Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах
Но, оставался еще вариант, что он может дорогой не развязаться и тогда… Чего-чего, а смерти я ему не желал. Конечно, при фатальном исходе следствие может предположить, что его уже в дороге связали, ограбили и так далее… Но первое подозрение, что вполне естественно, падет на меня.
Пришел Виктор, и, не вдаваясь в детали, я сказал ему, чтобы он подтвердил в случае необходимости, что я вагон не покидал и весь вечер проспал.
Ночь я спал плохо – крутился, вставал каждый час, пил воду, а утром мои тревоги и волнения прервались – началась работа: из наших цистерн стали брать анализы, затем трое мужиков принялись считать количество сдаваемого вина.
Не мудрствуя – к чему учитывать такие данные, как температура вина, расширительная сила и так далее, – грузины делали количественный расчет очень просто: ведрами доливали вино из одной цистерны в другую и считали, сколько туда поместилось – это, якобы, и было недостающее количество.
А у меня в одну из бандур вообще около полутонны еще с завода не долили – не хватило нужного вина, да и не наливают у нас в точности, под завязку – вино ведь не вода, оно, нагреваясь, имеет свойство расширяться.
Грузины продолжали мерить ведрами, а я помалкивал, понимая, что законов в этой республике не существует, погавкайся я сейчас с ними, так еще неприятности себе на голову накликаешь. Но все же под конец не выдержал, нервы сдали:
– Жлобы несчастные. Мало вам, что ли, что три года назад все руководство завода по решению суда перестреляли к еб…ям собачьим (об этом факте нам поведали словоохотливые русские работники завода), вы опять жадничаете? Некому здесь продавать, некому, поймите, мы сами рады от вина и от вас самих поскорее избавиться.
Работники загудели недовольно, но ускорились и вскоре завершили работу.
Подошел Виктор, шепнул:
– У нас же, если что, есть оправдание, бочка-то течет.
– Молчи пока об этом, если вопрос встанет всерьез, тогда можно будет сделать экспертизу бочки, – сказал я. – Но, думаю, этого не потребуется.
К вечеру нас слили. Если с количеством и спиртовым показателем все выйдет хорошо, загадал я, завтра еще до обеда мы отправимся в обратный путь. А там – ищи свищи, и за Мирчу я не ответчик.
В итоге документы мы получили чистые – один к одному; и вздохнули с облегчением.
– Эй, хозяева, – обратился я к начальнику снабсбыта, а заодно и другому – цеха приемки, когда они в своих, надетых на голову коронных кепках-аэродромах о чем-то увлеченно по-грузински разговаривали. – Сколько слышал и читал в газетах и книгах об этом – кавказская гостеприимность, грузинское радушие, а все не пойму – это о чем? Вина вашего я не пробовал, шампанского – тем более, завтра уеду, забуду про Грузию, и вспомнить будет не о чем.
– Эха, – крякнул Тамаз, начальник цеха, и, подозвав к себе одного из рабочих, что-то зашептал ему на ухо. Затем, уже громко – мне:
– Обижаешь, бидже, не говори так больше, да.
Рабочий вскоре вернулся, в руках он держал четыре бутылки охлажденного шампанского.
Я повеселел:
– Вот, это я понимаю, это по-нашему.
Выпили за грузинско-молдавскую дружбу, затем, как водится, за здоровье родителей, братьев, сестер и всех остальных родственников каждого из присутствующих, включая двоюродных и троюродных дядюшек и тетушек. Когда стемнело, мы продолжили возлияния у костра уже в коллективе проводников.
– Ты помнишь, я тебе рассказывал, что застукал свою жену, вернее, узнал о том, что она мне изменяет? – слегка волоча языком от выпитого, сказал мне Степан.
– Да, что-то такое припоминаю, – ответил я, – но смутно.
– Ну, если быть точнее, не застукал, а сосед мне об этом рассказал. Что какой-то «жигуль» зеленого цвета несколько раз привозил ее домой поздним вечером, когда я в рейсе был. – Я кивнул и он продолжил: – Так вот, приезжаю я с рейса, ну любовь там, сам знаешь как после разлуки, восторги, поцелуйчики, а на вторую ночь моя ненаглядная говорит: «Дорогой, а ты знаешь, что мы сами себя в любви обкрадываем?» – «А что же у нас не так, дорогая?» – спрашиваю я удивленно. – «А то, что все семейные пары живут сейчас полноценной сексуальной жизнью, а не так, как раньше». – «Это как же, милая?». – «Целуют друг друга туда, ну, ты понимаешь, куда, а женщины еще дают в попочку… ну, это…». – «А это не больно?» – спрашиваю. – «Целовать?» – удивилась она. – «Нет, в попочку трахаться?» – спросил я нетерпеливо. «Ну, не знаю, для двух любящих друг друга людей в поисках взаимного удовольствия нет никаких границ. Так что, милый, если ты не против, я готова на эксперимент» – красиво завершила моя милая этот нелегкий для меня разговор. «Ну хорошо, – согласился я. – Тогда давай, милая, действуй».
И что ты думаешь, моя жена, единственная и ненаглядная, с которой я прожил вместе восемь лет, опускается передо мной на колени и берет в рот. Как тебе это нравится, а? Конечно, не очень грамотно, то слегка прикусит, то изо рта потеряет, но, видно, что с большим желанием женщина старается. Ну, кончил я, наконец, а она сглотнула и говорит: «Теперь ты». – «Что я, – «не понял» я». – «Теперь ты туда», – говорит она мне и руками, руками мою голову к себе между ног пихает. «А тебе лизать будет тот, – говорю я, обозлившись, – кто тебя этим глупостям обучал. Неплохо же ты, дорогая, подготовилась к встрече с мужем, из зеленых «жигулей», говорят, целый месяц не вылезала».
Видел бы ты в эту минуту ее лицо. На другой день с утра я ее, стерву, из дома выгнал, и вещи за двери выбросил. Ребенка только жалко, сын у меня с ней.
– Ну, и что же потом? – теперь мне стало по-настоящему интересно, что же было дальше.
– А уже через неделю я опять женился, на своей соседке, молодухе, ей 22 года всего, а той уже тридцать один стукнул. Раньше я как-то не думал об этом, а теперь понял – разница даже в этом возрасте заметная – ну, там, тело лучше, кожа, и молодая гибче, конечно. В постели, я имею в виду.
Я согласно покачал головой, а потом спросил:
– А скажи мне, Степа, извини, конечно, и, если не хочешь, не отвечай.
– Да?
– А свою вторую жену, молодуху, ты об этом, ну, о том, чтобы целовать друг друга во всякие интимные места, не спрашивал? Что она обо всем этом думает?
Степан удивленно воззрился на меня, он казался растерянным.
– Не-ет, а что?
– Так она же из этого поколения, из нового. А новое поколение и любит по-новому…
– Ты хочешь сказать, что и она… это…
– Успокойся, ничего я не хочу сказать, твоих жен я знать не знаю и в глаза не видел. Но спросить, пожалуй, стоило бы… ну, об ее отношении ко всему этому.
– Ты думаешь?
– Уверен. Только осторожно спросить, таким, знаешь, незаинтересованным тоном: «А что ты думаешь, дорогая, о том-то и том-то?»
