Кристин Ханна - Светлячок надежды
Дороти вспомнила, сколько раз бросала дочь, оставляя в толпе, вспомнила все ее дни рождения, которые она пропустила, и все вопросы, на которые она не ответила. Все присутствующие в этой палате знали печальную историю материнства Дороти. Она никогда не собирала для Талли школьный завтрак, не рассказывала о жизни, не говорила: «Я тебя люблю».
Если она теперь не изменится, не протянет дочери руку, все так и останется теперь уже навсегда.
– Я позабочусь о ней, – прошептала Дороти.
– Я выясню, что у нее со страховкой, и займусь всеми финансовыми и медицинскими вопросами, – сказал Джонни. – Талли получит самый лучший уход.
– Затраты – и кома – могут быть продолжительными. Насколько я понимаю, распоряжение о поддержании жизни она не оставила, а Кэтлин Райан, которая являлась ее душеприказчиком и имела полномочия принимать решения медицинского характера, умерла.
Джонни кивнул.
– Мы обо всем этом позаботимся – как семья. – Он перевел взгляд на Дороти, которая тоже кивнула. – При необходимости документы можно переделать. На этой неделе я поговорю с ее бизнес-менеджером. Квартира Талли стоит несколько миллионов, даже несмотря на нынешний кризис. Если понадобится, ее можно будет продать, но мне кажется, что у Талли максимальное страховое покрытие.
Марджи взяла Дороти за руку, и две женщины посмотрели в глаза друг другу.
– Наш дом в Снохомише все еще не продан. Мы с Бадом можем вернуться и помочь вам.
– Вы так добры, – ответила Дороти. – Но если вы останетесь, у меня будет соблазн поддаться слабости и позволить вам быть ее матерью. Отвечать должна я. Надеюсь, вы понимаете.
Взгляд Марджи был красноречивее слов.
– Один телефонный звонок…
Дороти тяжело вздохнула.
Все. Дело сделано. Впервые в жизни она будет матерью Талли.
12 сентября 2010 г., 18:17
Почти весь день Джонни провел с бизнес-менеджером Талли Фрэнком, разбираясь в ее финансах. Теперь он сидел в своей машине на пароме, а на соседнем сиденье лежала стопка бумаг.
Джонни даже не представлял, как изменилась жизнь Талли за годы, прошедшие после смерти Кейт. Он думал, что Талли сама ушла с телевидения, а затея с ее автобиографией была выгодным предприятием и началом новой блестящей карьеры. Хотя увидеть правду было нетрудно – если захотеть.
Он не захотел.
«Ох, Кэти, – устало подумал Джонни. – Ты надрала бы мне за это задницу…»
Откинувшись на спинку сиденья, он смотрел через открытый широкий нос парома на приближающийся песчаный выступ Уинг-Пойнт. Когда паром причалил, Джонни съехал по тряскому металлическому пандусу на ровный асфальт шоссе.
Дом в конце подъездной дорожки словно купался в лучах вечернего солнца. В этот чудесный час перед закатом воздух был прозрачен и звонок, цвета чистыми и яркими. Сентябрь на северо-западе очень красив – как будто компенсация за серые и дождливые дни, что ждут впереди.
На мгновение в памяти Джонни всплыла картинка – как здесь было прежде. После смерти Кейт дом и двор изменились, как и вся его жизнь. Раньше двор был заросшим и неухоженным – жена все время «собиралась» заняться им. Тогда каждое растение, каждый цветок и куст тянулись вверх и разрастались вширь. Цветы наступали друг на друга, сражаясь за землю, словно забияки на школьном дворе. Повсюду были разбросаны игрушки – скейтборды, шлемы, пластмассовые динозавры.
Теперь во дворе царит порядок. Раз в неделю приходит садовник – рыхлит, стрижет, обрезает. Кусты стали здоровее, цветы выше и ярче.
Джонни заехал в темный гараж и несколько минут просто сидел, собираясь с мыслями. Затем вышел из машины и направился в дом.
Услышав его шаги, мальчики скатились вниз по лестнице, отталкивая друг друга. Джонни давно уже перестал ругать их и почти справился с боязнью, что кто-то из мальчиков упадет и разобьется. Они такие, и ничего с этим не поделаешь. Оба в синих с золотом толстовках с эмблемой острова Бейнбридж и в кедах размера на два больше, чем нужно.
За последние два года они стали очень близки, Джонни и сыновья. Годы, проведенные в Лос-Анджелесе, сплотили их, и мальчики очень радовались возвращению. Тем не менее Джонни замечал трещины, уже появляющиеся в их отношениях. У обоих, а особенно у Уильяма, уже были свои секреты. Уильям стал уклончиво отвечать на самые простые вопросы. «Кто это звонил?» – «Никто». – «Значит, ты разговаривал ни с кем?» Что-то вроде этого.
– Привет, пап, – сказал Уильям, перепрыгивая через последние три ступеньки. Лукас отстал на секунду. Они с размаху опустились на пол, так что задрожали половицы.
Боже, как он любил сыновей! И все же без Кейт он много раз подводил их по мелочам. Не стал мальчикам, да и Маре, таким отцом, которого они заслуживали. Джонни протянул руку и оперся на столик в прихожей. Без Кейт он совершил столько ошибок! Но почему это стало ясно только теперь?
Простят ли они его когда-нибудь?
– Ты в порядке, папа? – спросил Лукас. Конечно, Лукас. Позаботься о Лукасе… он не поймет. Он может скучать по мне больше всех.
Джонни кивнул.
– Завтра нужно убрать и покрасить дом Дороти. Приготовить к возвращению Талли. Я знаю, что вам очень хочется помочь.
Лукас шагнул вперед и заглянул в глаза отцу.
– Это не твоя вина, папа, – тихо сказал он. – Я имею в виду Талли.
Джонни протянул руку и коснулся щеки сына.
– Ты так похож на маму!
– А Уильям на тебя, – сказал Лукас. Старый семейный миф, давно преданный забвению. Но это действительно так.
Джонни улыбнулся. Возможно, так и должно быть – они будут жить дальше, но Кейт останется с ними, напоминая о себе даже в мелочах. Наконец он готов. Как это ни печально, но несчастье с Талли помогло понять, что действительно важно в жизни.
– Где ваша сестра?
– Отгадай, папа, – ухмыльнулся Уильям.
– У себя в комнате?
– Что она делает там столько времени? – удивился Лукас.
– У нее, ребята, сейчас сложный период. Давайте будем к ней снисходительны.
– Ладно, – в один голос ответили оба.
Джонни поднялся по лестнице. Около закрытой двери в спальню Мары он притормозил, но стучать не стал. Он изо всех сил старался не беспокоить ее. Сегодня в больнице Джонни видел, насколько глубока ее боль, а за эти годы он усвоил один важный урок: молчание значит не меньше, чем слова. Когда Мара будет готова к разговору, он постарается не ударить в грязь лицом. Нельзя ее больше разочаровывать.
