Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Приземляемся. Калифорния встречает солнцем и теплом. Контраст с нью-йоркским февралем такой резкий, что на мгновение слепит глаза. Нас уже ждет машина. Крис все так же молчалива, все так же держит дистанцию — скрупулезно, как будто отмерила ее линейкой. Забирается на заднее сиденье, я сажусь рядом, хотя обычно предпочитаю место впереди. Но сейчас мне почему-то хочется быть ближе к ней. Даже если она этого не хочет.

По дороге достаю телефон. Сообщение от Лори. Они с Шутовым и мелкими вылетают сегодня вечером, так что завтра утром будут у меня. Я быстро набираю ответ: «Жду. Дом большой, места хватит всем».

Лори тут же присылает кучу смеющихся смайликов и вопрос: «Точно не боишься нашествия двух орущих младенцев? А то мы можем и в отеле остановиться».

Я усмехаюсь: «После Стаськи в ее два года, меня уже ничем не напугать. Приезжайте. Всех удобств пока нет, солнце вроде бы обещают, с меня — закрытая бухта».

Я замечаю, как Крис хмурится, дергает головой, пытаясь скрыть, что подсматривает в экран. Ревнует? Даже сейчас, когда она сама от меня отгородилась ледяной стеной?

— Хочешь посмотреть, с кем я переписываюсь? — Протягиваю ей телефон без всякой задней мысли.

Мне нечего скрывать. По крайней мере, от нее.

Она фыркает, отворачивается к окну.

— Мне абсолютно все равно, Вадим Александрович, с кем вы там шушукаетесь. У вас своя жизнь, у меня — своя.

— И как тебе, Крис? Норм?

Она непонимающе хмурит брови. Впервые с утра смотрит на меня дольше пары секунд.

— Броня. Не жмет?

— Не понимаю, о чем ты.

Ну что ж, поиграем в твои игры, коза. Посмотрим, кто первый сломается. Хотя я уже, кажется, знаю ответ. И он мне ни хрена не нравится.

Машина подъезжает к воротам «Casa del Sol». Звучит, блядь, как-то слишком пафосно, даже для меня Место, где я надеялся… А впрочем, неважно, на что я там надеялся. Реальность, как всегда, оказалась гораздо прозаичнее. И гораздо сложнее.

Место действительно охуенное. Скалы, океан до горизонта, и это ощущение, что ты на краю света, хотя до Лос-Анджелеса — рукой подать. Я сам выбирал, сам платил, и да, я доволен. Этот дом — не просто вложение. Это… что-то другое. Что-то для будущего. Для души. Для Стаськи. И, возможно, не только для нее.

Выхожу из машины, достаю из багажника наши немногочисленные сумки. Крис плетется следом, как привидение. Ни слова, ни эмоции на лице. Только эта ее отстраненность, которая с успешной периодичностью меня подбешивает. После вчерашней ночи в Нью-Йорке она как будто закрылась на все замки. И я пока не знаю, к какому из них подбирать ключ. Или, возможно, стоит просто выбить к херам дверь.

Дом встречает нас прохладой и тишиной. Он новый, еще не обжитый. Мебель на месте, все подключено, но ощущения «свой берлоги» пока нет, что в общем логично — для этого здесь нужно как минимум пожить какое-то время. А пока внутри пахнет свежей краской, новой кожей и чем-то стерильным. Как гостиничный номер очень высокого класса, но не как место, где хочется остаться.

Я бросаю сумки в холле. Крис останавливается у панорамного окна, которое выходит на террасу и океан. Смотрит вдаль, и я снова не могу прочитать ни одной мысли на ее лице.

— Ну, как тебе эти скромные хоромы, Барби? — пытаюсь разрядить обстановку, но голос звучит как-то слишком громко в этой гулкой тишине.

Она медленно поворачивается. Улыбается вместо ответа. Но выглядит такой вымученной, что лучше бы она просто послала меня нахер.

— Впечатляет, Тай, — дергает плечом. — Очень… просторно.

И все. Никаких ее обычных подколов, никакой язвительности. Просто вежливая, пустая констатация факта. Меня это начинает вгонять в ступор. Я привык к ее огню, к ее дерзости. А вот эта амеба в ее теле — это не моя Крис.

Мозг как-то с опозданием констатирует факт — привык.

Я к ней привык.

Барби не спешит осматривать дом. Вместо этого выходит на террасу, потом спускается по каменным ступеням вниз, к небольшой частной бухте, которую я присмотрел еще когда только выбирал этот участок. Пляж здесь дикий, с крупным золотистым песком и разбросанными по нему валунами, отполированными океаном. Вода сегодня спокойная, лениво набегает на берег, шурша галькой.

Я выхожу на крыльцо, облокачиваюсь на перила и наблюдаю.

Барби идет по кромке воды, чуть подвернув джинсы. Солнце здесь, в Калифорнии, уже припекает по-летнему, хотя на календаре все еще февраль. Крис останавливается, смотрит на океан, потом вдруг начинает расстегивать рубашку. Стягивает ее через голову, бросает на песок. Под ней — тонкий кружевной лифчик. Она фотографировалась в нем в номере, когда показывала свои очередные неудавшиеся попытки исчерпать лимит на карте. Обычно мой мозг не фиксируется на таких мелочах — ну тряпка и тряпка, ее содержимое гораздо важнее. Но в данном случае — я помню. Кажется, если постараюсь, вспомню бОльшую часть всех шмоток на тех фотках. Пока я размышляю, Крис наклоняется, расстегивает джинсы, и они тоже летят на песок. Остается в одном белье — лифчик и крошечные трусики-танга, которые почти ничего не скрывают. Я видел ее голой буквально прошлой ночью, но все равно перехватывает дыхание. Ее фигура на фоне океана — это что-то запредельное. Длинные ноги, узкая талия, высокая грудь, сочная жопа. Кожа, почти не тронутая загаром, кажется какой-то полупрозрачной.

На какое-то время ее лицо кажется спокойным и почти безмятежным, как она, наконец, отпустила всю ту херню, которая кипела в ее голове минимум сутки.

Барби заходит в воду по щиколотку, потом по колено. Взвизгивает, когда очередная волна оказывается холоднее, чем она ожидала. Смеется. И этот ее смех — настоящий, живой — воскрешает надежду на то, что привезти ее сюда, а не отправить домой, было все-таки хорошей идеей. Я стою и смотрю, и вдруг понимаю, что она легко вписывается во все это. Что могу легко представить ее здесь не только сегодня, а и через месяц. Через год. Как она вот так же будет бегать по пляжу, возможно, вообще голая. Будет смеяться, дразнить меня. Как мы будем приезжать сюда вместе, постепенно превращая в хаос дизайнерскую стерильность.

Эти мысли слегка ковыряют мозг. Я никогда не думал о «вместе» ни с одной женщиной после Лори. И до Лори — тоже. Но Крис — как наркотик. Сначала бесит, потом ломает, а потом она вдруг воротит нос — и все, ощущение, что я крепко проебался. Хотя вроде бы не обещал любовь до гроба.

Меня отвлекает сообщение от Алены — моей помощницы. Она очень ответственно отнеслась к моей просьбе пару дней полностью координировать мои рабочие вопросы, отсеивая каждый через плотное сито «не горит», «требует внимания по возможности» и «важно, даже в отпуске». Я давно просто не отдыхал, а идея взять собой Барби постепенно трансформировалась в желание выключить все, что можно безболезненно выключить и уделить время только ей. Все три дня в Нью-Йорке она вела себя тише воды — ниже травы, я даже удивился, что ни разу не устроила бунт.

От Алены список дел, которые нужно сделать прямо сейчас.

Прикидываю нашу разницу во времени — такое чувство, что девчонка вообще не спит и не ест. Пролистываю каждый пункт, делаю короткие заметки насчет того, как лучше все устроить, чтобы нивелировать разницу во времени. В основном, ничего такого, что нельзя было бы решить даже в СМС-режиме.

Верчу телефон в руке, прикидывая, стоит ли начинать важный разговор. Я не особо устал после перелета, но нервяки с Крис все-таки слегка поимели мне мозг. С другой стороны — давать отмашку нужно было еще вчера.

Ловушка для Лёвы сама себя не сделает, а на этот раз скользкий ублюдок окончательно меня достал.

Нахожу в контактах Карлайла — моего юрист в Штатах. Умный, циничный и, что самое главное, абсолютно лояльный ублюдок, который знает, как заставить американский закон работать на тебя, а не против. Он берет трубку после первого же гудка.

— Авдеев, рад слышать. — Алекс — англичанин, и хоть его британский английский заметно поистрепался за годы жизни в Америке, акцент все еще уславливается без проблем. — Надеюсь, калифорнийское солнце не расплавило твои гениальные мозги и я не потеряю своего самого любимого клиента.