Людмила Белякова - Быть любимой
А история Лениного недуга была такая. Сначала, пока ее муж ездил по соревнованиям и «детей они не планировали», Лена принимала гормональные таблетки. Потом Ленин муж, спохватившись и уступив напору многочисленной еврейской родни, стал сам лечить жену от бесплодия другими таблеточными гормонами, хотя, по идее, должен был употребить более простые и естественные средства. Словом, к тридцати трем годам Лена, такая стройненькая на студенческой фотографии, с хорошенькими косичками, превратилась в толстую, почти лысую и бесплодную, как колода мясника, бабу.
Раз в неделю Лена отпрашивалась у Светы к врачу, и все понимали, зачем и к какому, и глотала курсами дорогущие снадобья. Занималась она на работе в основном тем, что печатала на компьютере статьи для медицинского журнала, который издавал ее муж. Он вообще бросался в разные новации, постепенно и безвозвратно тратя то, что заработал честным шахматным трудом, но его начинания, прожив ни шатко ни валко месяца два-три, рушились, так и не принеся дохода.
Свету удивляло то, что Лена, судя по ее рассказам и телефонным разговорам, которые она вела на работе, никогда не ругала Сашку за бесполезную трату сил, времени и, главное, денег. Света бы уж высказала мужу за такие дела!..
Но высказывать претензии было, как правило, некому, потому что Евсеев регулярно жил у родителей. Жизнь проходила в нежных встречах и бурных расставаниях. На работу Света постоянно опаздывала или не приходила вовсе. Девчонки изощрялись в отговорках, почему Света не может подойти к внутреннему телефону, а она сама врала директору, что внутренняя линия все время занята и поэтому она звонит по городскому номеру. Трудно сказать, верил ли Алексашин ее вранью, но не ругал и мер никаких не принимал, и этого было достаточно, чтобы Света испытывала к нему самую горячую благодарность.
Другое дело — сотрудницы. Лена подробно выспрашивала ее о том, что сказал и что сделал Евсеев во время последнего ухода, и обзывала ее все время почему-то на «д» — «дурой», «дубиной» и «дундучкой». Иногда она водила Свету на «психотерапию» к Анне Павловне, которая внушала, что у Светы есть все компоненты счастья и она просто обязана чувствовать себя счастливой. На какое-то время после разговора с Анной Павловной ощущение, похожее на довольство, у Светы сохранялось, и она начинала думать, что действительно не все так плохо — муж, дети, квартира, машина, дача… У многих ли есть все это сразу? Но потом это чувство проходило, и ее опять начинала мучить бесконечная, сосущая, изнуряющая жажда чьей-то горячей любви, искренней привязанности и каждодневной заботы.
Нина почему-то не хотела вселяться в их постоянное помещение и сидела в том отделе, в который первоначально пришла работать. Света с Леной курили прямо в отделе, и, возможно, поэтому Нина, очень пекшаяся о своем здоровье и цвете лица, воссоединяться с канцерогенными коллегами не спешила.
Свете, которой очень хотелось быть поближе к Нине, пришлось уговаривать ее и заверять, что обкуривать они с Леной ее не будут. Наконец, Нина, вняв мольбам, забрала свои вещи из того отдела, где начинала работать, и поздней осенью они все вместе уселись в своем новом помещении на десятом этаже двадцатидвухэтажного здания.
Перед Ниной Свете было стыдно. Нина все-таки была намного старше их с Леной, и взваливать на нее практически всю работу отдела было просто бессовестно, несмотря на ее мощный интеллект и просто-таки поразительную энергию. Но, пытаясь хотя бы вчитаться в лично ей адресованные факсы, Света чувствовала такое отвращение, такую неизвестно откуда наваливавшуюся усталость, что, превозмогая отвращение к самой себе, в отсутствие Нины подкладывала эти бумаги ей на стол, засовывая среди других документов, надеясь, что она не обратит внимания на их появление и походя сделает и ее работу тоже.
«Господи, — иногда с ужасом думала Света, — да я же просто развалина, просто калека по сравнению с ней!»
Слушая по телефону Светины сбивчивые объяснения, что, мол, дверь захлопнулась, когда она была на балконе, Нина, являвшаяся в офис раньше всех, говорила, что ей можно не приходить вовсе, работу она уже всю раскидала, а на вопрос: «А как же вы одна?» — Света слышала убийственное: «А часто ли я не одна? Привыкла. Комплект у нас в отделе — вещь редкая. Экс-клю-зив-чик!»
Слышать это было стыдно, но делать было нечего — дежурный скандал с Евсеевым, начавшийся два дня назад, вошел в заключительную стадию и вот-вот должен был окончиться его очередным уходом, так что Светино присутствие дома было просто необходимо.
Так и случилось, однако, как это было всегда, через пару недель Толька мириться не пришел. Это был самый долгий их разбег. Он даже пропустил — невероятно! — ее зарплату, и Света купила себе утешительный приз — кофточку. Но мириться надо было обязательно, потому что неожиданно Свете предложили поехать на учебу в Англию, не надолго, на неделю, но это была настоящая Англия! То, о чем она не могла мечтать в институте! Но с отъездом появлялись и проблемы. Оставить девочек с теткой не получалось — та запила настолько, что уже становилась неуправляемой, опасной и сама нуждалась в присмотре.
…В конце первого их с Ниной и Леной совместного лета, когда солнце изливало на Москву последние запасы знойной, удушливой жары, Свете позвонила кузина Ира и поведала, что ее мать ждет Свету около прудов в Измайловском парке с чистой одеждой. Тетка, как оказалось, упала в пруд, измазалась в тине и не может ехать домой в таком виде. Света должна была встретиться с Ирой у метро, взять одежду и отвезти тетке в Измайловский парк. Отказаться было нельзя — все-таки материна сестра, да и слишком часто тетка ее выручала, когда не с кем было оставить детей.
У Светы, совершенно не переносившей дальних поездок, кроме как в иномарке, ноги подкашивались от одной только мысли, что придется тарахтеть на другой конец города, по жаре разыскивать тетку в парке и возвращаться на работу двумя транспортами.
Все согласование маршрутов происходило в присутствии сотрудников, и было невероятно тягостно. Вообще-то у Светы мелькнула мысль послать на встречу с кузиной и теткой Нину, которая была еще и удивительно легка на подъем. Но мысль, что Нина увидит сразу двух ее полусумасшедших родственниц, заставила сразу же отказаться от этой спасительной идеи.
— А к чему такие сложности? Почему ваша сестрица не может сама доехать до парка, тем более к собственной матери? — удивленно спросила Нина, очень быстро улавливавшая логические противоречия, неточности и нелепости.
— Она в метро боится ездить, — нехотя ответила Света, очень надеявшаяся, что Нина не задаст этого вопроса.
