Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Еще несколько месяцев назад я ходила по этим улицам с телефоном, постоянно вибрирующим от сообщений, строила планы на триумфальную месть и не менее триумфальное возвращение. Тогда я думала, что лучшей цели в жизни и придумать нельзя. Видела все в очень удобном черно-белом цвете и не испытывала мук совести. Была уверена, что вернусь сюда другой — сильной, без груза прошлого за плечами и чертовски богатой. На своих условиях. А не как любовница мужчины, которого должна уничтожить.

А теперь я…

— Устала? — Вадим отвлекается от телефона, по которому начал разговаривать сразу после приземления.

— Да ты что, я проспала часов восемь, — фыркаю.

Ловлю момент и прислоняюсь головой к его плечу. Не лезу обниматься, потому что — ну, конечно! — он снова погружается в телефонный разговор и мои телячьи нежности совершенно неуместны. Просто кладу голову на него, опираясь поудобнее, чтобы продолжать наслаждаться видом через панорамную крышу машины.

А теперь я готова есть из твоих рук даже грязь и битое стекло.

Вадим сидит расслабленно. Без привычной маски сосредоточенного хищника. Он даже немного улыбается, когда я кидаю взгляд на огромный билборд с рекламой чего-то фешн. Или когда я хмыкаю, заметив знакомую кондитерскую на Лексингтон-авеню, и обещаю сводить его туда даже если придется за шиворот оторвать от дел. Мы обмениваемся взглядами: он вздыхает и качает головой, я снова — привычно — закатываю глаза с выражением: «Ладно, хорошо, поняла — развлеку себя сама». Я понимаю, что он не просто так сказал про шопинг, которым мне придется развлекать себя пару дней — его я, очевидно, буду видеть только поздно вечером.

— Нравится Нью-Йорк? — обращаю внимание, что Вадим тоже периодически смотрит то вверх, то в окно.

— Ага, мой размерчик.

— Где бы еще твои двести два сантиметра чувствовали себя комфортно как не в городе, с самым большим количеством небоскребов на квадратным метр. — Хотя он ему и правда подходит — такой же мощный, энергетически заряженный и беспощадный ко всему, что путается под ногами.

— А ты как будто притихла, — подначивает Авдеев.

Я вижу, что он набирает что-то в телефоне и нарочно сажусь так, чтобы ничего не видеть.

Дура.

Как будто если я отгорожусь от его дел, это автоматически снимет с меня задание Гельдмана. Но все равно даже знать не хочу, кому, зачем и о чем пишет мой Тай.

— Мне всегда казалось, что этот город меня рано или поздно сожрет, — говорю как есть, потому что какое-то время именно так себя и чувствовала. Особенно когда приходилось спускаться в подземку. — Перемолотит и даже косточек не останется.

— Ну теперь ты со мной, — он осторожно «подталкивает» ко мне плечо, помогая устроиться еще комфортнее. — Покушаться на твои кости имею право только я.

— Как самоуверенно, Вадим Александрович.

Он хрипло смеется куда-то мне в макушку и нарочно «чешет» колючим подбородком, превращая мою прическу в воронье гнездо. И я снова вляпываюсь в любовь к нему. Неважно, как он это делает. Просто факт: даже в чужом городе, в чужой машине, я чувствую себя как за каменной стеной. Потому что рядом с ним.

У Aman New York нет привычной отельной суеты. Вход — как у частной резиденции: стекло, дерево, матовый металл. Нас встречают у двери без фанфар и звонких приветствий, просто с легкой улыбкой и кивком. Никаких формальностей. Проводят мимо ресепшена, дальше лифт — персональный, работающий только по персональной карте на нужный этаж.

На этаже тишина. Стены будто поглощают звук. Мягкий свет, ароматы чего-то древесного и цитрусового.

Открывают номер. Хотя «номер» — это издевательство над языком. Это, блин, целая квартира. Минималистичная, но явно дороже, чем кажется. Просторная гостиная с камином, диван, обеденный стол, рабочая зона. Панорамные окна во всю стену, из которых вид на Центральный парк и светящийся горизонт Манхэттена. Спальня — за раздвижной перегородкой. Светло, комфортно, под ногами мягкий ковер. Стены цвета теплого песка, мебель, текстиль — все в сдержанной гамме графита и льна.

Я пару секунд просто стою на месте, чувствуя, как ступни медленно, но неумолимо врастают в пол.

Когда-то я просто ходила мимо этого здания — и просто смотрела, потому что фантазировала о том, что в нем живут разве что небожители, но точно не бывшая стриптизерша, даже если теперь она носит белую блузку и деловой костюм (с распродажи, но все же). А теперь я внутри, но радость от этой роскоши почему-то противно горчит на языке.

— Полагаю, это тот момент, где я должна выдать восторженное «вау», — с горем пополам «размораживаю» рот и выдаю что-то максимально подходящее моменту.

— Не обязательно, Барби. — Вадим проходит мимо, бросает ключ-карту на стол. Снова смотрит в телефон, хотя теперь я вижу, что под тонким свитером его спина выглядит напряженной. Бросает взгляд на часы. — Еще не очень поздно. Если тебе не комфортно — можем перебраться в какое-то более… подходящее место.

Господи, я чертова эгоистка. Он же не спал весь перелет. Это здесь семь вечера, а наш внутренний будильник показывает уже третий час ночи.

Сбрасываю с плеч пальто, иду к нему, обнимаю сзади и изо всех сил прижимаюсь губами к его спине. Дую, как маленькая, когда падала и царапала колени. Тогда казалось, что, если дуть изо всех сил — будет не так больно. Ни черта не помогало, но сейчас у меня есть только это.

— Мне все нравится, Тай. — «Мне с тобой даже в кипящем котле в аду будет ок».

Он немного подсаживается, закидывает мои ноги себе на талию, и я свешиваюсь с его спины как капуцин. Идем дальше, вглубь, останавливаемся возле кровати. Хотя это, блин, не кровать, а целый остров. Или футбольное поле.

— Это номер для многодетной семьи? — Кладу подбородок ему на плечо.

— Это просто комфортная кровать, — он не сильно «бодает» меня ухом, а когда прикусываю — в отместку рычит.

— Там же человек десять поместится, Тай, — продолжаю рассуждать вслух.

— Посмотри на это с другой точки зрения, Крис: ты — миниатюрная, как раз подходишь для того, чтобы трахать тебя здесь в любом направлении. И никаких ограничений для фантазии.

— Ты ненасытная скотина, Авдеев.

— Все еще никак не могу заштопать мое бедное уязвленное самолюбие после твоего беспощадного «пару раз в месяц».

— Будет мне урок — следить за языком, — делаю вид, что ворчу, но на самом деле я сама стала зависимой от нашего секса. Когда еще признаваться в этом самой себе, если не здесь, практически на крыше мира?

— Мне нравится твой язык, — Вадим переходит с рыка на мягкий, играющий тон, от которого у меня моментально перегорают все предохранители. — Не нужно ничего с ним делать, коза. И с собой — тоже, ладно?

Я задерживаю дыхание, потому что слишком боюсь давать волю фантазии.

Он же ничего такого не сказал. Просто обозначил, что ему нравится эта версия меня, что она его правильно веселит и отвлекает от рабочих миллионерских будней. Это совсем не значит, что он каким-то образом к ней привязался. И чем скорее я избавлюсь от сопливых иллюзий — тем лучше.

Особенно — теперь.

Мне кажется, что Вадим как будто поворачивает голову для поцелуя, поэтому начинаю ёрзать и буквально высачиваюсь из его рук. Делаю шаг назад, чтобы выдохнуть и смести под коврик очередную порцию разбитых иллюзий.

Вадим, слава богу, ничего не замечает. Отходит к гардеробной, уже стягивая свитер через голову, не торопясь и разминая плечи. Поворачивается ко мне спиной — и у меня снова коротит мозг от того, как легко он везде себя чувствует. Как будто действительно просто пришел домой. Никакого дешевого пафоса, ноль попыток утереть нос девчонке-замарашке, хотя я знала гораздо менее обеспеченных людей, с понтами до самой звезды. И это всегда выглядело жутко дешево.

Авдеев абсолютно другой.

— Я в душ, — бросает он через плечо, скрываясь в ванной. — А если будешь хорошей девочкой — позволю залезть ко мне.

— О, так теперь у нас стимулы — кнут и пряничек?