Джун Зингер - Блестящие разводы
Обзор книги Джун Зингер - Блестящие разводы
Книга будет интересна всем любителям жанра женского романа.
Джун Зингер
Блестящие разводы
МОЕМУ БРАТУ ГЭРИ РИЧАРДУ ФЛАУМУ С ЛЮБОВЬЮ
Умная и очень богатая миссис Вандербильт всегда говорила, что каждая женщина должна выходить замуж дважды — первый раз ради денег, второй — по любви. Однако я всегда говорю, что именно первый брак должен быть по любви, а затем, когда все эти романтические глупости будут позабыты, надо выходить замуж второй раз — для удобства и благополучия. Тогда уж третий брак будет исключительно для удовольствия. А уж потом, разумеется, можно выходить замуж и ради денег, потому что это единственное, что не кончается слишком быстро. Но если вы имеете все эти четыре качества в одном — любовь, удовольствие, секс и деньги — значит, у вас есть то, что называется блестящим браком!
Нора ГрантНакануне приема
Лос-Анджелес. Июнь 1990
Нора открыла окно спальни пошире, чтобы глотнуть свежего утреннего воздуха, почувствовать легкий ароматный ветерок. Это был чудесный день, как нельзя лучше подходивший для приема в саду, — такой редкий июньский день, когда невеста может босиком танцевать при свете солнца на своей свадьбе. Грантвуд Мэнор, расположенный на девяти акрах имения в Бель-Эйр, со своими яркими зелеными газонами, тропическими растениями, буйной зеленью садов, сверкающим голубой водой бассейном и разноцветными холмами — идеальное место для свадебного торжества.
Она вспомнила о том мгновении, когда впервые увидела Грантвуд Мэнор, приехав сюда в качестве молодой жены легендарного голливудского режиссера Т. С. Гранта. Она была не такой уж молоденькой, по голливудским стандартам, и уж конечно, не девственницей, однако, как и всякая невеста, смотрела на все восторженными глазами и голова ее была полна мечтаний. Грантвуд тогда был в весьма запущенном состоянии — земля не ухожена, дом требовал ремонта, — и она отделала и перестроила его; все было вычищено, вылизано, заново меблировано и блестело. Она хотела, чтобы этот дом стал тихой гаванью для тех, кто там живет, и великолепным местом для проведения шикарных приемов, чудесным королевством, где сбываются мечты…
Уже было пора одеваться к приему, но она никак не могла отойти от окна, из которого открывался прекрасный вид на поместье. Слева от выложенного мозаичным узором бассейна находился гостевой дом, а за ним площадка для гольфа, оформленная так же, как площадка для гольфа в Св. Эндрюсе, Шотландия, и была не менее известна, чем голливудская «Грантвуд студия».
Справа теннисный корт, и если прищуриться, можно было различить фигуры длинноногой девушки и златоволосого юноши — рыжеволосой дочери Т. С. — Сэм и красавца — сына Норы — Хьюби. Они грациозно двигались в своих белых костюмах, казалось, они не просто отбивают мяч, но исполняют какой-то замысловатый танец. Но когда она широко открыла глаза, фигуры исчезли.
Нора напряглась, так что почти слышала голоса трех четырнадцатилетних голливудских принцесс — Сэм и ее двух лучших подружек — Хани и Бейб, которые играли во взрослых, фантазируя о том времени, когда они вырастут и жизнь станет прекрасной, такой прекрасной, какой только может быть в фильмах, снятых на одной из студий Т. С., где играет множество звезд.
Но все это было двадцать лет тому назад, а сегодня лишь Грантвуд Мэнор остался прежним, как бы законсервированным во времени огромным английским поместьем, однако приспособленным ко вкусам Голливуда — британское растение, скрещенное с ослепительной флорой роскошного лос-анджелесского сада. Все остальное изменилось: Т. С. умер, три голливудские принцессы выросли, ее собственный прекрасный принц Хьюби давно уехал, а Грантвуд Мэнор стал ее королевской резиденцией, хотя ее падчерица Сэм считала, что он должен принадлежать ей, равно как и студия, — по праву рождения, законам морали и наследования. И сегодня Нора, известная не только своими великолепными приемами, но и четырьмя с половиной браками, давала прием по случаю не бракосочетания, а развода.
И прежде чем закончится день, она так или иначе намеревалась отметить еще один вид развода. Как существуют различные виды брака, так бывают и различные виды блестящих разводов…
Часть первая
Клуб
Лос-Анджелес. Июнь 1990
1
Белая машина с ослепительной блондинкой в огромных темных очках, белом шелковом костюме и широкополой белой шляпе мчалась на запад по бульвару Сан-сет. Девушка остановила машину у светофора, а затем опять нажала на акселератор. Когда потребовалось, она поменяла ряд, затем свернула направо к Восточным воротам Бель-Эйр, причем все делала машинально, мысли ее были где-то далеко.
Все утро она вспоминала одну и ту же картину — девочки-второклассницы прыгают в школьном дворе через веревочку. Две крутят веревку, одна прыгает, а остальные хлопают в ладоши и что-то в такт декламируют, с нетерпением ожидая, когда же наконец наступит и их очередь, хотя, случалось, прыгунья оказывалась такой ловкой и везучей, что ожидание длилось целую вечность.
Но наконец-то наступила ее очередь, и сердце забилось быстро-быстро, в такт детским стишкам:
Сперва любовь,
Потом уж свадьба,
Потом младенцу поешь «бай-бай…»
Здесь ее нога зацепилась за веревку, и она упала.
О да, «сперва любовь…». С самой первой минуты, как она его увидела, с самых первых слов, которыми они обменялись, она поняла, что это любовь. Она так сильно любила, что поклялась сделать для него все на свете.
Затем уж свадьба…
Все говорили, что этот брак заключен на телевизионных небесах. Нора Грант, единственный человек, которого она уважала (не считая своего отца Тедди), даже назвала его «блестящим браком».
Но никакому младенцу петь «бай-бай» не пришлось!
Сперва любовь,
Потом уж свадьба,
Потом младенцу поешь «бай-бай».
Бай-бай, любовь… В конце концов именно это и подразумевается под разводом, разве нет?
Она остановилась у ворот в Грантвуд Мэнор так, чтобы можно было нажать на кнопку и дотянуться до трубки переговорного устройства без особых усилий. Ей ответили не сразу, послышался незнакомый голос:
— Слушаю.
Она назвала свое имя, сняла темные очки и шляпу, так что по плечам рассыпались светло-золотистые волосы, и улыбнулась широкой белозубой улыбкой, так, чтобы ее можно было легко узнать на внутреннем экране телевизора в доме; она знала, что камера помещена на верху королевской пальмы. Это были просто автоматические действия, рефлекс, основанный на внутренней скромности, — поскольку во всем цивилизованном мире не нашлось бы человека старше пяти лет, который бы не узнал Хани Розен. Тем более здесь, где она бывала так часто, что владельцы дома считали ее приемной дочерью.
