Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя
Но позволяю себе улыбнуться в полную силу только когда дверь за ним захлопывается.
И все-таки сажусь на край чертовой огромной кровати.
Подгибаю ноги, упираюсь подбородком в ладони и, наконец, позволяю себе сделать более-менее глубокий вход.
После встречи с Гельдманом не могла отделаться от мысли, что каждое сказанное ним слово и мое согласие будут слишком очевидно бросаться в глаза. Особенно для проницательного Авдеева. И просто чудо, что в итоге на мою слёзную просьбу перенести встречу на неделю, Дэн отреагировал на удивление спокойно, хотя в прошлый раз обещал чуть ли не из-под земли меня достать, если попытаюсь его динамит. Он даже не особо вникал почему я откладываю, хотя я старалась нести убедительную чушь про понос и золотуху. Я даже позволила себе слабую надежду на то, что ему начало надоедать играть в «Ну, погоди!», но на всякий случай все равно сделала с десяток «больных» фото, одно из которых отправила ему как раз перед вылетом.
Но на самом деле мне дико страшно, что как только Дэн меня увидит — он сразу поймет, что я продалась. Плевать, что не за деньги — а за время. Время, которое я украду у долбаной жизни, чтобы побыть с моим Грёбаным Величеством еще немножко.
Глава тридцать шестая: Барби
Утром Нью-Йорк всегда звучит немного по-другому. Он не похож на европейские столицы (хотя я видела вживую не так уж и много), но в нем даже на рассвете нет ни капли разнеженной французской липкости или испанской суеты. Нью-Йорк — это всегда только ритм и только амбиции. Даже воздух, кажется, вибрирует.
Вадим уходит рано, когда за окном только-только начинает светать серо-голубым. Без лишних слов и театральных прощаний. Просто целует меня в макушку и шепчет, чтобы к девяти меня ждет «вкусняшка» из его любимого ресторана в Мидтауне. Я что-то сонно мычу в ответ, кутаясь глубже в огромное одеяло, которое все еще пахнет им. Дремлю, пока он бесшумно передвигается по номеру, потом перемешаюсь в вертикальное положение на кровати, чтобы украдкой посматривать сквозь ресницы, как он надевает белоснежную рубашку, застегивает дорогие часы, прячет под запонками пол-жизни и выходит, так и не разбудив меня по-настоящему. И только когда тяжелая дверь номера закрывается с тихим щелчком, приходит это острое, почти болезненное желание — вскочить, догнать, схватить его за руку, прижать к себе и не отпускать. Затащить обратно в кровать и держать там весь день. Потому что он мой, а не чей-то еще.
На тумбочке, рядом с моим телефоном, — знакомая черная карта без имени. И короткая записка, написанная его резким, уверенным почерком на гостиничном бланке: «Разоряй. Без ограничений. Жду отчет в картинках».
Уголки губ сами собой ползут вверх. Отчет в картинках. Ну, разумеется.
И я иду. Сначала принимаю душ, смывая остатки сна и вчерашней усталости. Доставка из ресторана действительно впечатляет — лосось на гриле, свежие ягоды, какой-то невероятно воздушный омлет и кофе, от одного аромата которого можно сойти с ума. Ем медленно, наслаждаясь каждым кусочком и видом на просыпающийся город из панорамного окна нашего номера на заоблачном этаже.
А потом — Пятая авеню. Сердце мировой моды и безумных трат. Я в своем роскошном соболе — не могла не взять его с собой даже с оговоркой «не набирай много вещей» — волосы распущены и чуть вьются от влажности. Мне дико нравится, как я выгляжу в отражении огромных, сверкающих витрин. Я выгляжу именно так, как должна выглядеть девушка, у которой есть безлимитная черная карта и вся грёбаная Пятая авеню.
Я хожу по магазинам и делаю селфи в каждой примерочной, в каждом магазине, куда захожу, отправляя ему с подписями вроде: «Это пальто точно сделает в твоем бюджете дыру размером с Гранд-Каньон» или «Хочу что-то красное, но не могу выбрать оттенок. Их тут миллион».
Он отвечает не сразу. Иногда через полчаса, иногда через час. Я представляю его на совещаниях, серьезного, сосредоточенного, и как он мельком бросает взгляд на экран телефона, где моя очередная фотография — я шлю их пачками, просто без тормозов. И хочу верить, что мое Грёбаное Величество хотя бы на секунду тянется поправить воротник рубашки, когда их рассматривает.
Хентай: Поставь телефон сбоку, Барби. И чуть ниже нагнись. Хочу знать, как эта юбка сидит на тебе сзади.
Я смеюсь прямо в примерочной «Prada», привлекая удивленный взгляд консультантки. Делаю фото, где слегка приподнимаю край узкой юбки. Отправляю. Мысленно прикусываю губу от острого желания, чтобы он просто был рядом, здесь и сейчас, и сам дотронулся, сам проверил, сам посмотрел, как она сидит.
Из бутика выхожу с той самой юбкой и тончайшим шелковым топом к ней. Потом SoHo — с его богемной атмосферой, маленькими бутиками независимых дизайнеров и уютными кофейнями. Здесь я чувствую себя свободнее. Захожу в небольшой магазинчик с винтажными украшениями, долго выбираю и останавливаюсь на массивном серебряном кольце с непонятным камнем. Оно холодное и тяжелое. Мое. Подумав немного, выбираю Вадиму зажим для галстука.
Фотографирую и отправляю с припиской: «Классика «Красотки» — себе она купила пол магазина, а ему — галстук. Но ты не носишь галстуки, поэтому я купила тебе зажим».
Вадим присылает ржущий смайлик.
Покупаю еще пару платьев — одно длинное, вечернее, из струящегося темно-синего шелка, с абсолютно голой спиной. Другое — короткое, дерзкое, из тонкого черного кашемира, которое, для максимального эффекта, нужно носить строго без белья. Еще — замшевые ботильоны на высоченном каблуке, которые делают мои ноги абсолютно бесконечными. Несколько комплектов шелкового белья, такого дорогого и провокационного, что его запросто можно положить на депозит в швейцарский банк. Авдеев никогда ничего такого не просил и даже не намекал, но мне отчаянно хочется, чтобы у него перехватывало дыхание. Просто когда я встречу его вот так. Просто когда он посмотрит на меня и расправиться с дорогим шелком точно так же беспощадно, как когда-то с моими копеечными трусиками.
Пообедать иду в маленький итальянский ресторан в Гринвич-Виллидж, с клетчатыми скатертями и запахом свежей выпечки. Заказываю пасту с морепродуктами и грейпфрутовый сок. Делаю пару кадров и тоже скидываю Вадиму.
Я: Думаю, что рискую не влезть в обновки…
Хентай: Главное, оставь место для меня.
Я: Сомневаюсь, потому что у меня по плану еще десерт.
Еще час гуляю по Bergdorf Goodman, ощущая себя Алисой в стране модных чудес. Потом Balenciaga, где консультант с внешностью модели пытается убедить меня, что мне жизненно необходимы кроссовки за две тысячи долларов. Я вежливо отказываюсь, но покупаю у них идеально сидящие джинсы. Заглядываю в бьюти-угол на втором этаже Saks Fifth Avenue. Примеряю ароматы, долго думаю, какой бы он заметил первым — новый пудровый от Chanel или что-то более дерзкое, кожаное, от Tom Ford. Останавливаюсь на последнем. Пусть знает, что я могу быть разной.
Пакеты уже не помещаются в руках, приходится вызывать машину, чтобы вернуться в отель. И еще один забег на пару часов.
Вечером, уже в номере, я фотографирую ему эту огромную, без преувеличения гору — пакеты с одеждой, коробки с обувью, флакончики, маленькие упаковки с разной всячиной. Потом, поддавшись порыву, присылаю просто фото приоткрытых губ, чуть подкрашенных новой помадой, с припиской: «Здесь мог быть Ваш член, Вадим Александрович». Он не отвечает сразу. Я успеваю принять душ, переодеться в один из новых шелковых халатов. Но когда его сообщение наконец приходит — я выдыхаю с облегчением, которого сама от себя не ожидала.
Хентай: Неплохо, Барби. Почти разорила.
Хентай: А вот твои губы чуть не стоили мне испорченной репутации.
Я: Я старалась.
Я: Во сколько будешь? Я закажу ужин в номер.
Хентай: Буду поздно, Барби. Ужинай без меня.
