Даниэла Стил - Грехи матери
– Не строй из себя психолога, – сердито произнес он. – Детство не вернуть, Лиз, а что касается моего детства, то она его испортила. Все те годы у меня не было матери.
– Ошибаешься. Она не была идеальной матерью, но таких просто не бывает. И глядя на нее сейчас, я вижу, что она чертовски хорошо ко мне относится.
– Ну, как знаешь. Я этого не вижу.
– Это твоя беда. Ты никогда не сможешь прощать ни себя, ни кого-либо, пока не научишься прощать маму. Ты сам-то идеальный? И никогда ничего не портил?
– Во всяком случае, не детство четырем детям. Потому у меня их и нет.
– Мне тебя жаль, – тихо сказала Лиз.
Тут в разговор вмешался Джон и сменил тему. Он этого не высказал, но считал, что Лиз права. Их мать изо всех сил старалась каждый год организовать для них роскошные каникулы и, с его точки зрения, была замечательной бабушкой. Это многое восполняло, как он считал. Джон никогда не чувствовал себя таким несчастным, как Филипп. Ему было достаточно Мэрибел и отца. А когда дома оказывалась и мама, он воспринимал ее как вишенку на торте. Филиппу же ничто не могло компенсировать отсутствие матери. Но недовольство всегда было его особенностью, даже сейчас. Он постоянно на что-то жаловался, к тому же женился на женщине, которая, в отличие от матери, была скупа на поддержку и любовь. Оливия часто отсутствовала, однако когда появлялась, они знали, что любимы. Филипп и Кассандра просто отказывались принять ее такой, какой она была, делать скидку на ее усталость и простить ей ошибки даже теперь. Джону это казалось бесполезной тратой энергии. Сорок лет гнева казались ему несправедливым приговором. По его мнению, их мать не заслуживала такого наказания, особенно с учетом всего, что она сделала для них и продолжала делать. В итоге они сменили тему, но раздражение у Филиппа осталось. Он считал, что брат с сестрой слишком снисходительны к матери, а Касси права. Если бы он не работал в «Фабрике», он бы тоже дистанцировался.
На следующий день они покинули Сен-Тропез и поплыли обратно к Кап д’Антиб. На этот раз они встали не напротив «Отель дю Кап», а у входа в старый порт, после чего на катере отправились в город погулять по бастионам. А потом Оливия повезла всех на такси к известной ей маленькой церковке и маяку на горе, откуда открывался захватывающий вид на побережье. Церковь Нотр-Дам-дю-бон-Пор, построенная в одиннадцатом веке (а часовня датировалась аж четвертым), была известна многими чудесами. Семья зашла в церковь, где Оливия поставила свечку за Джо, затем гуляли снаружи, ели мороженое и наслаждались панорамой.
– Как ты вообще нашла это место? – поинтересовалась Сара. Она уже сделала множество снимков часовни и открывавшихся видов.
– Мы с Джо отыскали ее, когда останавливались в «Отель дю Кап». Я всегда хотела вернуться сюда, но не думала, что Джо уже не будет рядом.
Она грустно улыбнулась, и Сара сочувственно коснулась ее руки. В молчании вернулись на такси в порт. Оливия никому не сказала, что поставила еще одну свечку – за Алекса, чтобы его признание в своей нетрадиционной ориентации прошло безболезненно, когда бы оно ни состоялось.
В тот вечер они поужинали в порту, а затем вернулись на яхту. Утром они отплывали обратно в Монако, где планировалось провести последний день круиза и отметить день рождения Оливии. Путешествие действительно оказалось замечательным для них всех. Даже у Филиппа с Амандой, похоже, отношения наладились. И Алекс выглядел гораздо веселее, чем поначалу. Софи была обещана работа после выпуска. А Лиз сразу по возвращении собиралась позвонить своему агенту – ее книгу мама одобрила. Оливия всех окружила заботой и сама отлично провела время. Каждый год лучшим подарком ко дню рождения становился для нее отпуск, проведенный с семьей.
На следующий день, благодаря тщательной организации, всё шло по плану. Утром прибыли в Монако, за завтраком поздравили Оливию с днем рождения, а потом отдыхали и беседовали. Обедали на яхте в порту, затем отплыли на ней купаться. Филипп с Джоном на катере отправились на рыбалку, Алекс последний раз прокатил бабушку на аквабайке и с кузинами покатался на «банане». В конце дня яхта вернулась в порт, на палубе ждал великолепный ужин с лобстерами и икрой, суфле и праздничным тортом. Потом они направились в казино, Оливия же осталась с Алексом на яхте и играла с ним в джин. Позже все встретились в баре «Джимми», где до трех часов утра танцевали и до четырех вспоминали круиз. Команда собрала вещи гостей, так что к отъезду они были готовы. К полудню всем предстояло покинуть яхту. Оливия сказала, что это были две самых счастливых недели в ее жизни, и все с ней согласились, поздравили еще раз с днем рождения, обнялись друг с другом и разошлись по каютам.
Оливия с Алексом еще раз обсудили проблему его отношений с родителями, пока остальные были в казино. Оливия уговаривала внука сказать им, что он гей. Но он не поддался на уговоры, заявив, что родители не поймут и он не хочет рисковать. Ложась спать, Оливия размышляла об Алексе. Ей нужно было многое обдумать и сохранить столько счастливых воспоминаний! Покинув яхту, она собиралась заехать в Лондон, чтобы проинспектировать тамошний магазин фирмы. В нем на протяжении полугода шла реконструкция, и Оливия хотела посмотреть, что уже сделано. Тем более что это их флагманский магазин в Европе, к которому у Оливии была особая привязанность.
Наутро они последний раз вместе позавтракали. Филипп с Амандой уезжали первыми, Аманде не терпелось вернуться в свой офис. Джон, Сара и Алекс хотели на выходных побывать в Париже. Лиз с дочерьми возвращались в Коннектикут, после чего Кэрол должна была уехать в Лос-Анджелес к отцу, который звонил ей на яхту и сделал предложение, от которого Кэрол запрыгала от радости.
В полдень Оливия в одиночестве покидала яхту. Ей заказали автомобиль с водителем в аэропорт. Садясь в машину, она обернулась на яхту, на которой им было так хорошо. Грустно было с ней расставаться. Машина тронулась, а Оливия всё смотрела на судно с тоской. После почти двух недель, проведенных с семьей, в голове Оливии теснилось множество мыслей: о Филиппе с Амандой, об Алексе, о Лиз и ее книге. Оливия за это время глубоко проникла в их жизнь, почувствовала себя ее частью и вот теперь, вернувшись к своей скитальческой жизни, одна направлялась в Лондон.
В аэропорту Ниццы она зарегистрировалась у стойки «Бритиш эйрвейз». Оставалось еще больше часа времени, и, сидя в зале ожидания первого класса, Оливия разослала родным эсэмэс о том, как она по ним скучает и как ей было хорошо с ними в круизе. Алекс ответил немедленно. Лиз с дочерьми и Филипп с Амандой были уже в полете, поэтому не ответили. Вскоре и Оливии пришлось выключить и убрать свой телефон. Она думала о близких, когда самолет взлетал и брал курс на Лондон. Ко времени приземления в аэропорту Хитроу она погрустнела. Оливию встретил и отвез в гостиницу ее постоянный шофер из отеля «Кларидж», где для нее был забронирован люкс. Когда зазвонил телефон, она вздрогнула от неожиданности, поскольку была погружена в свои мысли. К ее удивлению, в трубке раздался голос Питера Уильямса:
– Я просто хотел убедиться, что ты благополучно добралась до Лондона. Как прошел круиз?
Судя по тону, он был рад возможности поговорить с ней, а Оливии было приятно услышать голос друга. Ей было так одиноко.
– Просто замечательно! Мне так грустно, что он закончился. Жаль, что придется ждать еще целый год, чтобы опять поехать с ними в отпуск.
– Я всегда чувствую то же самое, когда дети уезжают по окончании отпуска из нашего дома в Мэне. Чувствуешь какую-то пустоту. Возможность побыть с ними хоть какое-то время – это такой подарок!
Схожими были и ее чувства после круиза.
– Думаю, что у меня этакая ломка, – сказала Оливия, глядя в окно своего номера. Сердце разрывалось от тоски, и она задавалась вопросом, тосковали ли дети по ней так же, когда она отсутствовала. Если да, то, как она думала, ее нынешнее самочувствие служит адекватным наказанием.
– Кстати, с днем рождения, извини, что с опозданием! Наверное, было здорово отметить его с семьей!
– Очень. Мы танцевали до трех утра. А на Сардинии гуляли в клубе до пяти.
– Ну, значит, ты гораздо моложе меня, – сказал он с сожалением. – Последний раз я гулял до пяти, когда у меня родился сын.
– Я тоже. Но меня внуки вытащили танцевать. Ради них приходилось держать марку.
– К счастью, мои еще маленькие и не ходят на танцы. А когда станут ходить, я буду кататься в инвалидной коляске в каком-нибудь доме престарелых.
– Надеюсь, что нет, – рассмеялась в ответ она.
– Мне не хочется тебя огорчать плохими новостями, но пресса опять подняла бучу вокруг использования детского труда на азиатских фабриках.
– Я знаю. Мне писали из офиса пару дней назад, и я велела послать тебе копию сообщения. Прессе известно что-нибудь, чего мы не знаем?