Надя Хашими - Пока не взошла луна
Узнав о Пагани, Салим уже не хотел рисковать, отпуская мадар-джан с детьми ходить по городу. Хотя у них и были паспорта, но фальшивые. Это легко могли обнаружить и депортировать семью в Турцию или, хуже того, в Афганистан. Нельзя было этого допустить.
Салим и дальше крал еду и предметы первой необходимости, такие как мыло. Но он испытывал отвращение к такой жизни, а кроме того, становился все более пугливым. Приходилось, однако, идти на риск, чтобы осталось достаточно денег на дорогу до Англии.
Иногда в сквер Аттики приходил кто-нибудь из местной гуманитарной организации. Волонтеры говорили с беженцами, пытались уладить бюрократические сложности, раздавали еду и воду. С ними ходила медсестра – делала перевязки и предлагала антибиотики. Организации тоже не хватало средств. В основном волонтеры были юными идеалистами. Их возмущало, что власти позволяют беженцам жить в таких ужасных условиях, хотелось восстановить справедливость, и часто они оказывались единственным надежным источником информации и продуктов.
Кое-кто из молодежи тут не доверял даже волонтерам. Так вел себя и Салим. Он прятал глаза от людей, которые ходили по скверу в фиолетовых футболках с огромными логотипами организации – чтобы их узнавали издалека. Они задавали много вопросов и даже хотели фотографировать беженцев.
Салим выискивал в этой помощи скрытые мотивы. Он прямо надувался от гордости, когда думал, что перехитрил волонтеров, проявив больше здравого смысла, чем те мальчишки, чьи истории попали в крохотные блокноты или на диктофоны. Он изо всех сил старался держаться подальше от всех этих людей.
Пока не встретил Роксану.
Салим28– Салим-джан, так дальше продолжаться не может, – прошептала мадар-джан.
Самира и Азиз уже заснули.
– О чем ты?
– Через несколько дней у нас закончатся деньги, а впереди еще долгий путь. Чуда ждать неоткуда.
– Я знаю.
– Слава Богу, что ты нашел работу и можешь хотя бы прокормить себя.
Салим закусил губу, радуясь, что в комнате темно. Он сказал матери, что его взяли в кафе – подметать пол и разгружать ящики с продуктами в обмен на еду. Неплохое объяснение, особенно для того, кто хочет поверить. На самом деле никто его не нанял. Салим несколько раз возвращался на рынок и шнырял по магазинам, добывая необходимое для семьи. Он не хотел совершать этот грех и считал, что если понесет за него наказание, то это будет несправедливо.
– Эта работа ненадежная, – ответил Салим, – нужно добраться до Англии прежде, чем закончатся деньги.
– Да. А еще скоро снова понадобятся лекарства для твоего брата. Я не могу показать его здесь врачу или купить лекарства. У нас просто нет таких денег, и нас могут выдать полиции.
– Ты права, мадар-джан, – признал Салим.
Решение снова отправляться в путь давалось тяжело. В любом случае они очень рисковали.
– Мы должны найти способ добраться до Англии. Думаю, лучше поехать поездом, как советовал Хакан. В аэропортах слишком много проверок. Может быть, по суше легче проскользнуть.
– Завтра я найду вокзал и спрошу афганцев, каковы шансы доехать поездом.
– И еще кое-что, Салим. Нам уже пришлось многим пожертвовать, и я долго об этом думала. Дело вот в чем: из этого отеля нам придется съехать. Мы не можем позволить себе тут жить, даже со скидкой, которую они нам сделали. Деньги заканчиваются быстрее, чем я думала.
Салиму этот простенький гостиничный номер с открытой проводкой, потрескавшейся штукатуркой и протекающим умывальником казался дворцом. Когда он возвращался из парка сюда, когда ложился на кровать и чувствовал спиной пружины матраса, когда видел, что мать и сестра спят не на улице и не на полу, а в постели, то чувствовал себя шахом. Благодаря этой комнате он просыпался утром без отчаяния, в котором жили мальчики из сквера Аттики. Эта комната позволяла ему верить, что судьба припасла для их семьи что-то получше, чем утлое суденышко, в любой момент готовое перевернуться. Уйти отсюда означало отказаться от очень многого. Но остаться – это все равно, что медленно истекать кровью, лишая себя шанса на лучшее будущее.
– Это непросто. Нам понадобится безопасное место для ночлега.
Салим знал, что некоторые мальчики в сквере спали всего несколько часов, и то днем, не осмеливаясь сомкнуть глаза ночью, когда появляются новые опасности.
– Похоже, тебе не мешало бы выпить воды. Вот, держи, – сказала на безупречном английском Роксана, девушка-волонтер, протягивая ему бутылку воды.
Салим скользнул взглядом от пальцев до тонкого запястья, затем по изящной руке. А дальше открывался еще лучший вид.
Роксана была одета в свободную фиолетовую футболку, заправленную в обтягивающие джинсы. Она подняла голову, и прямые волосы цвета ночи упали на плечо. Она выглядела как его ровесница: с виду ей было лет шестнадцать. Салим поймал взгляд ее обведенных черным карандашом глаз с трепещущими ресницами. Она не улыбалась и смотрела на него без сочувствия.
– Спасибо, – сказал Салим и взял бутылку.
– Пожалуйста. Как тебя зовут?
Ее лицо могло бы вдохновить какого-нибудь восточного поэта на лирическое любовное стихотворение, но говорила она по-деловому.
Она принадлежала к тем ярким девушкам, которые вынуждены держаться достаточно холодно, особенно в таких местах, как этот сквер.
– Салим, – ответил он.
«И не говори ей больше ничего», – напомнил он себе.
Глядя в ее глаза, он чувствовал, как с него слетает броня.
– Итак, Салим, давно ты здесь? Я тебя раньше не видела.
Ему хотелось, чтобы она еще раз произнесла его имя.
– Несколько недель… Но я живу не здесь.
Ему вдруг стало стыдно, ведь она могла подумать, что он спит в парке.
Он отхлебнул воды из бутылки.
– Да? А где ты живешь?
Салим сделал еще глоток, чтобы оттянуть время, а сам лихорадочно соображал. «Хороший вопрос», – подумал он и перевел разговор на другую тему.
– Как тебя зовут? – вкрадчиво спросил он.
Помолчав, она заглянула в свою папку-планшет и лишь потом ответила:
– Роксана.
Вопрос ей явно не понравился.
– Роксаана?
– Нет. Р-о-к-с-а-н-а, – четко произнесла она.
– Но это же афганское имя! Роксаана, – повторил он с улыбкой.
– Это мое имя. Мое греческое имя, – сказала она, поджав губы.
– Но ты ведь знаешь, что Искандер… То есть Александр Македонский… Так вот, он женился на девушке из Афганистана. Ее звали Роксаана. Как тебя, – пояснил Салим.
Он радовался возможности показать, что немного знает историю. Судя по ее виду, она жалела, что подошла к нему, но решила проявить терпение.
– Я – не та девушка. Меня зовут Роксана. И хватит о моем имени. Скажи мне, Салим, ты хочешь остаться в Греции или ехать дальше?
– Никто не хочет оставаться в Греции, – медленно произнес Салим.
Роксана не удивилась, услышав это. Она была не такой наивной, как большинство ее сверстниц.
– И куда ты хочешь добраться?
– В Англию, – вздохнул Салим, – у меня там тетя.
Произнесенная вслух, его цель показалась невообразимо далекой.
– В Англию, – кивнула Роксана, глядя на других беженцев, – да, многие пытаются попасть в Англию.
– В Греции красиво, но мы тут никому не нужны.
– Это маленькая страна. У правительства нет денег, чтобы помогать всем.
– Но вы… Вы же помогаете и раздаете еду.
– Мы делаем это сами, а не от имени правительства.
Роксана не стала распространяться об убеждениях и идеологии. Не для этого она пришла. О том, во что она верила, красноречиво говорила ее сдержанность и присутствие здесь. Рядом с ней Салим чувствовал, что не может связать двух слов.
– Вы не согласны с правительством?
Он немного боялся. Там, откуда он приехал, было, мягко говоря, опасно открыто не соглашаться с линией, которой придерживается правительство. Роксана, юная и смелая, понравилась бы его отцу.
– Мы считаем, что людям нужна достойная жизнь. Мы знаем, что происходит, когда люди приезжают в Грецию. И нам кажется, что все нужно делать иначе.
– Люди не могут просить здесь политического убежища. Чем Греция отличается от других стран? – Салима с самого начала напугали истории мальчиков из сквера.
Он боялся, что вся Европа окажется такой же: мертвой зоной, по которой течение будет бесконечно носить его семью в вечном страхе, что их депортируют обратно в Афганистан. Бесприютная жизнь изнуряла душу и тело. Но встреченные здесь афганцы рассказывали и другое – истории про лучшие места. Страны, спрятавшиеся в глубине Европы, не воротили нос от беженцев, как Турция и Греция. Там – в Германии, Нидерландах и Швеции – афганцы получали шанс начать жизнь заново.
– Большинство людей не понимают нашей системы. Как ты попал сюда?
Салиму не хотелось отвечать. Он закрутил крышечку бутылки и с улыбкой пожал плечами. Роксана рассмеялась.
– Понимаю. Забудь, я ничего не спрашивала. С большинством людей, которые сюда приезжают, происходит одно и то же: их арестовывают и направляют в центры предварительного заключения беженцев. Эти центры изначально задумывались как чистые и безопасные места, но на деле все не так, потому что людей слишком много и не хватает места. Говорят, эти центры, даже детские, больше похожи на тюрьмы и там даже хуже, чем в тех местах, откуда эти беженцы прибыли. Иногда приходится оставаться там месяцами. Но в один прекрасный день двери открываются. И ты получаешь какие-то документы. А в документах говорится, что у тебя есть месяц на то, чтобы выехать из Греции. Некоторым даже дают билет до Афин, чтобы они уезжали отсюда.
