Даниэла Стил - Грехи матери
– Я знаю. Мне писали из офиса пару дней назад, и я велела послать тебе копию сообщения. Прессе известно что-нибудь, чего мы не знаем?
В голосе Оливии звучало беспокойство. Она старалась не расстраиваться по этому поводу в круизе, но и упускать из виду важный вопрос не хотелось – нужно оказаться в полной готовности на случай, если фирме придется кардинально перестраивать свою деятельность. Интервью, которое она дала перед путешествием, прошло хорошо, но пресса всегда непредсказуема. И Оливия, и Питер знали, что народные симпатии в любой момент могут перемениться.
– Вряд ли. Мне кажется, они просто поднимают бурю в стакане воды. Не думаю, что у них появилась какая-то новая информация. В Азии вечные проблемы с соблюдением прав человека, но у нас нет достоверных подтверждений, что какая-либо из наших фабрик нарушает закон.
– Я просто хочу знать наверняка.
– Понимаю. Мы уверены настолько, насколько возможно. Если что-то изменится, я тебе сообщу. Как долго пробудешь в Лондоне?
– До завтра.
– Я завтра тоже возвращаюсь в Нью-Йорк. Увидимся в понедельник. Счастливого возвращения домой!
– Спасибо, Питер. Ты молодец, что позвонил.
Оливии было одиноко по прилете в Лондон. Теперь, в отсутствие детей, возвращение к реалиям жизни казалось слишком резким. Еще она тосковала по Джо. Тем более приятно было услышать знакомый голос Питера.
– Хочу проверить, как идет реконструкция лондонского магазина, – объяснила она.
– Я догадался. Надеюсь, что твое возвращение к будням не будет слишком трудным.
– И я на это надеюсь. Тебе тоже желаю хорошо провести остатки отпуска.
– Спасибо!
Попрощавшись, Оливия заказала в номер суп, но есть не хотелось. Без детей ничто ее не радовало.
Спустя час она поехала в лондонский магазин. Посещение этого «старого знакомого» растрогало ее до слез. Всю вторую половину дня Оливия посвятила ознакомлению с работами по реконструкции и совещанию с директором магазина. На следующий день он повез ее осматривать новые склады в пригороде Лондона, а поздно вечером ей предстояло лететь домой.
Вернувшись в восемь часов в отель, Оливия чувствовала себя выжатой и даже не стала заказывать ужин. Ей только накануне исполнилось семьдесят, и хотя этот факт она старалась игнорировать, да и трудно было в него поверить, но в тот вечер она чувствовала себя столетней. Она желала только одного – вернуться на яхту и начать круиз сначала или, лучше, отмотать пленку еще дальше и прожить иначе всю жизнь. Но это кино невозможно было переиграть. Надо было идти вперед и не жалеть сил. Дальше всё было в руках Софи и Алекса, а потом – их детей. Она была просто звеном в цепи. Они с Джо начали дело, внукам и правнукам предстояло его продолжить. А теперь ей оставалось только двигаться вперед и продолжать строить для них империю. Другого не дано.
Глава 11
По возвращении дом показался Лиз удручающе пустым и тихим. Как и мать, она любила проводить время с детьми и теперь чувствовала себя до боли одиноко. Она заглянула в холодильник, но тот был пуст. Тогда она заварила чашку быстрорастворимого супа и решила лечь спать, но перед этим еще позвонила Кэрол и Софи. Обе развлекались с друзьями, одна в Нью-Йорке, другая в Бостоне. Их дома ожидала гораздо более веселая жизнь, чем ее. Лиз предстояли две недели сплошной стирки. Устроившись на кровати с кружкой супа, она вспомнила о рукописи, лежавшей в сумке. Она ее вынула, просмотрела и нашла дюжину мест, которые хотела бы изменить. Лиз снова задалась вопросом, была ли Сара права. Может, мать просто проявила к ней доброту? Ею опять овладела неуверенность в собственных силах.
Из-за разницы во времени с Европой заснула она рано, а проснулась в шесть утра и снова перечитала рукопись. Она не знала, хватит ли у нее смелости позвонить агенту. К девяти утра Лиз окончательно издергалась и уже решила отложить звонок до следующего дня, но тут пришла эсэмэс от Оливии: «Ты позвонила своему агенту? Сделай это сейчас же! Книга замечательная! Люблю тебя. Мама».
Читая это, Лиз улыбнулась и, скрепя сердце, ближе к десяти часам позвонила агенту.
Она ожидала услышать знакомый голос, но, к ее удивлению, ответил какой-то мужчина с британским акцентом.
– Можно попросить к телефону Чарльза Халперна? – вежливо спросила Лиз.
Наступила пауза. Казалось, взявший трубку мужчина был удивлен не меньше ее. Помолчав, он ответил:
– Нет. Он умер два года назад. Меня зовут Эндрю Шипперз, я купил агентство, когда Чарльз заболел. Чем могу быть полезен?
– Меня зовут Элизабет Грейсон. Он меня представляет – то есть представлял. Я хотела поговорить с ним… Ну… Насчет книги.
– По-моему, вы не совсем уверены в этом, мисс Грейсон. Это точно книга? – сказал он и засмеялся, а Лиз почувствовала, как залилась краской. Выдавить хоть слово оказалось труднее, чем она думала, и стоило много нервов, тем более после новости о смерти Халперна и продаже агентства.
– Я, честно говоря, не уверена, что это можно считать книгой. Не знаю, что это. Я собиралась спросить у него.
– Понятно, – сказал новый агент, хотя на самом деле не очень понял. А Лиз не знала, книгу для детей ли она написала, или для взрослых, или произведение в жанре фэнтези для неопределенного контингента.
– Вы не хотели бы показать ее мне?
На самом деле она не хотела, но если бы сейчас пошла на попятную, это показалось бы невежливым.
– Я… вообще-то… это маленькая книга в жанре фэнтези. Моей золовке, которая преподает литературу в Принстоне, она совсем не понравилась. А потом ее прочла моя мама, и ей она очень понравилась. Она сказала, что можно вам позвонить, что я и сделала. Но я думала, что звоню Чарли Халперну. А вы ведь не он, значит, вы не являетесь моим агентом, да?
По ее словам можно было догадаться, насколько она смущена.
– Я могу им быть, если желаете, раз уж выкупил это агентство. Конечно, если вы хотите отдать книгу кому-то другому, я это могу понять, и у вас нет обязательств в отношении меня.
– Спасибо…
Она сама не знала, чего хотела. Лиз чувствовала ужасную робость и смущение.
– И со всем уважением к вашей золовке, которая преподает литературу в Принстоне, – продолжал он, – университетские преподаватели не всегда способны оценить коммерческую художественную литературу. Так что, возможно, права именно ваша мать.
– Она тоже так сказала. Я имею в виду, насчет университетских преподавателей…
– Вот именно. Вы не хотели бы зайти ко мне? Сегодня у меня есть время во второй половине дня.
– Я… ой…
Лиз не ожидала, что ей так скоро назначат встречу.
– Я только вчера прилетела из Европы, и у меня гора стирки…
Лиз хотела найти любую отговорку, чтобы не отдавать книгу, боясь, что кто-то раскритикует ее, как это сделала Сара, но решила набраться храбрости и поехать в город на встречу с этим Шипперзом. Она подумала, что если этого не сделает сейчас, мать не оставит ее в покое, пока встреча не состоится, и сказала:
– О’кей, это не важно. В котором часу мне приехать?
– Четыре часа для вас не поздно?
– Нет, нормально. Я приеду… Ой, а вы не переехали?
– Нет, адрес тот же. Буду ждать вас в четыре, мисс Грейсон.
– Лиз. Зовите меня Лиз.
– Отлично. Тогда увидимся сегодня во второй половине дня.
Проигрывая в уме весь разговор, она почувствовала себя совершенной идиоткой и со стоном залезла под одеяло. Ей пришлось говорить с новым человеком, и это оказалось труднее, чем она ожидала.
В час Лиз встала, приняла душ, надела блузу с джинсами и босоножки, в половине третьего села в машину, прихватив рукопись, и поехала в город. У бывшего офиса Чарли Халперна на Мэдисон-авеню она была за десять минут до назначенного времени. От волнения у нее сосало под ложечкой и перехватывало дыхание. Она припарковалась, подождала десять минут и стала подниматься на лифте, думая, что собой представляет новый агент. Покойному Чарли было под восемьдесят, он относился к Лиз по-отечески, что ее устраивало. У его преемника был голос зрелого мужчины. Британский акцент придавал его речи официальный оттенок, и Лиз не сомневалась, что книга ему не понравится. Из разговора с ним можно было предположить, что он не принадлежит к любителям фэнтези. Кроме того, раз он нашел свободное время уже в день ее звонка, значит, возможно, он был не самым хорошим агентом.
Лиз вошла в приемную. У Чарли раньше была секретарь, которая, как подозревала Лиз, с ним спала. Но ее не было видно. Лиз села в приемной, и через мгновение туда вошел очень симпатичный мужчина в джинсах, прекрасно скроенной рубашке в полоску и безукоризненно вычищенных ботинках. На вид он был ее ровесником. И казался таким привлекательным, что Лиз потеряла дар речи. Она с минуту сидела на стуле, прижимая к груди рукопись.
– Вы, наверное, Элизабет Грейсон? Лиз? – любезно спросил он и жестом пригласил ее в кабинет. Но Лиз не могла пошевелиться, она сидела на стуле как каменная, с испуганным видом. Он понял ее состояние и добавил: – А это, наверное, та самая рукопись, которая не понравилась вашей золовке? Я бы очень хотел на нее взглянуть.