Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Может потому что мне хочется такого же будущего для нас с Вадимом? Чтобы через несколько лет мы точно так же приехали в гости к его старым друзьям — может быть, даже к этим — и я могла легко шутить о его несуществующих похождениях, а он целовал меня в висок так же легко, как будто это часть его самого, как дыхание.

— Он теперь из твоих рук есть будет, — смеется Лори, как только мы остаемся втроем.

Я хочу сказать, что ничего такого на той лекции не было, но вовремя вспоминаю, что и так наболтала лишнего, и решаю молчать.

Вадим объясняет Лори, что они могут занять комнату на первом или втором этаже. Говорит, что и где оставил на случай, если вдруг понадобятся мелочи для детей. Они обсуждают перелет, делятся какими-то шутками, смысл которых явно понятен только им одним.

Я пытаюсь выковырять из себя хотя бы каплю ревности, но больше не получается.

Не понимаю, что между ними было и абсолютно уверена, что тот его теплый взгляд в экран телефона, когда на нем всплыло ее имя, тоже не был плодом моего воображения. Но сейчас всего этого как будто больше нет. Есть только мило болтающие люди с общим бэкграундом, но точно без тайной любовной связи в реальности. Возможно, я когда-нибудь наберусь смелости расспросить его об их прошлом, но, скорее всего, мне не хватит смелости.

Или времени?

Я подныриваю ему под руку, обхватываю за талию, прижимаясь к теплому боку так сильно, как будто мы не в самом жарком штате США, а столбик на термометре даже в это время уже подбирается к тридцати градусам. Замечаю, что Лори обращает внимание на мой приступ собственнической нежности. Немного прищуривается, и мне хочется верить, что в эту минуту она как бы говорит: «Молодец, правильно». Как будто мы старые подруги и она что-то знает об «изнанке» наших отношений. Мысль о том, что Вадим мог что-то рассказать ей о нас, отбрасываю сразу — Вадим точно не любитель вести задушевные разговоры.

Шутов возвращается через минуту: в компании женщины лет пятидесяти, миловидной и почему-то источающей ауру первой школьной учительницы, и с двумя автолюльками-переносками в руках. В них — девочки-близнецы, в меру щекастые, в смешные белых панамках и простых розовых комбинезонах. Я не разбираюсь в детях, Вадим говорил, что им около восьми месяцев, но для меня они выглядят просто как дети, которых уже не страшно брать в руки. Хотя я и дети — это история про побег. Меня мысль о материнстве посещала в жизни всего раз, когда случился незащищенный секс с моим английским сыном лорда, и тогда у меня буквально вся жизнь перенеслась перед глазами как перед смертью.

Девочки очень похожи на своего отца — такие же белобрысые, с серьезными, не по-детски умными глазами. Только у одной глаза — его, черные, как два уголька. А у другой — зеленые. Как у Лори.

Одна из девочек начинает хныкать. Лори тянется к ней, чтобы взять на руки, но Шутов только слегка поворачивает голову.

— Маш, не бузи, — говорит тихо и спокойно.

И малышка тут же замолкает. Просто смотрит на него своими огромными черными глазами, а потом медленно растягивает губы в улыбке, заодно хвастаясь четырьмя смешными зубами.

Я пялюсь на него, как на фокусника, пока Лори представляет женщину — Ирина Леонидовна, их няня.

— Это магия, — пытаюсь пошутить, имея ввиду то, как он одним словом успокоил детские капризы.

— Это папашкины гены, — смеется Лори, вручая ему Машу, пока сама берет из переноски вторую девочку.

— Просто это мои булки, — ржет Шутов, довольно тискающий все больше заливающуюся смехом девочку, — я же их… м-м-м… нажарил.

— Господи, Шутов! — Лори, слегка краснея, снова тычет его локтем.

— У нас обычно так делает Авдеев, — говорю заговорщицким шепотом.

— Дай пять, малая, — Шутов протягивает ладонь, мы несильно шлепаемся, и они поднимаются наверх, чтобы разобраться с вещами.

Няня уходит вместе с ними.

Когда остаюсь наедине с Вадимом, осторожно перевожу дух, немного с опозданием соображая, что он внимательно за мной наблюдает. На секунду замираю с немым вопросом в глазах, в надежде услышать хотя бы какие-то впечатления — в конце концов, сегодня он впервые пустил меня дальше нашего привычного, ограниченного рамками «просто приятный секс» круга. И мне кажется, что справилась я на крепкий… «неуд».

Но Вадим не предпринимает никаких попыток начать разговор.

Он просто смотрит, чуть склонив голову на бок, задумчиво поглаживая улыбающиеся губы.

— Первый блин комом, — не придумываю ничего лучше.

— Разве?

— Не говори, что тебе не было стыдно, — вздыхаю, потому что как только пытаюсь вспомнить все, что и как говорила — сразу хочется забраться под кровать. Обычно у меня никогда не возникало сложностей с тем, чтобы подбирать слова и вести себя непринужденно даже в незнакомой компании. Но сегодня все было… слишком настоящим для моих отточенных, но совершенно фальшивых заготовок.

— Мне не было стыдно, Барби. Ни на секунду. — Он подходит ближе, легко подхватывает меня за талию, подталкивая за бедра вверх, так, чтобы мои руки и ноги инстинктивно обвились вокруг него. — По-моему, тебе нужно просто расслабиться.

— Я думала, ты дорожишь этими друзьями, — пытаюсь нескладно пошутить, но Вадим только слегка хмурится, явно не очень понимая, куда я клоню. Приходиться снова идиотски хихикнуть, «клюнуть» носом его колючую щеку, и расшифровать: — Если я расслаблюсь и перестану фильтровать, то вот эти десять минут позора покажутся просто детским лепетом.

— Отлично, — он в ответ точно так же трется носом об меня. С таким теплом, что сдавливает горло — не выдохнуть. — Просто будь собой, ладно?

— Рискуешь открыть портал в ад, Авдеев, — еле-еле шепчу, потому что чувств слишком много и их приходится держать под контролем. Вряд ли он оценит, если я блевану на него радугой.

— Крис… — Он еще немного сильнее прижимает меня к себе, медленно стравливая легких из моих расплющенных об его грудь легких. — Хватит играть. Так понятнее?

Куда уж яснее.

Я знала, что он влегкую считывает меня еще в тот первый день, когда салон его «Бентли» спас меня от участи превратиться в сосульку. Возможно, он знает меня даже больше. Чем знаю и понимаю себя я. Очень может быть, что он догадывается и о моем самом страшном секрете, и просто водит меня за нос.

Но я снова прячу голову в песок, чтобы не думать о «после».

Потому что мое «сейчас» неумолимо заканчивается с каждым днем.

Глава сорок вторая: Барби

Вечер на калифорнийское побережье опускается не так, как в городе. Здесь нет резкой смены декораций, когда один щелчок невидимого рубильника выключает солнце и зажигает миллионы искусственных огней. Здесь все происходит медленно и плавно: небо из пронзительно-голубого становится сначала нежно-розовым, потом разливается по горизонту расплавленным золотом, и только потом, нехотя, уступает место густой, бархатной синеве, усыпанной звездами.

Лори не любит солнце, поэтому на пляж мы выбираемся только после его заката. Я не спрашиваю, почему. Возможно все дело в ее светлой коже — она такая белая, что иногда кажется почти прозрачной, добавляя ее образу резкий контраст с явно считываемой внутренней силой.

На большом, расстеленном прямо на песке пледе, возится с малышней их няня. Маша и ее зеленоглазая сестра копия — Аня, которую я мысленно окрестила «Мини-Лори», уже не хнычут, а с любопытством разглядывают погремушки. В переносном мини-холодильнике, который предусмотрительно притащил Вадим, позвякивают бутылки соком и водой, шампанское и белое американское вино — один из единичных случаев, когда оно мне действительно нравится.

Атмосфера до одури расслабленная, почти семейная. И от этого мне немного не по себе. Слишком непривычно. Слишком… хорошо.

Вадим и Шутов, тем временем, натягивают сетку для игры в пляжный волейбол. Два огромных, мощных, до неприличия красивых мужика. Оба в шортах и бессовестно топлес, босиком на песке. Я уже успела рассмотреть на смуглой коже мужа Лори татуировку вдоль по граду — от солнечного сплетения и чуть ниже: надпись рукописным почерком: «Собственность Валерии Шутовой». Я почти уверена, что эта надпись была сделала ее собственной рукой и перенесена чернилами на кожу именно в таком виде. Я заметила, что татуировка перекрывает какой-то шрам, от чего он — могу только догадываться, но лезть с расспросами не приходит даже в мою не слишком сейчас соображающую голову. Это не единственная татуировка на теле Шутова — есть еще три отпечатка детских ступней справа на ребрах. Две совсем крошечные, явно принадлежащие их с Лори близняшкам. Третья, самая верхняя, заметно больше. Это отпечаток дочери Вадима? Еще один вопрос, который я тоже не рискнула бы задать даже под пытками.