Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Я сижу в шезлонге, поджав под себя ноги, и делаю вид, что увлеченно разглядываю океан, а сама украдкой пялюсь на них. На то, как напрягаются мышцы на их спинах, когда они вбивают в песок. На то, как они смеются, перебрасываясь едкими, но беззлобными шутками. Между ними какой-то особенный вайб (не люблю это модное словечко, но в данном случае оно подходит просто идеально). Они явно не из тех друзей, которые тусят вместе на каждый праздник, но я почти уверена — несмотря на иронию и язвительность, вытянут друг друга из любой херни.

У меня внутри что-то неприятно колет. Зависть? У меня никогда не было такого друга, а у Вадима — целых два.

— Отличный вид, да? — слышу голос Лори, когда она заканчивает наносить солнцезащитный крем. С солнцем она явно абсолютно на «вы».

— Я уже жалею, что не прихватила наличку — парни явно заслуживают парочку баксов в трусы, — ляпаю первое, что приходит в голову.

— Я вообще-то про вид на океан, — говорит Лори.

Блядь.

Я открываю — и молча закрываю рот. И когда кажется, что она вот-вот выльет на меня парочку «ласковых» за то, что я пялюсь на ее мужа — громко смеется.

— Я шучу, Кристина, — качает головой. — Какой к черту океан, когда тут такая тестостероновая скважина!

— Боже, а я уже почти покаялась, — пытаюсь отшутиться, хотя на долю секунду правда поверила, что она может выцарапать мне глаза.

Агрессивной, а тем более неадекватной, она явно не выглядит. Она выглядит как женщина, которая точно не стала бы загораживать своего мужика от двух наглых американок в метро. Потому что она в нем уверена. А я почему не уверена, если Вадим не дает повода? Почему в голове все время зудит, как заевший код: «Ты недостаточно хорошая девочка»?

— Ну что, лентяйки, готовы потрясти задницами? — кричит Шутов, подбрасывая в воздух волейбольный мяч. Его белобрысая голова в свете зажженных на террасе фонарей кажется почти платиновой. — Играем парами или девочки против мальчиков?

— Мечтай, Шутов! — отзывается Лори, поднимаясь с соседнего шезлонга. — Против женской команды у вас вообще никаких шансов

Она тоже в шортах и короткой майке, встает, потягивается, уделяет пару минут дочкам, которые встречают ее внимание громким смехом. Эти белобрысые колобки вообще, кажется, смеются все время. Честно говоря, у меня были опасения, что два младенца в доме явно зададут нам всем жару, но они просто, блин, какие-то идеальные дети — спокойные, смешные, всегда за любую движуху, лишь бы с горой погремушек.

— Так что, исключительно во избежание вашего позорного мужицкого разгрома, — говорит Лори, пока идет к мужу, и я снова залипаю взглядом на ее татуированные руки, — предлагаю играть парами.

Я смеюсь немного нервно, потому что в волейбол играла последний раз еще школе, и то — в основном стоя в углу, молясь, чтобы мяч до меня не долетел.

Выбираюсь из шезлонга, ставлю бутылку с водой на песок, расправляю складки спортивного платья со скрытыми шортами. Наряд, прямо говоря, не совсем в тему, но когда я устраивала шопинг в Нью-Йорке, у меня как-то совсем вылетело из головы, что из холода и снега мы перенесемся в жару и пальмы, и это платье — чуть ли не единственная летняя вещь из тех, что я взяла из дому. Не считая купальника, в котором сейчас все-таки будет немного прохладно.

— Я играю как бревно, — говорю себе под нос, становясь на сторону Вадима. — Заранее прошу прощения за этот кринж.

— Эй, я вообще-то тоже в твоей команде, коза, — напоминает Авдеев, подходя ко мне и легко щелкая по носу. — Не сдавайся заранее.

Мы разбиваем первый «мяч».

Он летит так высоко над сеткой, что в первую секунду вместо мысли о том, куда бежать и как его отбить, я просто приставляю ладонь козырьком ко лбу и пытаюсь высмотреть его где-то, блин, как будто вообще за облаками. Вадим успевает отбить, но я даже не понимаю, как он в принципе это делает, если до сих пор в упор не вижу этот проклятый мяч.

После парочки разгромных раундов не в нашу пользу, я готова извиниться и «выбыть по собственному», потому что, очевидно, с семьей Шутовых Вадим в одиночку не справится. Они двигаются, как единый, идеально отлаженный механизм. Он знает, куда она побежит, еще до того, как она сама это поймет. Она принимает его подачу так, будто у них телепатическая связь.

А я просто мечусь по своей половине поля, как курица с отрубленной головой, и в основном — уворачиваюсь от мяча, с редкими косыми попытками его отбить. Не получается вообще никак.

— С такой криворукой слепой напарницей у тебя вообще нет шансов, — говорю со вздохом, когда пропускаю подачу от Вадима и он становится рядом, поднимает мяч с песка и прокручивает его в ладони. — Я думаю, с няней Шутовых у тебя и то больше шансов хотя бы не продуть впустую.

Он просто треплет меня по голову — и делает отличную высокую подачу.

Шутовы снова блестяще ее разыгрывают, а я снова вместо того, чтобы попытаться отбить удар, просто стараюсь не получить этим долбанным мячом по лицу.

Игра превращается в фарс. Вадиму приходится отдуваться за двоих, носиться по всему полю, пока я грациозно изображаю из себя элемент пляжного декора. После очередной моей «изящной» попытки отбить мяч пяткой, я жду взрыв хохота, но вместо этого слышу одобряющие хлопки Лори, шутку ее мужа о том, что вот именно так и происходят все его гениальные открытия — когда он делает то, что работать не должно, но оно почему-то, блядь, работает.

А Вадим каждый раз отдает мне мяч с немой поддержкой во взгляде.

Дает мне шанс — снова и снова, и снова.

Мне кажется, счет уже давно никто не ведет — очевидно, что мы проигрываем, но такое чувство, что заморачиваюсь по этому поводу только я.

В какой-то момент, после особенно сильной подачи Шутова, мяч летит с бешенной скоростью, кажется, прямо мне в голову.

Я даже успеваю его заметить, кажется, за секунду до неизбежного столкновения, но понимаю, что среагировать все равно не успею.

Просто зажмуриваюсь, готовясь к удару.

Но… ничего не происходит. Вместо этого я чувствую внезапно выросшую перед собой стену. Распахиваю глаза — и вижу закрывающего меня собой Вадима. Мяч глухо ударяется об его спину и отскакивает в сторону. Он просто закрыл меня, приняв удар.

Понятное дело, что это просто мяч, а не что-то смертельно опасное.

Что на Авдееве от него, скорее всего, даже синяка не останется.

Но у меня предательски и слишком быстро начинает щипать в носу. Я пытаюсь отстраниться, чтобы «грациозно» не растереть по его плечу свои сопли, но путаюсь в ногах и заваливаюсь назад без шанса противостоять силе притяжения. Вытягиваю руку, хватаюсь за Вадима — и мы падаем вместе.

Я — на мягкий теплый песок, он — сверху, но успевает выставить руку, чтобы не раздавить меня своим весом. Дыхание Вадима опаляет мою щеку, его сердце колотится так громко, что я слышу каждый удар.

— Все в порядке, Барби? — его голос обеспокоенный и чуть хриплый. — Не ушиблась?

Я мотаю головой, не в силах произнести ни слова. Просто смотрю в синие глаза, в которых сейчас нет ни насмешки, ни иронии. Только беспокойство. Настоящее, неподдельное.

— Все… нормально, — говорю я, наконец обретая голос. — Если ты вдруг захочешь заменить меня силиконовой куклой — считай, у тебя уже есть слепок.

Намекаю на свою вдавленную в песок тушку, а сама мысленно молюсь, чтобы он не вздумал ответить чем-то в таком же духе. Почему-то именно сейчас даже безобидная шутка о замене меня кем-то другим, кажется, размажет меня до костей. А может — и вместе с ним тоже.

— Черт, Крис, прости, я не рассчитал, — краем глаза замечаю за плечом Вадима встревоженное лицо Шутова.

— Ты в порядке? — Лори я не вижу, но слышу ее голос.

— Да, — шмыгаю носом, — пострадала только моя гордость.

Вадим поднимается, помогает мне встать. Отряхивает песок с моей одежды и волос. Его руки сильные, но прикосновения — на удивление осторожные. Он снова гладит меня по голове, как маленькую.

Улыбается.