Эль Кеннеди - Сделка
– Нет, не ладно. Первое: мне ясно, что ты абсолютно не ценишь мое время; второе: мне ясно, что ты не хочешь заниматься, иначе ты ждал бы меня с застегнутыми штанами и с раскрытым учебником.
– Ах так? – с вызовом произносит он. – Ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты корпишь над учебниками двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и ни с кем не трахаешься? – У меня холодеет в животе. Я молчу, и Гаррет с подозрением вглядывается в меня. – Трахаешься, да?
Мое раздражение настолько сильно, что я фыркаю.
– Естественно. Но… не в настоящий момент.
– И сколько же длится этот настоящий момент?
– Год. Только это не твое дело. – Я стискиваю зубы и отпираю водительскую дверцу. – Иди, Гаррет, к своей шлюшке. А я еду домой.
– К шлюшке? – повторяет он. – Тебе не кажется, что это слишком грубо? А вдруг у нее стипендия Родса[28]?
Я изгибаю одну бровь.
– Вот как?
– Ну нет, – признается он. – Но Тиффани…
Я хмыкаю. Тиффани. Естественно, ее зовут Тиффани.
– …очень умная девушка, – мрачно договаривает он.
– Ага, я в этом не сомневаюсь. Вот и возвращайся к мисс Умнице. А я поехала отсюда.
– Мы можем перенести на завтра?
Я открываю дверцу.
– Нет.
– Ах так? – Гаррет обеими руками придерживает дверь. – Тогда, как я понимаю, наше свидание в субботу тоже отменяется?
Он пристально смотрит на меня.
Я смотрю на него.
Но мы оба знаем, что первым он взгляд не отведет.
Неожиданно мне вспоминается наш недавний разговор с Джастином в коридоре. У меня опять начинают пылать щеки, но на этот раз не из-за того, что я застала Гаррета без штанов. В буквальном смысле. Джастин наконец-то признал мое существование, и если я не попаду на эту вечеринку, лишусь шанса поболтать с ним за пределами колледжа. Мы с ним вращаемся, так сказать, в разных кругах, и если наше общение будет ограничено лекцией по этике раз в неделю, мне придется проявлять инициативу и изобретать всякие предлоги для встречи с ним вне аудитории.
– Замечательно, – сердито говорю я. – Увидимся завтра. В семь.
На его физиономии Гаррета расплывается самодовольная улыбка.
– Я так и думал.
Глава 15
Я прилагаю все усилия к тому, чтобы в четверг к приходу Ханны в доме никого не было. То, что она вчера наткнулась на Тифф, меня скорее позабавило, чем смутило. Радует и то, что Ханна ворвалась ко мне не ради эксклюзивного снимка. Она покраснела бы раз в десять сильнее, если бы слышала, как Тифф вопит во время оргазма.
Если честно, в глубине души я подозреваю, что Тифф имитировала оргазм, издавая те же стоны, что в порнофильмах. Я не утверждаю, что в постели я настоящий жеребец, но я предельно внимателен и никогда ни от кого не получал жалоб. Однако вчера мне впервые показалось, что передо мной разыгрывают спектакль. Все это, как ни удивительно, получилось… без удовлетворения. Не знаю, имитировала она оргазм или просто преувеличивала удовольствие, но у меня нет желания еще раз повторять это представление.
Ханна стучит в мою дверь. Она не ограничивается одним стуком. Она стучит раз десять, потом, после того как я крикнул «Входи!», еще два раза.
Дверь открывается, и неуверенными шагами входит Ханна, прикрывая глаза ладонями.
– Здесь безопасно? – громко спрашивает она. С закрытыми глазами она вытягивает вперед руки и идет вперед, как слепец.
– Ну, ты и зараза, – со вздохом говорю я.
Она открывает глаза и устремляет на меня мрачный взгляд.
– Я просто проявляю осторожность, – надменно заявляет она. – Не дай бог застукать тебя во время очередного секс-фестиваля.
– Не беспокойся, до секса мы даже не добрались. К твоему сведению, мы на этапе эротического стимулирования. Между второй и третьей базами, если быть точным[29].
– Перебор. СМИ.
– Ты спросила.
– Я не спрашивала. – Она по-турецки садится на кровать и достает конспект. – Ладно, хватит болтать. Давай я прочту твое переделанное эссе, а потом займемся практикой.
Я передаю ей листок и откидываюсь на подушки. Дочитав, Ханна смотрит на меня, и я вижу, что она под впечатлением.
– Это очень хорошо, – признается она.
Будь я проклят, если я не испытываю прилив гордости. Я едва не надорвался, решая эту нацистскую дилемму, и похвала Ханны не только доставляет мне удовольствие, но и подтверждает то, что у меня неплохо получается залезать в чужие мозги.
– Между прочим, действительно хорошо, – снова говорит она, просматривая заключение.
Я насмешливо ахаю.
– Господь всемогущий! Это комплимент?
– Нет. Забираю свои слова. Полнейшее дерьмо.
– Поздно. – Я машу пальцем у нее перед носом. – Ты считаешь меня умным.
Ханна тяжело вздыхает.
– Ты умный, когда заставляешь себя потрудиться. – Она делает паузу. – Ладно, может, я сейчас скажу полную хрень, но я всегда думала, что спортсменам учиться легче. В академическом смысле. Ну, что им запросто ставят А только потому, что они очень важны для университета.
– Эх, если б все было так. Я знаю ребят из команды Иствуда, так вот, профессор даже не читает их работы, просто шлепает на них высший балл и передает обратно. В Брайаре же преподы заставляют нас работать. Гады.
– А как у тебя дела на других курсах?
– Везде А и мерзкая С по испанской истории, но все это изменится, когда я сдам этику. – Я ухмыляюсь. – Я ведь не тупой качок, каким ты меня считала, правда?
– Я никогда не считала тебя тупым. – Она показывает мне язык. – Я думала, ты просто болван.
– Думала? – Я даю ей понять, что обратил внимание на прошедшее время. – Не означает ли это, что ты видишь ошибочность своих оценок?
– Нет, ты и остаешься болваном. – Она хмыкает. – Только умным.
– Достаточно умным, чтобы сдать экзамен? – Хорошее настроение исчезает, как только я вслух произношу вопрос. Пересдача завтра, и меня уже начинает бить мандраж. Я сомневаюсь, что готов, но убежденность Ханны смягчает мою неуверенность.
– Абсолютно точно, – заявляет Ханна. – Если ты отбросишь в сторону свою субъективность и будешь придерживаться тех взглядов, что проповедовали философы, то справишься, я уверена.
– Мне деваться некуда. Мне очень нужна эта оценка.
– Тебе так важна команда? – сочувственно спрашивает она.
– Это моя жизнь, – отвечаю я.
– Жизнь? Ого. Да ты давишь на себя, Гаррет.
– Хочешь знать, что такое давление? – В моем голосе звучит горечь. – Давление – это когда тебе семь, а тебя сажают на протеиновую диету, чтобы ускорить рост. Давление – это когда шесть дней в неделю тебя будят на рассвете и гонят на каток отрабатывать упражнения и твой папаша целых два часа только и делает, что свистит в свисток. Давление – это когда тебе твердят, что ты не станешь мужиком, если потерпишь неудачу.
Я вижу по ее лицу, что она потрясена.
– Дерьмо.
– Ага, вот так, если вкратце. – Я пытаюсь отогнать воспоминания, но они уже заполнили голову, и от этого у меня в горле разбухает комок. – Поверь мне, то, как я давлю на себя, ничто по сравнению с тем давлением, которое пришлось вытерпеть мне.
Она прищуривается.
– Ты же говорил мне, что любишь хоккей.
– Да, люблю, – хрипло отвечаю я. – Я только на льду чувствую себя… живым, что ли. Поверь мне, я буду задницу рвать ради того, чтобы стать тем, кем хочу. Я… я не вправе завалить экзамен.
– А что будет, если ты все же завалишь его? – спрашивает она. – Какой у тебя запасной план?
Я хмурюсь.
– У меня такого нет.
– Всем нужен план «Б», – настаивает она. – Что, если ты получишь травму и не сможешь больше играть?
– Не знаю. Наверное, стану тренером. Или, может, спортивным комментатором.
– Видишь, у тебя есть план.
– Наверное. – Я с любопытством оглядываю ее. – А какой у тебя план «Б»? На тот случай, если ты не станешь певицей?
– Если честно, иногда я сомневаюсь, хочу ли я быть певицей. Нет, петь мне нравится, очень нравится, но вот быть профессиональной певицей – это совсем другое дело. Я не в восторге от идеи жить на чемоданах или проводить все время в гастрольном автобусе. Да, мне нравится петь перед публикой, но я сомневаюсь, что мне хочется вечерами выходить на сцену перед тысячами зрителей. – Она задумчиво пожимает плечами. – Иногда мне кажется, что я предпочла бы писать песни. Мне нравится сочинять музыку, но я не возражала бы оставаться за кулисами и предоставила кому-нибудь другому проделывать на сцене все эти звездные штучки. Если так не получится, я могла бы преподавать. – Она грустно улыбается. – А если и это не получится, я могла бы попытать счастья в стриптизе.
Я оглядываю ее с ног до головы и аппетитно облизываюсь.
– Ну, твои сиськи для этого подходят.
Ханна закатывает глаза.
– Извращенец.
– Эй, я просто констатирую факт. У тебя шикарные сиськи. Не знаю, почему ты их прячешь. Ими нужно гордиться. Тебе не мешало бы включить в свой гардероб пару шмоток с глубоким вырезом.
