"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Крейн Генри
Чаша весов колебалась каждый день, вызывая у многих присяжных заседателей чувство острого сожаления о том, что они согласились заниматься этим делом. Ведь все они были простыми обывателями, которые никогда прежде в своей жизни не привлекались к решению судебных дел. Многие из них даже не обладали достаточным для этого образованием. На них оказывали влияние не факты, аргументы и доказательства, а то, с какой степенью эмоциональности обвинитель и защитник делали свое дело. И трудно было сказать, кто в данной ситуации находится в более выгодном положении — Мессина или Кэпвелл.
С одной стороны, помощник окружного прокурора пытался вызвать у публики и заседателей чувство законного возмущения. Он расписывал в самых живописных выражениях коварство очаровательной белокурой интриганки, которая поставила своей целью обольстить и отправить на тот свет пожилого, не слишком здорового миллионера только для того, чтобы обеспечить себе беззаботное будущее.
Однако, в этой позиции помощника окружного прокурора был и некоторый изъян. Заключался он в том, что люди с простыми чувствами и эмоциями склонны, кроме вполне законных негодования и возмущения, испытывать еще и жалость.
Человек, сидящий на скамье подсудимых, для очень многих людей является не столько преступником, сколько жертвой. К тому же этот случай был особенным: ответ перед судом держала молодая, красивая женщина, к которой могли испытывать зависть и злорадство только пожилые матроны.
Большинство же мужчин, сидевших в зале, наверняка, мечтали о том, чтобы умереть в объятиях такой красотки. При этом их не смущали ни наручники, ни кокаин…
Поэтому Мейсону, в какой‑то степени, было легче делать свое дело, чем обвинителю. И, тем не менее, один из доводов помощника окружного прокурора ему так и не удалось опровергнуть.
Вирджиния Кристенсен действительно испытывала тягу к пожилым, богатым мужчинам, страдавшим заболеваниями сердца. Была ли в этом какая‑то закономерность или нет?.. Это еще предстояло узнать.
Одно Мейсон знал твердо — показания Джозефа Макинтайра были весьма убедительны, и, если даже он поверил словам бывшего любовника Вирджинии Кристенсен, то что уж говорить о присяжных заседателях…
Самое печальное заключалось в том, что Мейсон не знал, как опровергнуть показания Макинтайра. У него не было никаких доказательств, никаких фактов, свидетельствовавших бы о том, что Макинтайр говорит правду или что его показания представляют собой полуправду.
Вполне возможно, что Макинтайр о чем‑то умалчивал, чего‑то не договаривал. И Мейсон даже не сомневался в том, что ему вполне удалось бы найти причины, по которым свидетель это делает.
Однако, сейчас в распоряжении Мейсона не было никакой информации. Возможно, именно поэтому он ощущал себя щепкой, плывущей по бурному морю. Он мог надеяться лишь на то, что ветер утихнет, и ему удастся с приливом добраться до берега. Больше рассчитывать было не на что. У Мейсона не было ни времени, ни возможности что‑то предпринять.
Он поклялся себе до конца довести это дело, однако, сомнения не покидали его.
Это прекрасно чувствовала и Вирджиния.
Так и не дождавшись от него сколько‑нибудь внятного ответа, она развернулась и медленно зашагала по направлению к лифту.
Мейсон взял чемодан и двинулся за ней.
Его подзащитная не скрывала своей обиды.
— Вирджиния, подожди! — воскликнул он, догоняя ее. — Подожди!
Он схватил ее за руку и повернул к себе.
— Погоди! Ты не должна так переживать. Я совсем не хотел сказать, что ты виновна. Просто мне показалось, что от меня на этом судебном процессе больше ничего не зависит.
Они подошли к лифту и дождались, пока площадка освободится.
— Послушай, Мейсон, — сверкнув глазами, сказала Вирджиния, — если тебя не убедили доказательства, то как они могут убедить суд присяжных?
В ее голосе слышался такой вызов, что Мейсон не нашелся, что ответить.
Он нажал на кнопку лифта и, спустя несколько мгновений, большие никелированные двери с шумом раздвинулись.
Адвокат и его подзащитная вошли в кабину. Мейсон, входя последним, нажал на кнопку подземного гаража.
Вызывающее заявление Вирджинии так и осталось без ответа. Поэтому она еще раз повторила, не глядя на Мейсона:
— Да, ты думаешь, что это я убила его…
Лифт плавно скользил вниз. Вспыхивали и гасли лампочки, указывающие этажи.
На этот раз Мейсон не мог промолчать.
— А почему бы и нет… — медленно проговорил он. Это было столь оскорбительно для Вирджинии, что она гордо отвернулась.
— Ну что ж, этого и следовало ожидать, — обреченным голосом сказала она. — Ничего удивительного… В этом зале все бабы считают меня шлюхой, а мужики видят во мне только бессердечную сучку, которой хотят отплатить за всех тех, кто сосал у них на автостоянке!.. Я не могу оставить этого просто так!
Мейсон медленно повернул голову к своей подзащитной.
— Что ты собираешься делать?
Сквозь плотно сжатые губы она твердо сказала:
— Я дам показания.
Мейсон с сомнением покачал головой.
— Ты уверена в том, что это необходимо? Учти, тебе придется давать присягу. Если помощник окружного прокурора сможет уличить тебя в неправде — тебе крышка.
Лифт остановился, и двери кабины мягко разошлись в стороны.
Мейсон и Вирджиния вышли в гараж.
— Мейсон, ты должен понять, — словно оправдываясь сказала она, — суд признает меня виновной, если я не смогу изложить собственную версию происшедшего.
Мейсон уже не хотел ничего слушать. Он быстро шагал между рядами автомашин туда, где в дальнем углу гаража стоял его автомобиль. Вирджиния торопилась за ним, но он даже не считал нужным подождать ее.
Они шли по тому самому подземному гаражу, где уже встречались раньше.
— Почему ты ничего не говоришь? — торопливо восклицала она. — Ты боишься, что мои показания могут все испортить?
Мейсон резко остановился и, повернувшись к Вирджинии, сказал:
— Если обвиняемый вынужден сам давать показания, то это значит, что дело идет из рук вон плохо. Это значит, что адвокат упустил инициативу из своих рук и уже не может ни на что повлиять. Если ты хочешь взять свою судьбу в собственные руки, пожалуйста, бери, но учти, что я больше ничем не смогу тебе помочь. Ты будешь отвечать на все заданные тебе вопросы, как ты считаешь нужным…
Мейсон говорил, разрубая ладонью воздух, словно пытаясь придать своим словам большую убедительность и вес. Но Вирджинию не убедили его слова, она по–прежнему была уверена в том, что должна дать показания пред судом. Правда, для того, чтобы заставить Мейсона поверить в то, что этот ход поможет ей оправдаться, она попробовала использовать другие аргументы.
— Если адвокат защищает человека в суде, то это, наверное, должно означать, что его подзащитный виновен. Правильно?
Мейсон пожал плечами.
— Это не всегда так.
— Но в большинстве случаев так. Верно? — настаивала она.
Мейсон вынужден был согласиться.
— Да, и именно поэтому им лучше всего хранить молчание, полагаясь на профессиональное мастерство адвоката. Если они берут дело защиты в собственные руки, то это, почти наверняка, означает проигранный процесс. Ты не знаешь процессуальных тонкостей; ты не знаешь, какие каверзные вопросы могут задать тебе; ты не знаешь, что можно говорить, а что нельзя; ты не знаешь, что могут использовать в твоих интересах, а что — против тебя. Почти в любом случае это приводит к печальным результатам. Когда я брался за твое дело, я не хотел, чтобы тебя осудили. Ты помогала мне, предоставляя в мое распоряжение факты и улики. Но, слава богу, никто, ни о чем тебя не спрашивал. Сейчас же все будет наоборот. Ты скажешь о том, что любила Лоуренса, что между вами были любовь и взаимопонимание, а обвинитель припомнит наручники и сделает из этого вывод, что ты просто стремилась доминировать над ним, подчинить его своей власти. Ты скажешь, что провела с ним только вечер перед смертью, но и в этом случае обвинитель будет доказывать, что к тому моменту, когда ты покинула его дом, он был уже мертв. И на каждый из подобных вопросов тебе нужно будет найти аргументированный и достоверный ответ. Иначе, присяжные заседатели не поверят тебе и сделают совершенно однозначный вывод о том, что ты лжешь. Ты понимаешь, Вирджиния?
