Екатерина Спирина - Стереть прошлое
– Рем выбрал Авентинский холм. Как ты понимаешь, они не смогли мирным путем решить, где же все-таки основать город. Существует много легенд на этот счет, но все сводятся к тому, что Ромул убил Рема. Но при этом легенды говорят, что это было случайное убийство, то есть Ромул не был намерен как-то устранять своего брата-близнеца. Но, тем не менее, это свершилось и позволило ему стать единственным и полновластным королем основанного им города Roma23. Место это очень древнее: археологические раскопки говорят о том, что первые поселения датируются примерно тысячью лет до нашей эры.
– Меня прямо дрожь пробирает от такой старины, – сказала Фьямметта.
– Мне, конечно, не очень хочется прерывать твое волнующее погружение в античный Рим, но мы находимся совсем недалеко от одного любопытного места. Вернемся ненадолго в современность?
– Пожалуй, с удовольствием. Надо перевести дух.
Они прошли до конца Виа ди Сан-Грегорио, повернули направо и вскоре достигли базилики Санта-Сабина аль Авентино.
– Сразу предупреждаю, что в базилику не заходим. Не потому, что она не заслуживает внимания… Ведь в Италии нет церквей, которые не заслуживают внимания, – серьезно сказал Фьоренцо. – Просто если мы будем заходить в каждую церковь, мы ничего не успеем. Мы пришли сюда ради Giardino degli Aranci24.
– Хочешь поразить меня необычными апельсинами?
– Нет, studentessa, – улыбнулся он. – Хочу поразить тебя красивым видом.
Они достаточно быстро пересекли живописный парк. Фьоренцо повел ее по своеобразному коридору вдоль стен, почти полностью скрытых в зелени растений. В конце этого тоннеля красовался собор Сан-Пьетро, обрамленный зеленой аркой. Фьямметта, как зачарованная, созерцала этот дивный пейзаж.
– Где-то ты уже видела эту живописную картину, верно, studentessa?
Фьямметта повернула к нему удивленное лицо, и взгляд ярко-синих глаз заставил почувствовать необъяснимый и пронзительный трепет внутри.
– Где-то видела… Дайте мне подсказку, professore?
– Какое слово первым тебе приходит на ум при виде сей картины?
– Bellezza25…
– La grande bellezza26…
– Фильм Соррентино!
– Именно. В одной из сцен фильма появляется как раз этот вид сквозь эту стену на Собор… – Он мечтательно смотрел вдаль, и в глазах его отражалось бесконечное восхищение Вечным городом. – А теперь, вернемся в античный мир, – поспешно сказал Фьоренцо. И не потому, что спешил, а потому, что этот сад – одно из самых романтичных мест Рима, и он почувствовал, что эта романтика начала окутывать его и накрывать своими легкими сетями. А именно этого он всеми силами не хотел допустить. Он снова стал немного напряженным, ощущая недовольство своего внутреннего язвительного голоса.
– Мы входим на территорию священного религиозного Олимпа, – сказал он несколько сотен шагов спустя. – Здесь история будет смотреть на тебя с абсолютно каждого камня, уважаемая studentessa. Как называется храм перед нами?
– Извините, professore, но устройство Форума я не очень хорошо знаю…
– Ладно, studentessa, восполним пробел в твоих знаниях. – Он все-таки заставил замолчать свой язвительный внутренний голос и начал просто получать удовольствие: от прогулки, от своей роли экскурсовода, от заинтересованного слушателя, от общения с ней… – Это храм Весты, который заложил второй царь Рима, Нума Помпилий. Здесь несли вахту «огненные» римские жрицы, или весталки, и их задачей было хранить священный огонь и невинность. Разжечь огонь было проблемой в древнем мире (впрочем, как и сохранить невинность), потому что для его получения использовалась примитивная система: трение камня о камень. Была необходимость найти некую структуру, некий источник постоянно находящегося в распоряжении общества огня. Такой структурой стал этот храм, являясь символом домашнего очага, «очага государства», а священный огонь, который весталки постоянно в нем поддерживали, символизировал вечность Рима и незыблемость государства.
– Кто такие эти весталки? – спросила Фьямметта.
– Жрицы богини Весты, которых избирали из дочерей патрициев в возрасте от 6 до 10 лет и которые потом оставались при храме в течение 30 лет. Они считались неприкосновенными, потому им сдавали на хранение важные документы. Тот, кто пытался нарушить, их неприкосновенность, карался смертью. Смертью каралась и жрица, нарушившая обет, ведь обязательным их условием было сохранение девственности.
– Сурово.
– В Древнем Риме было много суровости… А чем знаменит Нума Помпилий?
– К сожалению, не знаю, professore.
– Он провел реформу календаря, основываясь на лунные циклы. Раньше календарь состоял из десяти месяцев. Помпилий же ввел два других месяца: январь, посвященный Янусу, двуликому богу дверей, входов и выходов, начала и конца, и февраль, посвященный богу очищения Фебруусу.
– А другие месяцы?
– Март назван в честь Марса, бога войны, апрель – в честь Венеры (или более созвучно – Афродиты), богини любви, красоты и плодородия, май – в честь Майи, богини плодородия и весеннего пробуждения природы, июнь – в честь Юноны, богини семьи и брака, июль – в честь Юлия Цезаря, август – в честь императора Августа. Сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь содержат в названии порядковый номер месяца27. Когда их было только десять, все совпадало.
– Просвети меня, пожалуйста: ты в прошлой жизни был историком?
– Нет, – рассмеялся Фьоренцо. – Много изучал историю искусств, много исследовал Рим.
– Ты родился непосредственно в Риме?
– Я… – и тут Фьоренцо осекся, а улыбка медленно сползла с его губ. – Послушай, моя биография не имеет никакого отношения к нашему проекту, – немного резко сказал он. – Мы пришли изучать биографию Рима, а не мою.
Фьямметта изумленно воззрилась на него…
– Я всего лишь спросила… – прозвучала в ее голосе легкая нотка обиды.
– Храм Весты, – продолжил Фьоренцо, подавляя мучительный вздох, – сравнительно небольшой. Он был украшен двадцатью коринфскими колоннами из белого мрамора. Рядом с ним находятся развалины дома жриц, перед которым сохранились даже бассейн и остатки античных скульптур.
– Однако огня тут больше нет…
– Он был погашен еще в 382 году по приказу архиепископа. И праздник Весты тоже перестал отмечаться с тех пор, как было запрещено язычество.
– Что за праздник?
– В этот день римские матроны приносили жертвы Весте, приходя в храм босыми. Но есть еще любопытная деталь. Веста, дочь Сатурна, не вышла замуж ни за Аполлона, ни за Меркурия, поклявшись сохранить девственность. Однажды, 9 июня, своим криком Весту разбудил обычный осел. Тем самым он спас ее от позора, потому что ею намеревался овладеть полубог Приап. Именно поэтому в этот праздник Весты римляне не имели права заставлять работать своих ослов. Вообще, животные часто вмешивались в историю Рима…
– Кто еще?
– Дойдем до Капитолия – узнаешь, – усмехнулся Фьоренцо.
Они рука об руку бродили среди античных развалин, над которыми в синем небе кружили большие чайки. Фьоренцо увлеченно рассказывал ей все то, что знал о своем Риме, а знал он, как оказалось, очень много. Он постепенно совершенно расслабился, бродя среди древних остатков Форума. Заинтересованность Фьямметты покоряла его, а манера общения сблизила их до уровня старых друзей. Он забыл обо всем на свете с ней и наслаждался этой прогулкой.
– А теперь остановись на секунду и подумай: ты стоишь в самом центре Земли, – остановил ее Фьоренцо, безотчетно прикоснувшись к ее руке. От этого прикосновения через него словно прошел электрический импульс, и он резко отдернул свою руку.
– Что бы это значило? – удивилась Фьямметта.
– Что? – непонимающе посмотрел на нее Фьоренцо, забыв напрочь, что сказал две секунды назад. Но память вскоре вернулась к нему, и он спросил, указывая на камень с надписью «Umbilicus urbis Romae»: – Видишь этот камень? Здесь была точка пересечения улиц квадратного Рима – первого поселения на холме Палантин. Это был центр Рима, или пуп Рима. Именно отсюда отсчитывались все расстояния на Земле, и именно отсюда произошла фраза, что «Рим – центр Земли». Сейчас это всего лишь аллегория, но в древние времена это было реальностью.
– Может, они и правы, ведь влияние Рима на мир было огромным.
– Да, это так… Нам остался последний объект прежде, чем мы вступим на Капитолийский холм: отлично сохранившийся храм Сатурна.
Фьямметта подняла вверх голову, рассматривая белые ионические колонны храма Сатурна на фоне ярко-синего неба. А Фьоренцо рассматривал ее сквозь свои темные очки. Глаза ее в тот момент были цвета неба, а в них вместе с храмом отражалось восхищение. Неожиданно она посмотрела на Фьоренцо, и он почувствовал почти буквально, как этот взгляд ярко-синих глаз обжег его:
