Барбара Картленд - Любовь всегда права
– К сожалению, нет, – ответил Норман.
– Ну, пожалуйста, можно я у вас еще немного побуду? – спросил Билли. – Покатаюсь на велосипеде. Ну, пожалуйста, можно, можно?
– Я поговорю с доктором Мэтьюзом, – пообещал Норман, после чего повернулся к Карлотте. – Я позвоню ему, как только доберусь до офиса. Полагаю, мальчик может остаться у нас еще на одну ночь. Могу я попросить тебя позвонить экономке?
– Разумеется, – ответила Карлотта.
– Вы хотите посмотлеть, как делают машины? – спросил Билли.
– Угадал, – ответил Норман.
– А можно мне с вами?
– Боюсь, что нет.
– Но ведь вы обещали, – напомнил Билли.
– Если он обещал, – вмешалась Карлотта, – он должен выполнить свое обещание. Мы с тобой сегодня съездим и посмотрим, как делают машины. Мы приедем на завод в три часа.
Карлотта говорила уверенным голосом, давая Норману понять, что она приняла такое решение исключительно для того, чтобы ему досадить. Однако муж выслушал ее предложение спокойно.
– Что ж, буду ждать, – ответил он и направился к машине.
Билли радостно помахал ему на прощанье. А вот Карлотта стояла на крыльце, провожая Нормана взглядом, не помахала рукой, не сделала никакого другого прощального жеста.
Когда автомобиль Нормана скрылся в конце дорожки, она со вздохом отвернулась.
– Пойдем смотлеть плуд, – предложил Билли. В голосе мальчика слышались нетерпеливые нотки. – Там столько лыбок! Класных и желтых! Я уже их видел.
Карлотта на миг заколебалась, но затем позволила ребенку отвести себя за руку к озерцу, где среди белых лилий резвились золотые рыбки.
– Какие класивые! – воскликнул Билли.
– Их называют золотыми, – сказала Карлотта.
– Они что, из настоящего золота? – спросил Билли, пораженный ее словами.
– Ну, нет! – рассмеялась Карлотта. – Это самые обыкновенные рыбки, каких, например, мы с тобой иногда едим на завтрак.
– Эти такие класивые. Даже жалко есть! – задумчиво проговорил Билли, рассматривая рыбок в пруду.
Карлотта окинула взглядом маленькую фигурку в красном свитерке, который пришлось позаимствовать у сына экономки, светлые волосы, отливающие в утреннем свете неярким золотом.
Ей подумалось, что завтра этот мальчуган окажется в приюте, где из него сделают точно такого же послушного исполнителя чужих приказов, как и из тысяч других мальчишек. Нет, с ним там будут хорошо обходиться, будут воспитывать, заботиться о нем, но все равно это будет не дом, там не будет семейного тепла и уюта, не будет любви, которой одаривают свое чадо родные отец и мать.
Норман чем-то напоминает этого маленького мальчика, подумала Карлотта. Что ж, возможно, Билли проложит себе путь в жизни, точно так же, как это сделал и сам Норман, добьется в ней немалых успехов.
Ей вспомнилось также, как Магда заботилась о ней самой, как стала для нее второй матерью, как они с Леолией одаривали ее вниманием и заботой, как любили ее и лелеяли.
«Бедный Билли», – подумала Карлотта.
Неожиданно у нее в голове промелькнула мысль, не отправить ли Билли к Магде и Леолии и попросить их присмотреть за мальчиком. Но нет, обе уже в возрасте.
Им будет трудно заботиться о непоседливом мальчугане так, как они заботились о ней самой двадцать лет назад. Сейчас им под силу разве только их карты, вязание, кошки и мирное сидение у камина.
– Пойдем, покажешь мне остальной сад, – сказала она Билли, протягивая ему руку.
«Ну почему это не мой сын?» – подумала она при этом.
Глава 23
Грохот станков, постоянное движение, мощь и блеск стали – все это заставило Карлотту ахнуть от изумления. Она словно перенеслась в иной, совершенно чуждый и незнакомый ей мир.
До этого ей ни разу не приходилось бывать на фабрике, поэтому она лишь смутно представляла себе, что ее там ждет. Единственное, в чем она была уверена, – это будет нечто, ей доселе неведомое.
Из хаоса, шума и грохота, из этой фантасмагорической реальности она вынесла лишь одно – то, что прониклась еще большим уважением к человеку, которому все это принадлежало.
До этого Карлотта ни разу не представляла себе Нормана в окружении других людей, на фоне его собственных жизненных достижений.
Это был совсем не тот Норман, которого она знала, например, в Лондоне – не тот почтительный и внимательный джентльмен, неизменно слегка смущавшийся в ресторанах, не тот, кто, став ее мужем, за недолгую совместную жизнь успел продемонстрировать ей свою власть и неожиданную твердость характера.
Это был человек дела, человек, от которого зависели великие свершения, человек уверенный в себе и отвечающий за свои поступки.
Живое воображение Карлотты помогло ей увидеть и понять эту сторону личности Нормана, едва она увидела его в этой новой для себя обстановке. Понять глубже и лучше, чем это удавалось раньше, когда Норман представал перед ней в ее мире – чуждый ее окружению, случайно затесавшийся туда.
Нет, здесь на его плечах лежала ответственность совершенно иного рода. На лице Нормана было совершенно иное выражение, он даже разговаривал иначе.
Пока они ходили по огромному заводу, Карлотта как завороженная наблюдала за мужем. Впервые в жизни она почувствовала себя маленькой и незначительной.
Билли крепко вцепился в ее руку, но Карлотта едва слушала его оживленную детскую болтовню. Сейчас она была целиком поглощена Норманом.
Нет, он не сказал и не сделал ничего из ряда вон выходящего, просто взял на себя роль гида. Он показывал Билли небольшие станки, по пути заговаривая с рабочими или перебрасываясь парой слов с начальником цеха. Но каждое его движение, каждое произнесенное им слово становилось для Карлотты откровением.
Когда они с Билли возвращались в машине назад в поместье, она слышала внутри себя голос, который вновь и вновь повторял: «Ты понимаешь, что ты упустила? Ты понимаешь, что ты упустила?»
Гул станков на заводе говорил ей то же самое, как, впрочем, и сдержанная деловитость конторских служащих, как и целеустремленная сосредоточенность рабочих в цехах.
И тогда она стала казаться себе дурочкой, которая иллюстрировала собой поговорку о предмете и тени, которую тот отбрасывает.
Карлотта сидела, погрузившись в себя, пока Билли не потянул ее за руку, стараясь привлечь к себе ее внимание.
– А тебе не было стлашно там, на заводе? – поинтересовался он.
– Нет, не было, – ответила она. – А тебе?
– Конечно нет! – презрительно воскликнул Билли. – Я ведь мальчик, а мальчики ничего не боятся. Мне показалось, что ты самую чуточку испугалась.
Карлотта подумала, что Билли наверняка заметил, как у нее тряслись руки, и по-детски каким-то шестым чувством угадал, что под маской внешнего спокойствия таилось желание расплакаться.
Раньше Карлотта даже не догадывалась, как трудно будет разрушить барьер, который, из-за ее легкомыслия и необдуманно брошенных слов, стоит теперь между ней и Норманом.
А здесь, на принадлежащей ему фабрике, ей вдруг стало отчетливо понятно, что, кроме физического притяжения, их фактически ничего не связывает. Она представила себе свою никчемную, наполненную одними развлечениями жизнь, пустые условности, которые до этого казались ей такими важными, свои честолюбивые мечты, которые на самом деле были так мелки, так ничтожны.
Более того, в сравнении с Норманом все в ней показалось ей мелким и ничтожным. Норман трудился, делал настоящее дело, она же тратила жизнь на бессмысленные и бесполезные занятия, на которые не стоило тратить и секунды.
Карлотта ощутила всю свою никчемность, а поскольку она все, за что бы ни бралась, доводила до крайности, то теперь в некотором роде оказалась совсем одна среди руин прошлого и поверженных идолов.
– Билли, я устала, – сказала она, пытаясь уйти от ответа на его вопрос, который толком и не расслышала.
– Когда мамочка устает, я сталаюсь не шуметь, – ответил Билли. – Вот и сейчас я не буду шуметь.
– Ты такой хороший! – вздохнула Карлотта. – Если хочешь, я расскажу тебе одну историю.
Услышав, что ему сейчас расскажут сказку, Билли даже вскрикнул от восторга, Карлотта же принялась судорожно вспоминать какой-нибудь сюжет, который помог бы им скоротать время по дороге домой.
Когда они наконец приехали, в поместье ее ожидало письмо. Карлотта взяла конверт с дубового стола в холле, подумав, что оно от Магды или от Леолии, но, к своему величайшему изумлению, обнаружила совершенно чужой почерк.
Она нетерпеливо вскрыла конверт и первым делом посмотрела на подпись. Почерк был смелый и размашистый и мог принадлежать только Хани.
...Ты и представить себе не можешь, что со мной случилось! Когда ты получишь это письмо, я уже буду плыть через океан, в США. Когда старик Уинторп – надеюсь, ты его помнишь – предложил мне роль в его фильме, я едва в обморок не упала от неожиданности!
У меня было всего четыре дня, чтобы собрать вещи, попрощаться с близкими и тронуться в путь. Я мечтаю заработать миллион, тогда можно смело возвращаться домой! Кстати, Карлотта, дорогая, а что ты скажешь насчет такого – он ведь и тебя хотел снимать в этом фильме.
