Елена Арсеньева - Семь цветов страсти
Дикси присела на крепенькую деревянную скамью, отполированную до блеска с одного края — видимо, дерево хранило память о баронессе, любившей посиживать здесь в предзакатные часы. Наследнице Клавдии фон Штоффен сразу стало ясно это, потому что именно отсюда открывался великолепный вид на опускающееся за холмы солнце. Поверхность реки осыпали оранжевые отсветы, весь воздух насытился почти осязаемой солнечной пылью, вызолачивающей все вокруг — деревья, песок, стены гордо возвышающегося на пригорке дома, сложенные на коленях руки Дикси с наспех собранным букетиком ромашек и тела тех двоих, что подобно мифологическим персонажам резвились в темной воде запруды. Мокрые волосы покрывали тело Рут до пояса, в маленьких торчащих грудях было что-то девственное, непорочное. Она казалась особенно нежной и чуть ли не прозрачной рядом с бронзовым Чаком.
— Дикси, иди сюда! — позвал он, бросив в «баронессу» сорванную кувшинку.
— Простите, у меня не купальный день! — крикнула Дикси, поднимаясь. Игры распалившейся парочки становились слишком занимательными, чтобы равнодушно наблюдать со стороны. А присоединиться к ним ей вдруг расхотелось — не телом, а головой, восставшей не к месту гордостью или каким-то другим чувством, имевшим отношение к целомудрию. — Жду вас за ужином! — махнула она букетиком и, не оборачиваясь, начала восхождение к дому.
Прямо за ней двигалась вверх тень от леска, за которым садилось солнце, так что позади оставался голубоватый вечерний воздух, а впереди, маня к алеющим окнам замка, разливалось море теплого света, в котором порхали белые мотыльки, быстрокрылые стрекозы и коротко, будто трогая струну, звала кого-то птица. На центральной площадке с высохшим фонтаном Дикси обернулась. В сумерках лента реки казалась синей, замерли лиловые кусты. На берегу, уже покрывающемся вечерним печальным флером, никого не было.
…В кабинете все прибрано — небольшой ломберный стол покрыт крахмальной скатертью. Три прибора, салфетки, сервиз, бокалы — все помечено уже хорошо знакомым хозяйке поместья гербом. Дикси поставила в бронзовую тяжелую вазу букет и отыскала канделябр.
— Хозяйке угодно еще что-нибудь? — появилась в дверях Труда. — Вот здесь на шнуре кисть — два звонка для меня, один — для Рудольфа.
— Спасибо, все очень хорошо. Цветам нужна вода, а в канделябр — свечи.
Девушка сделала книксен и взяла букет.
— Хозяйка не хочет посмотреть приготовленные спальни?
— Пожалуй… Да, пусть принесут сюда привезенные нами корзинки с продуктами.
В сопровождении Труды она осмотрела комнаты, находящиеся в полном порядке, с резной мебелью и деревянными, пышно убранными кроватями, словно простоявшими так в заколдованном виде не менее двухсот лет.
— Баронесса поддерживала в жилом состоянии только это крыло. Здесь комнаты для гостей, содержащиеся в безупречной чистоте. Также маленькая столовая на третьем этаже и музыкальная комната.
— С клавесином?
— Да, баронесса до последних дней любила вечерами играть. Я… часто слушала под дверью. Госпожа Девизо, мне надлежит показать вам вашу комнату. Баронесса Клавдия последние пять лет жила на первом этаже — ей было трудно пользоваться лестницей, поэтому прежняя комната, в которой она поселилась шестьдесят лет назад, сразу после свадьбы с бароном, стояла закрытой… В последние дни, предчувствуя кончину, она давала распоряжения по дому, который горячо любила… Так вот, свою комнату и все находящиеся в ней вещи баронесса распорядилась передать лично вам… Мы должны подняться на третий этаж. Это в другом крыле, где башня. Вы не беспокойтесь — там все ждет вас в полном порядке.
— Спасибо, Труда. Я мало знала тетю, но по твоим рассказам она все больше нравится мне. Мы обязательно поговорим еще и навестим комнату баронессы в другой раз, ладно? — Дикси коснулась ее плеча. — А сейчас мне пора встречать гостей.
По анфиладе полутемных зашторенных комнат в обнимку двигалась чудная пара. Издали их можно было принять за персонажей, сошедших с живописного полотна на тему римской истории. Переброшенные через плечо полотенца изображали туники, головы украшали венки из кувшинок, а на лицах блуждало томно-развратное выражение, которым наделяли художники участников вакханалий.
— Я вижу, друзья, вы отлично провели время. Ужин готов. Быстрее в ваши спальни переодеваться — и к столу. Ты не очень утомился, Чакки? — с беззаботной иронией осведомилась Дикси.
— Для полного счастья мне не хватало вас, баронесса. Но ведь праздник только начинается?
— Тебе помочь, дорогая? Я умею стильно сервировать стол. Что мы все же предпочтем — «маркизу Помпадур» или «маркизу де Сад»? — поинтересовалась Рут.
— Святую Марию Магдалину латышского производства. — Дикси с улыбкой поправила венок на голове подруги. — А хлопотать по хозяйству здесь не надо даже святой Марии или опытнейшему дизайнеру с незаурядным вкусом. Для этого у меня есть слуги.
В кабинете хлопотал у стола смущенный Рудольф.
— Хозяйка должна извинить меня — я не смог предугадать ваш визит.
— Мне следовало предупредить вас, Рудольф. Но эта поездка не была запланирована. Мы навестили замок проездом.
— Я могу предложить вам лишь вино, оставшееся в погребах от коллекции нашего хозяина, старого барона фон Штоффена. Отец моего последнего хозяина был большим знатоком, известным во всей империи… — Старик показал стоящие на маленьком столике темные бутыли. — Там на этикетках указаны марка и урожай.
— Спасибо, Рудольф, как раз очень кстати. И можете идти отдыхать. Вы не понадобитесь нам сегодня… Да, завтра, думаю, не позже десяти соберите прислугу в гостиной. Мы вместе решим кое-какие проблемы.
Откланявшись, дворецкий удалился — и вовремя. На пороге комнаты выросла костюмированная парочка. Рут, по-видимому, изображала Саломею, окутавшись найденными в спальне покрывалами. Чак не обременил свою фантазию, набросив поверх туники из простыни ожерелье кувшинок. Очевидно, художница все же помогла ему, заставив отказаться от затертых джинсов.
Второй раз за этот день Дикси почувствовала что-то вроде укола ревности. Когда покидала вечерний берег, преодолевая желание сбросить свой сарафан и превратиться в водяную нимфу, и теперь, ощутив неуместность специально прихваченного для суаре нарядного платья. Она словно превратилась в наставницу, опекающую шаловливых детей, или сластолюбивую сводню, подглядывающую за веселящимися любовниками. Верно — платье определяет стиль поведения. Дикси колебалась между тем, чтобы демонстративно сбросить на ковер свой алый креп, перешагнув через него в другое настроение, либо заявить тоном вполне терпимой к вольностям аристократки: «Прошу всех за стол. Вы чудно выглядите, друзья». Так она и поступила.
