Алессандро Надзари - MCM
— Ещё может потребоваться суфлёр. Партии не то, чтоб были большими и трудными для запоминания, но должен быть кто-то ориентирующийся в тексте, и подсказывающий, когда нужно сделать переход. Хотя нет, в данной ситуации с этим и сценарист справится.
— Не уверена. Прятаться у всех на виду — это, конечно, дойлеугодно, но нет, себя сценарист дистанцирует. Уж кто-кто, а он не может сливаться с процессом, влияющим на действительность, преобразующим её. Он должен оставаться отчасти в стороне, чтобы видеть разницу и реакцию одного на другое, иначе пьеску никто, кроме него самого, не поймёт. Задача сценариста, да вообще писателя подобного рода, выражается в прощупывании неврозов и вопросов — неврозов и вопросов… вопросов-неврозов… — и игре на них. Публику он потешает лишь затем, чтобы потешить себя самого. Всё, что он даёт зрителям, да и актёрскому составу, служит проверкой некой гипотезы либо удостоверением в некоем предположении — наверняка пессимистичном. Он волен даже не желать жить в мире, который возводит в своём произведении, — а в нашем случае и своим произведением. Он формирует конструкт. Выяснение, чем ответит на него мир, — вот его мотив. Строго говоря, он уже должен быть в значительной мере пассивен.
— Это подразумевает предпосылку оригинальности произведения. И ты сама сказала, что рассмотрение фигуры сценариста следует отложить, хотя пытаешься угадать ход его мыслей.
— А разве есть какие-то сомнения в новизне? Прямой адаптацией чего она может быть? Что до рассуждений, то я рассматриваю общий профиль этого призвания, а не отдельные личные особенности. И потом…
— Ай! Ладно-ладно. Но в таком случае тебе следует признать, во-первых, что либо над ним в иерархии никого нет, либо заказчики дают ему широчайшую автономию действий, а во-вторых, что акт логоцентричен, а не имажитивен. А, и вдобавок, — что шокирующая образность больше нужна для рекламных целей и интриги, для движения капиталов, в постановку вкладываемых и из неё извлекаемых; это приобретённое, а не естественное свойство.
— Да без проблем. Секундочку, под чем я только что подписалась? — Сёриз лишь наклонила голову, хлопнула глазками и развела руки буквой «w». — И мы, исходя из этого «вдобавок», совершенно неверно поименовали их творческими анархистами. По виду действия — может быть, но понятийно… Рядовые персонажи, само собой, могут всё делать и от чистого сердца, именно так и думать; Бэзи, неверняка, тоже, — но вот остальные… Да, а кого мы ещё забыли?
— Ну, ты упомянула возможных заказчиков, и по их душу гадать я решительно отказываюсь до поры до времени, поскольку не очень понятно, какой капитал из всего этого можно извлечь, а также мы начали с суфлёра, но вернулись к сценаристу.
— Положим, суфлёр не вполне соответствует театральному, а в чём-то даже близок дирижёру оркестра. Ну, или антрепренёру. Такой вот мастер всея администрации. Это больше советник и агент, нашёптывающий и ставящий интонации, перелистывающий страницы вперёд других. Он задаёт действию темп. Он должен считывать публику, знать её интересы, он должен быть осведомлён, он должен иметь связи вне театра.
— Всё-то он, да все они, должны.
— Я пытаюсь загнать их в рамки и систему координат, признаю оплошность, но нам нужна модель, нужен какой-то образ, лекало для сверки с россыпью их образов, пока не проясним, какие же слова скрывает чернильная туча — или какие в неё расплылись.
— Не хочу показаться хищницей, но в твоих словах суфлёр выглядит наиболее уязвимым звеном: он знает полный текст, он контактирует с людьми вне труппы. Поймём, кто он — они обречены.
— Р-р-р… — махнула лапкой Селестина. — Также он наверняка наиболее подготовленный из них, закалённый и знающий, чего ожидать, — это часть его работы, как ни крути.
— Что ж, у меня припасена ещё парочка кандидатов. Первый — художник по реквизиту и декорациям. Ему известно, соответственно, чему должно соответствовать оформление, и какие понадобятся атрибуты. В этой связи текст доступен и ему. Но может быть и так, что сценарий выдают порциями. Отсутствие стройности, в таком случае, компенсируется общей сумасшедшинкой.
— Найду в архиве упоминание серебряных нитей — возможно, поймём, откуда взялся этот элемент.
— Значение и символизм серебра ты полагаешь глубоко вторичным?
— Да, есть какое-то такое ощущение. Переплавка всяких столовых приборов на проволоку, хоть бы и самую тонкую? Пф. Это ж в скольких поместьях сколько сервизов им предстоит перерыть?
— А что мешает им нанять для своих целей карманников и уличных дельцов? Эти-то только за очередной передел.
— Да ничего. Кстати, это мысль: проследим за спросом на серебро — официальным и не очень. Попробую подкинуть мысль ребятам на телеграфах, чтобы следили за сводками с биржи металлов.
— А зачем? Такое-то мы и сами в газетах вычитаем. А по улицам так или иначе походить придётся.
— Верно. Позволь представить второго — рантье. Этот не является членом труппы, только сдаёт помещения для представлений или же изыскивает таковые и получает с того свой доход. Впрочем, этот способен и за идею, тогда позже его могли и принять — из жалости и ради молчания. Но не настаиваю на присутствии его фигуры. Брать самим — вполне в духе выбранного образа.
— Но тот особняк в Нёйи-сюр-Сен был как-то найден. В то же время про другие площадки мы ничего не знаем, лишь предполагаем их.
— Наличие других сцен оправдывается многоактностью постановки, а также вариациями представления для различных категорий зрителей. На особняк мог указать декоратор или суфлёр. Что намекает на определённую осведомлённость одного из них.
— Да, уровень не минора, но едва ли не Директората.
— Нет, Сели, так не пойдёт. Дворецкий — не убийца.
— Но это бы кое-что объясняло.
— Сейчас ущипну. Вот что, к примеру?
— Отсутствие интереса к апрельскому и майскому инцидентам, какая-то непонятная сатисфакция затишьем после затмения…
— Чересчур ожидаемо, милая моя. Не спеши винить в этом что-то, кроме бюрократической ригидности в силу пресыщенности информацией.
— Эх, ты права, ладно. Но я совсем не удивлюсь, если и впрямь среди нас окажется один из них.
— Итак, осталось только понять, как выйти хотя бы на кого-то. Ну, кроме затеи с серебром.
— Мыслей для первого собрания клуба детективного клуба женщин в белом, — повела Селестина рукой по бедру, осмотрела тыльную сторону ладони, нахмурилась и отряхнулась, — имени Уилки Коллинза вполне достаточно. Не думаю, что мы можем выжать из имеющегося что-то ещё.
— Хорошо. Если я правильно понимаю, ты пойдёшь в южное крыло сейчас? Тогда и я нанесу визит — попробую узнать что-то об истории особняка, его архитекторе и владельцах. По какой-то причине не окажется записей у нас или там — отправлюсь в Национальные архивы.
— А не хочешь заглянуть в библиотеку Святой Женевьевы на консультацию к Марселю… как его там?
— Поэту? Да, это определённо мысль. Хм, — посмотрела Сёриз на часы, — нет, начну сразу с Отель-де-Субиз, сделаю навыворот. Так ведь можно сказать? Не против, если покину тебя?
— Ничуть. И, кажется, мне по дороге придётся завернуть в санитарный кабинет. Иначе я тоже сделаю навыворот.
— Опять в животе бабочки хаоса? Бывает, моя дорогая.
— Да нет же, это что-то… Как будто от меня оторвали кусок, какое-то ощущение неполноты.
— Ну да.
— Гр-р, ну тебя.
За сим они покинули учебное помещение, в эту пору признательное, что кому-то пригодилось именно для процесса познания. Сёриз растворилась в тусклом свете холла и уже наверняка возникла меж освещаемых одним лишь поздним закатом стеллажей и шкафов, не утруждая себя входом на рю Фран-Буржуа, а Селестина делала крюк до помеченного крестом кабинета.
«Конечно же, заперто!» — гневалась она на слишком гражданский график работы «не обязательной к круглосуточной деятельности» службы. И даже мятных монпансье под рукой не было. Как же она хотела побыстрее зарыться в бумаги и забыться! Другой способ отвлечься от дискомфорта по пути не подворачивался и не спешил прийти в голову.
Она уже приготовилась к тому, что и на входе в архив её ждёт какой-нибудь сюрприз, но тот оказался приятным: архивариуса не было на месте, а это означало как минимум минус один диалог с наставлениями о том, как правильно пользоваться каталогом, делать выписки, заказывать документы и различные издания — и всего в таком роде. И это не говоря уже об отсутствии нависающей из-за плеча всевидящей совиной головы, водружённой на высокую шемизетку, напоминающую встопорщенные перья. Ну, сейчас-то она развлечётся! От имени всех, когда-либо вошедших под своды сии и принуждённых к тишине, вволю она зашуршит страницами, захлопает переплётами, откашляется — впрочем, это уже больше по причине общей расклеенности, — а возможно даже с грохотом уронит на пол пару томиков… До чего, однако, жаль, что Сёриз не бывать помощником и свидетелем этому!
