Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга вторая
— Хочешь обсудить со мной новости?
Катарин тяжело вздохнула.
— Просто не знаю, что делать, — покачала она головой. — Он так жаден до власти…
— Кто? Райан? — воскликнул, нахмурившись, Ник. — Конечно же, нет. Он мне показался далеко не…
— Нет-нет, — перебила его Катарин, — мой отец. Он — ужасный человек и крутит Райаном как ему заблагорассудится, управляет им, как марионеткой.
— Ваш отец действительно говорил это? Я имею в виду, что он хочет сделать Райана первым президентом-ирландцем и католиком.
— Да, — тихо ответила Катарин.
— И Райан поверил этому?
— Я не знаю, поверил ли он тогда, в первый раз. Ему было всего десять лет. Думаю, что он был просто напуган. Но я лично уверена, что отец считает возможным с помощью своих денег, своих могущественных друзей, а также — подзатыльников, щедро раздаваемых Райану, посадить его в Овальный кабинет Белого дома. И это — не пустая болтовня. Думаю, что он много лет промывает мозги Райану, убеждая в том, что он способен занять высший политический пост в этой стране. Мне жаль брата. В глубине души он не хочет всего этого, и с самой первой минуты своего возвращения в Штаты, когда мы с ним встретились и подружились снова, я стараюсь убедить Райана порвать с отцом и жить своим умом. Мне начинало казаться, что я в этом преуспела. — Она устало вздохнула. — Если бы Райан послушался меня, когда ему исполнилось двадцать, и уехал в Париж учиться живописи! Он ведь поразительно талантлив. Я тогда обещала ему взять на себя все расходы, и Райан был согласен ехать, весь прямо-таки дрожал от нетерпения.
— Теперь я смутно начинаю припоминать, что ты была чем-то расстроена в первое время после приезда в Голливуд. Вик сказал, что у тебя неприятности с братом, но я не подозревал о его способностях к рисованию.
Тут Катарин медленно, осторожно подбирая слова и заново переживая все случившееся много лет назад, пересказала Нику давнишнюю сцену в детской их старого дома в Чикаго.
— Мне кажется, что я никогда не смогу забыть лица нашего отца в тот момент, когда он объявил свою волю, как он хвастался тогда тем, что собирается сделать, как он намерен спланировать политическую карьеру Райана. В тот день я окончательно поняла, что отец ненавидит меня, и именно тогда, в этот самый день, я поклялась себе спасти Райана, чего бы это мне ни стоило.
Ник сидел молча, уставившись куда-то в пространство перед собой.
— Безосновательные амбиции — страшная вещь, — наконец проговорил он. — Ваш отец пытается управлять жизнью Райана, и я не завидую твоему брату. Его жизнь не принадлежит ему.
— Я это знаю, Ник.
Он искоса взглянул на нее и осторожно спросил:
— Так вот почему ты столь усердно работала на Джона Кеннеди, так старательно поддерживала его избирательную кампанию? Чтобы насолить своему отцу?
— Нет, конечно, — пылко возразила Катарин. — Я верю в Кеннеди, мне кажется, что именно в таком человеке нуждалась и продолжает нуждаться эта страна. Он — уникум. Он сумел поразить мое воображение точно так же, как твое и еще многих.
— А мысль о мести отцу совсем не приходила тогда тебе в голову, не руководила твоими действиями? — продолжал настаивать Ник, скептически глядя ей прямо в глаза.
Пораженная тем, что Ник употребил такое сильное слово, как месть, Катарин было открыла рот, чтобы возразить, но неожиданно расплылась в медленной, самодовольной улыбке.
— Скажем так, возможность повернуть нож в нанесенной ему ране прибавляла мне энтузиазма, — созналась она. — Особенно меня радовало то, что ему известно, насколько активно я участвовала в компании ДФК. Я предвкушала, какой это будет для него удар, когда старый Джо Кеннеди перебежит ему дорогу, первым проведя своего сына в Белый дом. Потом Райан мне рассказывал, как взбешен был отец моей деятельностью, называл меня предательницей, и это был наиболее приличный из эпитетов, которыми он меня награждал. Мне повезло, что удалось хоть немного отплатить ему за то зло, что он причинил мне в детстве.
Ник предпочел не расспрашивать ее о причинах вражды с отцом.
— Могу себе представить, как он был тогда зол на тебя! — Сжав губы, он вертел в руках бокал с коньяком. — Человек должен иметь возможность сам распоряжаться, своей судьбой, Катарин, — тихо продолжил Ник, пристально глядя на нее. — Мне кажется, что у Райана есть все необходимое, чтобы бороться за это право, но сопротивляться твоему отцу — очень не просто, я знаю людей такого сорта. Поэтому мой совет — отступи немного, дай своему брату спокойно вздохнуть. Не вмешивайся и не пытайся, пожалуйста, строить из себя, подобно своему отцу, вершителя чужих судеб.
— Я не собираюсь этого делать, — с готовностью согласилась Катарин. — Ты совершенно прав, Никки.
Но про себя она решила: «Патрик Микаэль Син О'Рурк ни за что не победит в этой битве. В конце концов победителем стану я и спасу душу Райана. Он должен быть моим, а этого будет достаточно, чтобы сокрушить моего отца».
Почувствовав на себе изучающий взгляд Ника, Катарин пожала плечами и звонко рассмеялась.
— Довольно говорить о серьезных вещах в такой чудный вечер, давай поболтаем о чем-нибудь более приятном.
Опершись локтями на стол, Катарин подперла ладонями подбородок и посмотрела на Ника своими бирюзовыми глазами, в которых появилось мягкое, мечтательное выражение.
— Должна сказать тебе, Никки, одну вещь. Я страшно рада, что Райан так увлечен Франки. Совершенно очевидно, что они любят друг друга. Она хорошо влияет на Райана, и я надеюсь, что он будет ее слушаться.
— Очень может быть, — лаконично ответил Ник, задаваясь вопросом, не потому ли Катарин поощряет связь Райана с Франческой, что надеется через нее управлять своим братом? Эта мысль неотступно преследовала его весь вечер, несмотря на все его усилия избавиться от нее.
43
Катарин была неотразима, и Ник все сильнее очаровывался ею. Неделя шла за неделей, и они, сами того не замечая, все больше времени проводили вместе, что, конечно, не могло долго оставаться незамеченным в обществе. Они оба были фанатично преданы своей работе, полностью поглощены своей профессиональной карьерой и в напряженном каждодневном труде, который мог показаться иным каторжным, находили покой и удовлетворение, что еще сильнее привязывало их друг к другу.
Николас Латимер заканчивал свой роман. Когда октябрь пришел на смену сентябрю, слова, казалось, забили из него фонтаном, и готовые страницы рукописи с фантастической скоростью стали вылетать из его пишущей машинки, в то время как Катарин вновь обрела прежнюю трепетную любовь к театру и каждый день приходила с репетиций радостно-взволнованной и оживленной.
