Людмила Белякова - Быть любимой
— Ну, ты скажи…
Света молчала, не в силах даже произнести это имя.
— Любовь заслужить надо, а не докладными из людей выколачивать.
— Вы так считаете? А я чем не заслужила? Я все для нее делала! — Холила-лелеяла! Молилась на нее! Отпускала! Зарплату прибавляла!
— Значит, не тем богам молилась и не то делала, что нужно… Да у тебя со всеми так, что с мужиками, что с бабами… Чего ты носишься с этой своей любовью, как дурень с писаной торбой? Есть у тебя муж и дети — вот и люби их. Чего к чужим людям соваться? Ты хоть у кого-нибудь спросила — нужна им твоя любовь?.. Ведь выходит — не нужна… Вот она-то без твоей любви неплохо обходится.
— Вы так считаете?
— Что ты заладила — считаете, считаете… А ты-то по-другому считаешь?.. Значит, ты к сорока с лишним ничему не научилась и, видать, уже ничему не научишься, — сказала Луценко и вышла из кабины.
Света заметила, что проехала свой этаж, и нажала кнопку вниз.
На душе было гадко, гаже некуда. Всех эта бессердечная стерва убедила, что любовь никому не нужна, а ее, Светина, и подавно…
В отделе Света бросила книгу на стол, включила телевизор, чтобы хоть как-то избавиться от звенящей пустоты в голове, и стала готовить кофе. Через минуту пришла Маша и вдруг по-щенячьи радостно завизжала на весь отдел:
— Да это же наша Нина Георгиевна!
Света неохотно глянула на экран телевизора, ничего не увидела и стала искать очки на столе, хотя видеть Чернову, тем более в телевизоре, ей хотелось весьма мало.
— Да нет, вот же!
Машка, сияя дурацкой радостью, вертела в руках книгу, которую дала Луценко. Света надела очки и увидела на последней странице обложки… портрет Черновой, с распущенными по голым плечам, слегка осветленными волосами и с голливудской улыбкой в тридцать два зуба. Мелким шрифтом были напечатаны какие-то дифирамбы — ее называли «известным московским журналистом, автором многочисленных публикаций на тему качества жизни, здоровья и безопасности».
— Нина Георгиевна уже книги пишет! — непонятно почему ликовала Дебранова.
Света перевернула книгу. Она называлась «Оранжевая дискета, или Повесть о последней любви». Все более немеющими руками Света открыла книгу и прочла на первой странице:
«Светлана Творожкова была нежеланным ребенком. Вернее, не то чтобы совсем нежеланным, скорее, каким-то случайным, лишним…»
