Людмила Белякова - Быть любимой
— Она в метро боится ездить, — нехотя ответила Света, очень надеявшаяся, что Нина не задаст этого вопроса.
Нина недоуменно хмыкнула, но промолчала. Света взяла у нее какой-то детективчик, чтобы хоть чем-то отвлечься в дороге, и уехала. Благо что директор был в отпуске, и поднаторевшие в постоянном вранье девчонки могли без труда прикрыть ее отсутствие в середине рабочего дня.
Трясущаяся нервной дрожью Ирка ждала ее у выхода из метро — даже не смогла заставить себя спуститься на станцию, чтобы отдать пакет с одеждой.
Едва живая от жары и усталости, Света тащилась по, наверное, красивым аллеям Измайловского парка, расспрашивая у старушек с добрыми лицами, как пройти к прудам.
Тетка сидела на дальней скамеечке в тени, растрепанная, с потекшей тушью, почти до пояса выпачканная буро-зеленой, уже высохшей тиной. О случившемся Света спросила ее вскользь. Было понятно, что тетка просто пыталась утопиться в пруду, но не смогла, поскольку завязла в грязи и до глубины просто не добралась. Ее вытащили, как выяснилось потом, какие-то рабочие парка, оказавшиеся поблизости. Попытки суицида в их семье были нередки, но самоубийцами все они были явно бездарными и незадачливыми.
Пока тетка неверными, дергающимися с бодуна руками приводила себя в порядок в ближайших кустах, Света курила и размышляла о своей жизни.
…Вот хорошо бы поехать в Англию вместе с Ниной! Чтоб они жили в одном номере и чтобы та будила ее по утрам, подавала ей в постель настоящий, а не растворимый кофе. (Нина была жаворонком и без труда вставала рано. Кроме того, она ухитрялась готовить отличный кофе по-турецки с помощью кипятильника.) Потом они бы вместе ехали на занятия в этот университет — Свете было бы не так одиноко рядом с этой уверенной, излучавшей энергию женщиной… Потом вечером они куда-нибудь ездили бы, гуляли… С Ниной было так хорошо, интересно, почти так же, как когда-то с Савицким…
По дороге через парк тетка, утирая пьяные слезы, попыталась рассказать Свете, как она ненавидит мужа, доведшего ее до такого гнусного состояния. Света резко оборвала тетку, пригрозив, что если она не закроет рот, то ее, пьяную, не пустят в метро.
В офис Света ввалилась абсолютно обессилевшая, мельком взглянула в зеркало и сразу в отчаянии отвернулась — таким бледным и некрасивым было ее лицо с мутными, загнанными глазами.
— Я у-ми-ра-ю, — простонала Света, плюхаясь в кресло. — Я умираю!
— В связи с чем? — осведомилась Нина, готовя ей чай с ромашкой.
— Но дорога-то какая!
— В принципе я ведь каждый день так езжу, и ничего.
— Я кофе хочу несладкого, — сменила тему Света.
— Нельзя. Это все равно что кнут для голодной лошади: бежать заставит, а сил не даст. Сначала выпейте сладкого чая, а потом — что хотите. Когда я уйду — хоть дозу вкалывайте, а при мне — только полезное.
«Нет, все-таки она меня любит, заботится», — с теплотой и нежностью подумала Света, слегка отходя от усталости и огорчения и прихлебывая сладкий горячий чай, который совершенно не любила.
Когда Нина ушла — у них все работали по индивидуальному графику, — Света раскупорила купленную по дороге банку пива и, поскольку была голодна, опьянела с этих 0,33 литра ничуть не меньше, чем тетка. Она стала жаловаться на свою жизнь Лене, чувствуя, как заплетается язык, рассыпаются фразы, а из глаз катятся пьяные слезы.
Соли на Светины душевные и физические раны добавила девушка из финансового отдела, которая пришла с какими-то документами со множеством цифр в табличках и сказала, что надо позвонить за границу и поговорить по-английски по спешному денежному делу.
Света было открыла рот сказать, что переводчика уже нет и надо отложить разговор на завтра, но, поймав недоуменный взгляд коллеги, прикусила язык, вдруг вспомнив, что и она сама числится переводчиком первой категории и ее отказ в их вечно сплетничающей фирме будет понят как расписка в профнепригодности.
…Ни одного слова из того, что говорила та израильтянка, она не поняла, и ответить что-то, кроме «йес» и «ноу», тоже не получалось. Английские слова только показывались на секунду в ее сознании и сразу прятались в норки, как зеленые мышки, и Света никак не успевала поймать их и вставить в разговор. Света сказала, что связь оборвалась, и положила трубку. Оставалось надеяться, что коллега уйдет, разговор не возобновится, а завтра с утра Нина скоренько расщелкает тему, как она это и делала всегда. Но через несколько минут, когда девушка, болтая с Леной, еще сидела в отделе, раздался настойчивый звон международного вызова. Видимо, ее собеседница знала телефон международного отдела и решила «дожать» непонятливых русских.
Лена, мельком взглянув в Светину сторону, сняла трубку, прилично заговорила по-английски, потом вовсе перешла на язык Дюма и Ронсара и долго болтала с еврейкой, крутясь на кресле и весело хохоча в трубку. Словом, дело закончилось хорошо, вопрос прояснился, а Свете в величайшей тоске пришлось натужно благодарить Лену за подстраховку. А та в ответ, не без легкого ехидства, спросила:
— И как это ты в Англию-то собираешься?.. С твоей-то любовью к устному английскому и путешествиям?
— Как-нибудь… Может, еще и не поеду. Девок оставить не с кем.
Света поняла, что Англия из подарка судьбы превращается в кошмар. Нину, конечно, с ней не отпустят по денежным и организационным соображениям. Вернется ли Евсеев домой — неизвестно. На тетку, по которой явно и навзрыд плакали Кащенко с Белыми Столбами на пару, тоже рассчитывать не приходилось.
Когда и у Лены кончился рабочий день, Света позвонила в отдел кадров, где работала ее лучшая подруга Наташа, и попросила сходить в магазин. Наташа, конечно, сходила и принесла бутылку любимого Светиного мартини «Бьянко» и мясную нарезку с хлебом. Они посидели в запертом отделе, не отвечая на звонки внутреннего телефона и стуки в дверь, и только после этого Свете стало немного лучше.
Остаток вечера прошел в каком-то вязком полумраке. Помнится, она, добравшись затемно домой, набросилась на дочек за немыслимый разгром в квартире, в которой, по-видимому, повеселились от души все пяти- и шестиклассники их микрорайона.
Утром Света безнадежно проспала и не успела вовремя разбудить дочек. До выхода в школу им оставалось минут сорок, а ни завтрака, ни даже чистых колготок у них не было. Света позвонила на работу и сказала ответившей ей неизменно бодрым голосом Нине, что задержится.
— Ничего страшного, — ответила Нина, — я уже и почту забрала, и в общем-то все разбросала.
— А Лена вам помочь не может? Чем она там занята?
— Лена у врача — сегодня же среда. Да и не нужна мне ничья помощь. Я здесь вообще одна справиться могу. Только не за одну зарплату, разумеется.
