Рапсодия в тумане (ЛП) - МайГрид Нален

— Да… — выдыхает, а я жмусь еще ближе, и от ощущения его ягодиц, что к моему члену прижались, перед глазами звездочки в тумане. У кого-то ежики, а у меня вот звездочки пляшут.

Отпускаю крылья и, капнув еще геля, который я ставлю на полочку, чтобы не мешался, обвиваю его талию, по животу ладонями проходясь. Он тоже пахнет очень вкусно, даже гель не может перебить чуть кисловатый аромат голубики. Интересно, он, будучи человеком, так же пах? Но мне безумно нравится то, что хоть его аромат и приятный, он не вызывает во мне желания его съесть. Зато вызывает совсем другое желание…

Веду ладони ниже, тормозя у самой кромки роста волос, и шепчу на ухо:

— Можно?

— Да… — и накрыв мою ладонь, сам ее ниже спускает. Обхватываю твердый член, и я пока не знаю, как ему нравится, поэтому делаю приятно как себе. С опытом у меня совсем напряженка, и мне немного стыдно за себя, за то, что ему достался вот такой неумелый любовник, но я быстро учусь, да и пока все интуитивно понятно.

Он шевелится, потираясь об меня своей попой невероятной, и я ахаю ему на ухо от «звездных»  ощущений.

Член оказывается меж его ягодиц, и это так восхитительно приятно, что я не могу удержаться от того, чтобы толкнуться пару раз, скользя, от наслаждения простанывая. Как тебя такого идеального сделали? Это вообще возможно?

Целую плечо, шею, провожу языком по уху и, не дождавшись признаков сопротивления, продолжаю скользить, одновременно его член лаская. Но Ашу нравится, ему явно нравится, иначе зачем бы он руку свою назад завел, за бедро меня схватил и плотнее к себе прижал?

Хлопок, и крылья исчезают, а Аш всей спиной к моей груди льнет и, повернув голову, целует. Или я его. Я не знаю. Я ничего не знаю. Мне так хорошо, а думы все куда-то разбегаются, даже не попрощавшись, и я полностью погружаюсь в эти крышесносные ощущения. Лаская его, сам лащусь, ловлю мурлыканье его, тоже постанывая, и растворяюсь в нем, в моменте, в нас…

Нас? Как это странно звучит, но так приятно, так тепло…

Чувствую, как его член напрягается, начиная пульсировать. От одной только мысли, что ему хорошо… нет, конечно, не только из-за этого, еще и из-за того, что мой член все еще скользит в его ягодицах бесподобных, меня накрывает — как раз в тот момент, когда он, выкрикнув, изливается. Пачкаю его спину и свой живот семенем, но вода его моментально смывает, а я целую и целую, и целую. Не могу остановиться.

Неужели, счастье — это так просто?..

Глава 40. Ты такой оголодавший…

Мур

Все так странно… В комнате темно, даже свет луны не пробивается сквозь плотно задернутые шторы, а я вижу все так отчетливо,  будто очки ночного видения надел. Даже не так… с ними все немного зеленоватое, а я хорошо вижу и цвета, и мельчайшие подробности, но все равно не так, как днем, а как, я и сам объяснить не могу. Еще и обоими глазами…

Дотрагиваюсь свободной рукой до второго глаза, все еще не веря в его наличие. Столько лет без него,  и на тебе, вернулся!  И запахи… Почти все перебивает сильный, всепоглощающий запах Мила, но если принюхаться, я могу даже с четкостью сказать, сколько дней в этой квартире отсутствует бывший хозяин. Уж третья неделя пошла.

Кажется, я именно поэтому выбрал эту квартиру.  Все происходящее до помнится к ак в тумане, вроде и со мной было, но воспоминания мутнеют из-за пелены,  и лишь обрывки мыслей всплывают.  Помню, как очнулся, единственное, что билось в голове: «Где Мил? Жив?» Но это затмил нечеловеческий голод, всепоглощающий, не дающий думать, соображать. Он чуть утих, и опять — «Мил, Мил, Мил», будто и нет ничего на свете кроме него, будто главная цель моей жизни — обеспечить ему комфорт и защиту.

В нормальном состоянии я бы ни за что ему тогда не поверил, н о я чувствовал его страх, слышал, как колотится сердце, чуял запах пота, видел, как чуть-чуть, но расширились его зрачки. Как я мог его там оставить, игнорируя свои ощущения?

Уже позже ко мне вернулась способность связно мыслить. Я чувствовал себя ребенком, который в ускоренном темпе обучается говорить: от примитива из двух слов до развернутых сложных предложений. Только дети говорить учатся, а я — думать.

Но к тому моменту, как я начал соображать, уже совсем другое желание вело меня, и я не мог ему противостоять. Да и нужно ли? Бегать можно сколько угодно, только от себя  сколько ни беги, ничего не выйдет.

Мил, лежащий на моей руке, зашевелился и, прижавшись еще плотнее, коснулся губами моей груди. Проснулся… Я давно встал, а перед тем как лечь еще и помыл его. По идее, мне надо бы уйти — узнать, как там дом, Аман, Аш, а главное, что с мамой. Уверен, я слышал ее голос, не мог он мне почудиться. Это что-то совсем неправильное. Этого не должно было быть, это не вяжется с ее характером, устоями, ценностями, но это был ее голос. Точно ее.

Только вот оставить Мила — это что-то еще более невероятное.

— Если ты обдумываешь, — сонно бурчит Мил, щекоча меня дыханием, — как тактично мне намекнуть на еще разок, то даже не думай. Не в ближайшие часов пять точно. И то, только после того, как я поем.

Улыбаюсь и провожу рукой по его спине, поглаживая успокаивающе. Я тоже после такого всегда дико есть хотел. Я даже умудрился вспомнить об этом, прежде чем спать лечь, и спер у соседей их ужин, правда, он остыл уже, наверное.

— Я думаю о маме, если честно, — признаюсь я и целую его темные, немного жесткие волосы. — Но еда у нас тоже есть. Принести тебе в кровать?

— Да!

Мил переваливается на спину и лениво барахтается, выпутываясь из одеяла, чтобы сесть. Я вновь улыбаюсь и, прежде чем сорваться за запеченным мясом, наклоняюсь и провожу языком по старому шрамику на губе. Я знаю их все лучше, чем свои. Мил пытается поймать мой язык, но я теперь быстрее, намного быстрее;  миг, — и нет меня. Знаю, помню свои ощущения, когда вот так же Аман делал, только теперь для меня все по-другому, время идет иначе. Но при этом, когда общаюс ь с Милом, нет ощущения, будто он в замедленной съемке. Я не понимаю пока, как это работает, будто, когда я спешу, время, подружившись со мной, изменяет ход.

Оказавшись на кухне, отправляю украденный противень в духовку и ставлю чайник, затем умываюсь и возвращаюсь к Милу, сразу подныривая под его руку, чтобы голову на груди устроить и обнять. Интересно, сколько для него прошло времени? Судя по таймеру на плите — минуты две, а мне кажется — все пятнадцать.

Ощущаю поцелуй в макушку и глажусь об Мила щекой. Как же от него пахнет невероятно. Хочется нюхать без перерыва, жаться, трогать, а лучше лизнуть, хоть капельку. Я как тот кот, что нашел валерьянку и теперь отойти от нее не может. Осталось только помурлыкать и хвост отрастить.

— Я для тебя теперь, наверное, как черепаха, — Мил комментирует происходящее,  а я, не в состоянии бороться с желанием, утыкаюсь носом в его солнечное сплетение. Не могу, какой классный.

— Скорее, как ленивец. Они прикольные. Пушистые… Как ты? Кто тебя исцелил? Я тебя не добил?

Он точно вчера потерял много крови, я видел его повреждения, не все, но даже те, что были видны, выглядели не очень хорошо. Потом я еще добавил, покусав. Зачем же ты мне разрешал? Я бы мог себя остановить, если бы ты запретил. Уверен, что смог бы. Мне и сейчас хочется, но не кидаюсь же.

— Я счастливый, Мур. Только ленивый и голодный. А лечил младший вампир. Он с братом нас с навеса забрал после взрыва. А ты? Каково пополнить семью клыкастых?

— Навеса? Откуда за окном навес?..

— Имени того, кто его натянул, на нем не было,  но, я думаю, что это твоя мама постаралась. Она же нас туда кинула и еще сверху укрыла.

— Это кажется еще более невероятным, чем мои ощущения, — улыбаюсь ему в грудь и носом выше веду, к ключице. — Не понимаю ее плана. Ее же по-любому спалят… Не знаю я, каково «пополнить их семью». Пока не знаю. Сейчас ты — моя семья.

Я осознал это очень четко, еще там, на той лестнице, за пару секунд до того, как мы пошли убить или умереть. Без понятия, что нас ждет дальше и как теперь наша жизнь сложится. Наверное, на нас масштабную охоту откроют… но это мелочи. Я знал, что так будет. Мы знали.