Эйлин Гудж - Сад лжи. Книга 1
Большой Джон снова вернулся к прерванной игре, и Рэйчел присела на край койки Брайана. Сегодня она распустила волосы и, казалось, они слегка потрескивают всякий раз, когда она встряхивает головой. Видно было, что они только что вымыты и в них поблескивали, при резком свете голой лампочки, висящей прямо над койкой, маленькие красные искорки. Брайан с нежностью ощутил исходивший от Рэйчел, отдающий цитрусом запах чистого тела. Он был сыт по горло тошнотворным гнилостным воздухом палаты, и, когда приходила Рэйчел, принося с собой улыбку, сияющую голубизну своих глаз и аромат свежести, он воспринимал это как маленький подарок. Подарок, который медленно разворачивают и так же медленно смакуют.
Сейчас ему хотелось, чтоб у него было хоть что-нибудь для подарка ей самой.
— Это я дневник веду, — пояснил Брайан, заметив удивление на лице Рэйчел, искоса бросавшей взгляды на его блокнот. — Начал с первого дня, как приехал. И записываю пусть понемногу, но каждый день. Можно сказать, что для меня это как палка с зарубками. Моя палочка-выручалочка, помогающая не потерять рассудок.
Рэйчел знала, что у многих парней был такой своеобразный талисман — трость с зарубками, отмечающими число дней, оставшихся до конца срока. Каждый день они отпиливали очередной кусок трости, пока от нее в конце концов не оставалась одна рукоятка. Это означало: можно отправляться домой.
Она понимающе кивнула. Ее глаза сказали Брайану, что ей объяснять ничего не надо. Как с ней легко, подумал он.
— Да, с рассудком здесь не просто. Его запасы тают слишком быстро. И нельзя упускать никакой возможности их пополнить. Кстати, Брайан, чуть не забыла. Я вам тут кое-что принесла. — Сунув руку в карман своей форменной рубашки, она вытащила плитку шоколада. При виде любимого «Джирадели» у Брайана потекли слюнки. — Это мама мне присылает. Ей все еще кажется, что мне десять и я поехала в летний лагерь. Так что, добро пожаловать в «Лунные мелодии». — Она протянула ему шоколад, снова взглянув на его блокнот. — Что вы намерены с ним делать? — спросила она.
— Еще не знаю. Может, сохраню как память. Если у меня когда-нибудь будет сын, я хотел бы, чтобы он это прочел.
— Любите детей? — Рэйчел как-то сразу погрустнела.
— Конечно. У меня дома шесть младших братьев. Как же иначе. Я всегда считал, что у меня их будет по крайней мере дюжина.
— Только дюжина?
— Ну, для начала.
Она засмеялась вместе с ним, но Брайану показалось, что смех ее звучит весьма натянуто.
— А вы бы хотели это прочесть?
Она поняла: ему тоже хочется сделать для нее что-то приятное.
— Можно? — Рэйчел встряхнула головой, и на ее красивом лице появилось выражение нетерпеливого ожидания.
До чего все-таки странно, подумал он, что он не чувствует никакой неловкости, предлагая ей прочесть свои самые сокровенные мысли. Но если говорить серьезно, то что тут удивительного? Ведь тело Брайана знакомо ей лучше, чем его матери. В каком-то смысле можно даже сказать, что она помогла ему второй раз родиться. Возрождая его к жизни, Рэйчел дотрагивалась до каждой части его тела, вычищая раны, кормила с ложечки. Что же тут удивительного, что она стала так ему близка.
Он протянул ей дневник, ожидая, что она положит его в карман и прочтет как-нибудь на досуге. Но Рэйчел начала читать тут же. Начала — и уже не отрывалась и даже не двигалась, только шелестели переворачиваемые страницы.
Наконец она перевернула последнюю страницу. Была уже половина десятого, и от шоколада во рту Брайана осталось одно только приятное воспоминание. Игра в покер закончилась, раненые стали возвращаться к своим койкам неуверенной походкой старых алкоголиков. Лили совершала вечерний обход, проверяя вставленные в дыхательное горло трубки, поправляя повязки и раздавая лекарства. По всей палате заскрипели пружины: это раненые укладывались поудобнее, чтобы можно было заснуть.
Когда Рэйчел подняла глаза, Брайан увидел, что в них стоят слезы.
— Это здорово, — произнесла она глухим от волнения голосом. — Вы заставили меня почувствовать то, чего, черт побери, я совсем не хотела.
— Я знаю, что вы имеете в виду, — ответил он. — Да, такие вещи лучше не знать. Но я хочу написать книгу, когда вернусь домой. Я и начал этот дневник, чтобы ничего не упустить. Правда, не знаю, смогу ли я ее написать. Ведь это значило бы прожить все заново.
— Понимаю, — кивнула Рэйчел. — Но тем более надо ее написать. Как же иначе остановить это безумие?
Брайан задумался, теребя ручку, словно пытался разрешить мучительную проблему. Он чувствовал себя перед Рэйчел совершенно беззащитным. «Надо не поддаваться сразу, — приказал он себе. — Сразу я просто не выдержу».
— Предположим, я ее напишу, — сказал Брайан. — Но кто захочет прочесть мою книгу? Публика требует распять лейтенанта Келли за сожженную деревню Ми Лай. Люди не в состоянии понять, как подобное вообще могло произойти! Спросите любого прохожего на улице, что, на его взгляд, самое страшное из того, что может с ним случиться. В девяти случаях из десяти ответ будет один: смерть! Но разве этого он больше всего опасается? По-моему, больше всего мы боимся… самих себя. Боимся того, что способны совершить, если к этому нас вынудят обстоятельства. Такие парни, как этот Келли, заставляют нас всех задуматься: а не сидит ли где-то в глубине каждого человека нечто, что может заставить его спалить целую деревню.
Прежде чем ответить, Рэйчел долго молчала, устремив на него пристальный взгляд.
— Конечно вы правы, — наконец произнесла она. — Но если не заставлять нас смотреть правде в лицо, как же тогда мы сумеем предотвратить новую бойню? — Подавшись вперед, Рэйчел взяла его ладонь в свои руки. До этого она часто прикасалась к его телу, но всякий раз ее прикосновения были отстраненно-холодными, и за ними не стояло ничего, кроме отношения врача к пациенту. Но сейчас это было другое — словно мощный электрический ток пронзил все существо Брайана. — Пишите книгу. Обязательно пишите. Собственно говоря, она уже написана. И не беспокойтесь, будут ли у нее читатели. Пишите и ни о чем не думайте.
Брайану показалось, что его несет сильный поток — так его захватила ее страстность, непреклонность ее воли.
Он медленно кивнул головой:
— Может быть, я и напишу ее, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Да, может быть.
Прошло две недели. Брайану до смерти нужно было подняться и пойти в туалет. «Неужели, — сверлил голову страх, — люди и вправду могут сойти с ума от неподвижности?»
Вцепившись в металлические поручни, он с трудом приподнялся и сел. Во всем теле ощущалась такая слабость, что от затраченных усилий боль буквально сотрясала его. Черт побрал бы эту вонючую палату! Чтобы он и дальше лежал здесь, как беспомощный младенец?! Ничего, решил он, на этот раз встану и отолью, как положено мужчине. Даже если на его зашитых кишках разойдутся все швы, он все равно встанет с кровати.
