Эйлин Гудж - Сад лжи. Книга 1
В голове у Брайана звон и головокружение. Во рту пересохло. Неужели это во сне? Выходит, и то, что с ним происходило раньше, тоже сон? И он только время от времени выплывал из него, чтобы затем снова впасть в забытье. Вот почему так трудно определить, где кончается реальность и начинается вымысел. Наверняка ему известно только одно: боль, что его терзает, настоящая. Боль сковывает все тело — от шеи до пят, словно его переехал бульдозер. Даже дышать и то больно.
— Как? — переспросил Брайан. — Примерно, как у Сонни Листона после пятнадцати раундов с Кассиусом Клеем, — попытался он отшутиться, изобразив жалкое подобие улыбки.
Лицо женщины сразу же сделалось мягче, словно она ждала с его стороны какого-то знака или сигнала. Она улыбнулась. Ее улыбка была почти осязаема, как прикосновение. Брайану казалось, что женщина взяла его на руки, подняла с кровати.
— Что ж, в таком случае публика вполне оправдала свои затраты. Никто до самого конца не знал, на чьей стороне будет победа. Но сражались вы отлично. Что-нибудь запомнилось?
Брайан попытался на какой-то сантиметр сдвинуть свое тело, чтобы поудобнее лечь на матраце, таком же твердом, как и сама железная койка. Боль тут же вспыхнула с новой силой. Он откинул голову на подушку, тяжело дыша и недоумевая, что же с ним такое произошло.
— Так, немного, — ответил он, когда боль слегка утихла, перейдя в тупое покалывание. — А сколько времени я здесь нахожусь?
— Почти три недели, — ответила женщина. — И большей частью спали. Это морфий вам помогал.
Брайан прикрыл веки. Свет причинял боль. Видеть других, лежащих в койках людей, забинтованных с головы до ног, словно мумии, да еще с торчавшими отовсюду трубками — так же, должно быть, выглядел и он, — было невыносимо.
В голове, где все казалось холодным и темным, от ее голоса веяло странным спокойствием.
— Может быть, будет лучше не стараться вспомнить все сразу, а сделать это постепенно, — посоветовала она.
Откуда ему знаком этот голос? Да, да… знаком. Наверное, он звучал во сне. К его Лбу тем временем прикоснулась маленькая прохладная ладонь, и жгучая боль тотчас отступила. Пусть немного, но отступила.
Откуда-то из глубин подсознания стали всплывать разрозненные куски картины. Мучительным усилием воли он попытался соединить эти куски вместе.
— Мы были в разведке. И, когда шли по джунглям, попали в засаду, — начал вспоминать Брайан. — Да, да, так оно было. Рядом со мной находился Транг… Он наступил на мину. Река… — Глаза раненого широко распахнулись, и он даже попытался приподняться, но удар боли свалил его подобно нокауту: из глаз посыпались красные искры. — Транг? Он что… — спросил Брайан, как только боль немного ослабла.
— Мне жаль, но… — мягко ответила молодая женщина, покачав головой, и попросила: — Пожалуйста, не пытайтесь пока садиться. Лучше, если вы будете лежать. Может быть, вам чего-нибудь принести?
Брайану сделалось сперва грустно, но потом его охватила злость. Значит, ему так и не удалось спасти Транга. Стоило ли тогда вообще стараться? Да и сейчас тоже. Все эти смерти вокруг него, вся эта война — для чего они?
Непроизвольно Брайан перекрестился: «Бедняга Транг. И не только он один. Сколько еще парней погибло. И почему именно я остался в живых? Почему не погиб вместе с другими?»
Впрочем, он тут же потерял всякий интерес к выяснению этого вопроса. Страшная усталость тяжело навалилась на него. Мозг снова начал отключаться.
Облизав губы, он ощутил соленый привкус. Кровь. Губы были потрескавшиеся, шершавые, как наждак.
— Воды, — прошептал Брайан. — Вы сестра?
— Врач, — ответила молодая женщина и улыбнулась. — Но, пожалуйста… Зовите меня просто Рэйчел. За это время мы, мне кажется, стали старыми друзьями.
Она налила в бумажный стаканчик воды из графина, стоящего на маленькой металлической тумбочке возле кровати, поднесла воду к губам Брайана и поддержала свободной рукой его голову. Несмотря на маленький рост, врачиха показалась ему на редкость сильной. Длинный «конский» хвост задел его щеку — прикосновение было мягким, как поцелуй. От нее исходил приятный запах лимона.
Дуновение это вызвало к жизни еще одно отрывочное воспоминание. Ему вспомнилось даже не само событие, а сон, возможно, основанный на каком-нибудь реальном событии. Он был где-то в темном месте, похожем на туннель, и двигался по направлению к источнику света в самом его конце. Свет был резким — у него слезились от боли глаза. Так бывает, если смотреть на солнце. Но свет притягивал его подобно магниту, и он не мог оторвать взгляд от этого сияния. Чем ближе он подходил, тем радостнее становилось у него на душе. Идти было все легче и легче, словно с каждым шагом ослабевало земное притяжение. Он уже не шел, а почти летел.
Но вот тоннель неожиданно наполнился резким пьянящим ароматом. В нем смешивались запахи цветущего лимона, летней травы и свежевыглаженной одежды, которая висела обычно в шкафу у матери. И еще он вспомнил какой-то голос. Голос женщины. Ему не слышно было, что она говорит, но, казалось, женщина звала его. И не вперед, к свету, а назад — от него. Сперва Брайан сопротивлялся, но теперь голос притягивал его все больше, и в конце концов он сдался…
«Да это же была она! — подумал он, отпивая из стаканчика тепловатую воду и вдыхая запах лимона. — Молодая маленькая хрупкая женщина по имени Рэйчел. Она смогла оттащить меня от края… смерти? Господи Иисусе, неужели я и правда стоял на краю?»
Что ж, теперь, продолжал он спрашивать себя, ему надо быть благодарным ей за это? Возможно. Но это все потом. Сейчас он чересчур устал. Ему хочется лишь хорошенько выспаться…
Закончив пить, Брайан, поддерживаемый заботливыми руками Рэйчел, откинул голову на подушку.
— Вот, — произнесла она, — возьмите. Это было на вас, когда вы к нам поступили. — И она положила ему на ладонь что-то холодное, металлическое. Медаль Святого Кристофера. Ее дала ему Роза, когда он уезжал во Вьетнам. Он надел ее тогда же — и забыл. — Я сняла ее и сохранила. Думала, что вам она… понадобится.
— Спасибо, — поблагодарил Брайан, сжимая медаль в руке.
Он попытался представить Розино лицо, но не смог. Единственное, что ему вспомнилось, так это снимок, который он постоянно таскал в своем портмоне. Брайан сделал его прошлой зимой на Кони-Айленде. Погода тогда стояла чудесная. Они весь день провели вместе. У «Натана» поглощали сосиски и жареные креветки; бродили по безлюдному деревянному настилу, по которому, кроме них, гулял только ветер. Им казалось, что они одни в целом свете. В конце прогулки они даже умудрились обморозить пальцы — перчатки не спасали от холода. Тогда он и сфотографировал Розу: она стояла на фоне какого-то заколоченного на зиму аттракциона — немного скованная, с развевающимися на ветру черными волосами, то и дело норовившими попасть ей в глаза, раскрасневшаяся, с улыбкой, такой неуверенной, словно она не вполне осознавала реальность своего счастья и боялась, что оно вот-вот куда-то улетит.
