что если всё же верен первый вариант, то мы никчёмны и неэффективны, порог работы нашей системы ниже нужного, он уже не справляется с учётом таких вот Бэзи. Если верен второй, то к нам снова появляются некоторые вопросы.
— Мы не можем отследить всех. — Да и анархисты — не вполне наш профиль, хоть и смежный.
— Они становятся нашим профилем, если их ведёт за собой — на добровольных или наёмных началах — бывший социалист-антимилитарист-профсоюзовец. Что подводит нас к третьему элементу.
