Белва Плейн - Осколки судеб
– Нет, и не собираюсь даже думать об этом. И тебе не советую.
Она была полна решимости как можно дольше сохранить эту царившую в доме со дня свадьбы атмосферу радости и счастья. Они такая прекрасная пара, подумала она вновь о дочери и Робби Мак-Алистере. Как бы я желала, чтобы они всегда испытывали друг к другу те чувства, которые явно переполняли их, когда они стояли там, соединив руки, среди цветов, друзей и пения птиц! И в голове ее мелькнула мысль: когда я смотрела на них, то вспомнила, как это было в день моей собственной свадьбы. Хотелось бы мне хоть на миг почувствовать снова то, что я тогда чувствовала. Но, вероятно, слишком многое случилось за это время…
Она поднялась и начала убирать со стола.
– Позвоню-ка я маме. Спрошу ее, не хочет ли она пойти вместе со мной в кино.
– Отличная мысль.
Внезапно в кухне зазвонил телефон. Айрис сняла трубку, и на нее обрушился поток невнятных слов, то и дело прерываемых рыданиями.
– Кто? Что? Ты поднялась наверх… я ничего не могу понять, говори яснее! Что? Да, я приеду. Прямо сейчас. Буду через пять минут.
Повесив трубку, она крикнула Тео, все еще находящемуся в столовой:
– Это мамина новая служанка. Я так ничего и не смогла понять из ее слов. То ли дом загорелся, то ли с мамой плохо… скорее же, поторопись!
Тео уже достал из ящика ключи от машины и был на полпути к гаражу.
– Ну-ну, возьми себя в руки, – сказал он, когда они уселись и машина рванула с места. – Не будем делать поспешных выводов. Может, все не так уж и серьезно, и она просто драматизирует. Не волнуйся, мы будем там через минуту.
Не успела машина остановиться, как Айрис быстро взбежала по ступеням и сквозь открытую дверь ворвалась в дом с криком:
– Что случилось? Что?
– Я поднялась наверх. Хозяйка всегда рано завтракает, а тут ее все нет и нет, вот я и поднялась. Я вошла… – Лула заломила руки.
Тео уже поднимался на второй этаж.
– Айрис останься здесь. Подожди.
Но она уже бежала за ним по лестнице. У нее мелькнула мысль, что мать хватил удар, и Тео не хочет, чтобы она это видела. Следом за ним она вошла в знакомую комнату.
Анна лежала на кровати под белым летним одеялом. Волосы ее разметались по подушке, и одна рука в кружевном рукаве была поверх одеяла. Тео, наклонившись, слегка коснулся ее век.
– Это… это инсульт, Тео?
– Нет, дорогая. Не инсульт. Все было быстро и безболезненно. Она ушла тихо, во сне. – И, обняв Айрис за плечи, он подвел ее к стулу и усадил.
Все это была так странно и неожиданно. Несколько минут назад они сидели за столом и ели гренки, поджаренные в молоке с яйцом. И вот сейчас они были здесь, и Тео сказал… Что он сказал? Внезапно охрипшим голосом она резко спросила:
– Она умерла, Тео? Ты это имел в виду?
Он кивнул. В глазах его стояли слезы. Где-то в углу рыдала Лула. Сквозь все еще задернутые шторы в комнату просачивался мягкий свет. Она почувствовала запах стоявших в вазе на столике розовых и кремовых флоксов, маминых любимых цветов. А может, это был запах ее пудры, ее духов? От нее всегда так приятно пахло.
– Я разговаривала с ней только вчера, – потерянно произнесла она. – Она получила открытку от Лауры. Господи! Договорились о посещении концертов в Танглвуде, собиралась поменять машину. Вчера…
– Она не испытала никакой боли, – повторил Тео, вытирая слезы. – Любой хотел бы так умереть.
– Да. – Анна тоже хотела умереть вот так, сразу, без медленного разложения и постепенно возрастающего уродства. Даже в смерти она осталась элегантной. Одеяло было гладким без морщин. – Но как это могло случиться? – проговорила Айрис изумленно. – Она ведь даже не болела.
– Так бывает.
Она поднялась и с помощью. Тео, так как Ноги у нее подкашивались, подошла к кровати.
– Я хочу на нее взглянуть, – сказала она.
Анна, думала она, моя мать. Вот она передо мной на том же ложе, которое она столько лет делила с единственным любимым ею мужчиной. Им повезло, моим родителям. Да пребудет с ними обоими Господь…
Несколько мгновений они стояли так, глядя на Анну, затем Тео вывел Айрис из комнаты.
– Мне нужно сделать некоторые распоряжения, – мягко проговорил он. – Ты иди вниз, к Луле, а я пока позвоню.
Не прошло и нескольких дней после траурной церемонии – приглушенный шепот, цветы, слезы – как им пришлось заняться бумагами – неизбежное следствие смерти – чтобы удовлетворить налоговую службу, фининспекторов и адвокатов.
– В этом столе погребено, наверное, пятьдесят лет жизни, а может, даже и больше, – сказала Айрис.
– Помнишь, в этой самой комнате я сделал тебе предложение, а теперь здесь всюду, куда ни глянь, фотографии наших детей.
Они были в гостиной Анны на первом этаже. Насколько Айрис помнила, гостиная всегда была окрашена в бело-желтый цвет, и мебель подобрана в тон. Здесь Анна занималась своими счетами, вязала или читала. Вот и сейчас на столе лежал сборник стихов и очки для чтения. Прямо напротив стола, на противоположной стене, где, подняв голову, она всегда могла бы ее видеть, висела фотография отца.
– Это фото, должно быть, доставляло ей утешение, после того как папа умер, – сказала Айрис. – Здесь он совсем как живой, кажется, он вот-вот заговорит.
– Тебе очень тяжело? Мне бы хотелось избавить тебя от этого и разобрать все самому.
– Все в порядке. Но, тем не менее, спасибо, Тео. Я сама справлюсь.
– Ты молодец.
Надо было разобрать шкафы и полки, альбомы и коробки со старыми письмами. На все это, похоже, уйдут недели. Это не разборка, подумала Айрис, а скорее восстановление, складывание по кусочкам целой жизни или даже нескольких жизней.
Почему, спросила она себя, принимаясь за работу, я не рыдаю сейчас, в полном отчаянии, как после смерти папы? Вероятно, это даже несколько удивляет Тео. Я, конечно, любила их обоих, и папу, и маму, но папу, несомненно, больше. Возможно, причина тут в том, что он действительно занимал в моей жизни особое место? А может, я не плачу потому, что не чувствую себя сейчас брошенной, как после его смерти? Может, после стольких лет я наконец-то повзрослела? И если это так, то я очень многим ей обязана. Анне, моей матери.
Однажды вечером Тео вышел на прогулку с колли Лауры и их старым, еле ковыляющим пуделем. Насту пило время ужина, и так как уже было начало осени и темнело рано, в домах зажигались огни. Он видел семьи, собравшиеся в своих столовых, но были и такие, кто, решив воспользоваться одним из последних погожих деньков в этом сезоне, готовили во дворе барбекю. Сам он поужинал в одиночестве, так как это был один из тех вечеров, когда Айрис занималась в городе. Прогуливаясь, он вновь подумал о се решимости и неиссякаемой энергии. Еще несколько лет назад он бы не поверил, что они у нее есть. Как же он ошибался!
