Джун Зингер - Любовницы президента
Франческа послала Биллу условный сигнал, что уже пора заканчивать рукопожатия и приступать к следующей фазе торжества. Теперь им необходимо вместе с президентом и прочими официальными лицами проследовать в зал для танцев, чтобы открыть наконец бал.
Видно было, что Билл колеблется… По-видимому, подумала Франческа, ему не больно хочется покидать приемную. Так, значит, то, что она подозревала, правда. Значит, не прибытие президента заставило Билла весь вечер вести себя, как кота на раскаленной крыше. И уж тем более не визит Абигайль. Нет, мотивом его странного поведения является некая особа или особы, приезд которых задерживается по неизвестной для него, Билла, причине…
Никакого смысла сообщать Д’Арси о том, что вечер переходит к следующей стадии, не было. Она и ее друзья уже давно покинули холл и теперь носились по всему дому, визжа от удовольствия. Д’Арси подшучивала над Абигайль, которая все еще дичилась и немного сторонилась шумных приятелей Д’Арси. Абигайль обладает врожденной скромностью, решила про себя Франческа. Это вполне соответствовало теории, что среда более чем гены воздействует на развитие ребенка… Уит Трюсдейл, Селена и Джорж Трюсдейл — сторожа Абигайль… Тоже великие скромники и зажатые какие-то. Впрочем, как и все истинные бостонцы. Но Карлотта? Скромность и скованность были ей равно чужды. Ее скорее следовало назвать беспечной, безрассудной и чрезвычайно жизнелюбивой. Как сама жизнь.
Но ей не хотелось сейчас вспоминать о Карлотте и не хотелось думать об Абигайль. Тем не менее, она несколько раз ловила на себе взгляды племянницы, которая, казалось, хотела ей сказать: «Отчего вы не идете с нами, тетя Франческа? Я хочу быть там, где вы…»
Черт бы ее побрал! Ей что, недостаточно, что она здесь? Что этой девочке от нее-то нужно?
На самом деле Франческа кривила душой. Она знала, что нужно Абигайль. Девочке нужна любовь. А разве не все люди ищут любовь в той или иной ее форме?
Как только президент, его сторонники и Шериданы показались на пороге танцевального зала, оркестр Дачина разразился пьесой «Америка — прекрасная страна», — по всей видимости, в честь высокого гостя, — а потом исполнил «Таллахасси» — в честь губернатора Шеридана. Затем на эстраде показалась маленькая женщина в газовой тунике, надетой поверх атласных шальвар, и заговорила в микрофон голосом, от которого рыдала от восторга вся Америка.
— И теперь, дорогие дамы и господа, давайте пожелаем малютке Д’Арси, нашей имениннице, самого счастливого дня рождения в жизни!
После такого вступления оркестр сыграл аккомпанемент нескольких известных песенок, посвященных знаменательной дате, начиная с «Шестнадцати причин, по которым я тебя люблю». Их исполнила Джуди Гарланд, только что пламенно поздравившая Д’Арси. Сама же Д’Арси стояла чуть ли не по стойке «смирно», словно громом пораженная. Для нее Джуди Гарланд была чем-то вроде Дороти из книги «Страна Оз», которая самым сказочным образом перенеслась по небу, чтобы пожелать ей счастливого шестнадцатилетия. Очнувшись от остолбенения, Д’Арси кинулась к отцу, взяла его за руку и припала к ней щекой:
— Спасибо тебе, папочка, за то, что ты пригласил для меня Дороти, то есть я хочу сказать, Джуди… Я даже не знала, что ты с ней знаком.
— А я с ней как раз незнаком. Она приехала сюда по просьбе моего старого друга. Можно сказать, что она подруга друга.
— Но теперь, надеюсь, она станет и нашим другом, правда, папочка? А мамочка даже словом не обмолвилась, что Джуди приедет к нам!
Д’Арси оглянулась вокруг, пытаясь найти мать глазами. Сначала этого не удавалось, но потом она ее увидела… у входа в зал в противоположном конце комнаты. Ее мать стояла спиной к ней и, несколько неестественно выпрямив спину, разговаривала со статной женщиной, одетой в черное. Рядом с гостьей стоял молодой человек, затянутый в белый смокинг. Он был настолько хорош собой, что у Д’Арси перехватило дыхание.
— Папочка! — Д’Арси потянула отца за рукав.
— Не так громко, детка. Как ты себя ведешь! Посмотри, Джуди все еще для тебя поет.
— Я просто хотела выяснить, с кем это болтает мамочка, — прошептала Д’Арси прямо в ухо отцу. — Взгляни, папа, с кем она разговаривает? Какая-то незнакомая дама, а с ней самый очаровательный парень, которого мне когда-либо приходилось видеть…
Наконец Билл лично соизволил повернуть голову и взглянуть на говорящих, при этом его лицо побледнело даже под золотистым флоридским загаром:
— Это не дама, дружок, а твоя кузина Джудит!
— Так, значит, мальчик, что стоит рядом с ней, мой кузен Ред?
— Полагаю, что так, — сказал Билл и провел кончиком языка по внезапно пересохшим губам. — Более того, я просто уверен, что этот молодой человек твой кузен Ред.
— Вот это да! Я и представить себе не могла, что он настолько хорош!
— Да и я, — пробормотал Билл. — Да и я тоже…
III
Франческа буквально вцепилась в бокал с шампанским, которое разносил на серебряном подносе официант. Выпить ей было просто необходимо!
Она знала, что внешне ее поведение выглядело безуречно… Радушная хозяйка беседует с малознакомой гостьей. Джудит, со своей стороны, держалась с ней подчёкнуто официально, как, впрочем, она держалась и с сётрами Коллинз, и со своими тетушками Франческой и Карлоттой, даже когда все они были детьми одного и того же примерно возраста. Она практически ни раз демонстрировала родственницам, в открытую, к ним зависть, полыхавшую у нее в груди.
Для всех окружающих они болтали весьма дружелюбно, то есть поддерживали обыкновенную светскую беседу, а Ред, стоявший рядом, улыбался им обеим. Он настроен весьма добродушно — так, по крайней мере думала Франческа — и казалось, живо интересовался всем происходящим. Джудит же отчасти изменилась, правда, незначительно — по видимому, сказались годы проведенные ею в обществе политиканов, всегда окружавших ее мужа. По этой причине она легко говорила на любые темы, не слишком задумываясь о смысле сказанного. Да что и говорить, Джудит превратилась в настоящую светскую даму из того подобия гадкого утенка, за которого ее многие принимали в молодости. Конечно красавицей она не стала, но была весьма привлекательна.
Когда-то ломкие и, пожалуй, бесцветные волосы, выглядели сейчас весьма холено и ухожено, отливали перламутровым блеском и были уложены в модную прическу. Тело Джудит, когда-то худое и имевшее впадины на тех местах, где должны были попадаться выпуклости, теперь стало почти изящным и обрело формы, которые, впрочем, являлись итогом физических упражнений особого рода, так же как и строгой диеты. Но вот откуда у нее появились груди? Тут Франческа и в самом деле оказалась в замешательстве, но в конце концов пришла к выводу, что своему бюсту та обязана косметическо-хирургическому вмешательству и парафиновым инъекциям. В этом, собственно, не было ничего особенно шокирующего или необычного, но только не для Джудит. Вернее, той Джудит, которую Франческа помнила столь хорошо. Тогдашняя Джудит чрезвычайно пренебрежительно расценивала подобного рода женские ухищрения и смотрела на них задрав нос. Кстати, о носе. Джудит в этом пункте проигрывала самым определенным образом. Эта часть лица у нее действительно длинновата. Теперь же казалось, что ее нос словно бы укоротился как по мановению волшебной палочки, а вот подбородок, наоборот, увеличился по сравнению с той крохотной выпуклостью, с которой Джудит вступила в пору девичества.
