Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Слышал, ты у него работаешь, — прицельно бьет Гельдман. — Ну и как тебе?

«Слышал» для таких людей — это просто курам на смех. Он точно прицельно наводил справки. Как? Вопрос на миллион.

— Обычная работа, Лев Борисович. — Нарочно говорю с ним по имени отчеству. — Цифры, отчеты. Ничего особенного.

— Ну да, ну да, — он кивает, делая вид, что верит. — Вадик всегда умел подбирать… ценные кадры. Особенно женского пола.

Приносят напитки. Делаю несколько жадных глотков, потому что горло пересохло, будто я пешком шла через пустыню.

— Я не совсем понимаю, зачем вы хотели меня видеть, — решаю взять быка за рога. Терять мне все равно нечего. Ну, почти.

— Как это зачем, Крисочка? — Гельдман мастерски изображает искренность. — Соскучился. Давно не виделись. Ты ведь ко мне после смерти отца так ни разу и не заехала. Пропала совсем, забыла, что я же тебя еще вот с такого помню. Нехорошо, крестница. Не по-родственному.

От упоминания отца внутри все сжимается.

Особенно — от контекста.

Потому что на его похоронах Гельдмана не было. Вообще никого не было, кроме меня и моих соплей. И мачехи, которая свалила, как только гроб опустили в яму.

— У меня было много… дел, Лев Борисович. — «Пыталась выжить и не сдохнуть от голода», — добавляю про себя.

— Верю, — он отпивает коньяк, смакуя. — Особенно в последнее время. Дела, связанные с Авдеевым, они такие… затягивающие. Он вообще человек увлекающийся. И увлекающий.

Он даже не скрывает, что просто водит меня как овцу на поводке. Ходит вокруг да около, щупая и нагнетая. Хочет довести до точки кипения, чтобы я на нервах начала нести что попало?

— Лев Борисович, давайте не будем тратить время друг друга. — Иду на опережение, все еще немного наивно веря, что это просто болтовня. — У вас ко мне какое-то конкретное дело? Потому что если это просто светская беседа о моей неблагодарности как крестницы…

Он машет рукой, прерывая мой монолог.

— А ты нетерпеливая. Вся в отца. Сергей тоже не любил долгих прелюдий. Сразу к делу.

Гельдман наклоняется вперед, без прелюдии вторгается в воздух, которым я дышу, и даже стоящий между нами стол не сильно помогает. Улыбка исчезает с его лица, уступая место жесткому, внимательному прищуру.

— Рассказывай, Крисочка. В какие игры ты играешь с Вадиком?

Вот оно. Началось.

— Никакой игры нет, — стараюсь говорить спокойно, хотя внутри все дрожит. — Я просто работаю на него. Он мой начальник.

— Начальник? — Гельдман тихо смеется. — Деточка, ну не смеши мои седины. Думаешь, я не знаю, как Авдеев «работает» с красивыми девочками? Да я все понимаю, моя хорошая — красивый, богатый, щедрый.

— Я пришла по объявлению о работе. — Мой голос звучит на удивление твердо. Даже немного резко — поэтому Гельдман еще сильнее прищуривается, как будто предупреждает, что дальше грубить можно уже только под страхом смертной казни. — Подала резюме, прошла собеседование на общих основаниях.

— А когда он предложит раздвинуть ноги — ты поняла, что это любовь, — иронизирует Гельдман.

— Именно, — улыбаюсь пошире, но все равно чувствую себя несмешным клоуном. — Поэтому не очень понимаю, какую историю вы от меня ждете, Лев Борисович.

— Да все ты понимаешь, деточка, — отмахивается Гельдман. — Дай-ка угадаю — Вадик, лошок, не в курсе, кто на самом деле «Кристина Барр»?

Он знает. Он все знает.

Чуда не случилось.

А я даже не знаю, что ему сказать, потому что ответ на этот вопрос только один — нет, он, конечно, не знает.

— Ну и что — он уже развязал язык? — Гельдману, очевидно, по фигу на мой ответ, потому что он у него уже и так есть.

— Вы ошибаетесь, — мой голос дрожит, но я стараюсь придать ему хоть какую-то твердость. — У нас с Авдеевым просто секс. Ничего больше. Он мной не особо заинтересован. Я просто девочка для развлечения. У него есть кто-то более интересный, а я что-то типа перевалочного пункта.

Мне так адски больно это говорить.

Горло натягивается, слова выходят толчками.

Я знаю, что должна сказать именно это. Прикинуться дурочкой, которую вполне устраивает роль содержанки, потому что так есть хотя бы небольшой шанс убедить Гельдмана, что с меня взятки гладки. Но ведь… это правда, да? Есть же какая-то «Лоли». Без грязного прошлого. Без пауз для ответов на каждый звонок. И она, скорее всего, никогда не унизилась бы до того, чтобы привлекать его внимание провокационным внешним видом.

Гельдман слушает не особо внимательно. Даже не особо пытается делать вид, что верит.

Или это просто я разучилась быть хорошей лгуньей?

— Другая женщина? — он задумчиво повторяет. — Ну и кто же эта счастливица, не знаешь?

— Понятия не имею. Он не делится со мной такими подробностями. Да и мне это неинтересно. У нас все просто: он получает то, что хочет, я получаю деньги и подарки. Он правда не жадный. А мне больше ничего не нужно.

Мне кажется, на этот раз я более убедительна, но Гельдман сокрушенно вздыхает и качает головой.

— Не верю, Крисочка. Не верю. Ты всегда была умненькой девочкой. И очень амбициозной.

Несмотря на то, что он как будто хвалит, я чувствую себя щедро измазанной дерьмом каждый произнесенным словом.

— Пытаешься провернуть какую-то свою комбинацию? — размышляет вслух, поигрывая бокалом с коньяком, и стук льда внутри противно щелкает по моим раскаленным нервам. — Хочешь урвать кусок пожирнее? Авдеев сейчас на коне, империя растет. Многие хотели бы присосаться.

Его голос становится тише, но в нем появляется сталь.

— Или хочешь отомстить за смерть отца? — Гельдман подается вперед, его пристальный взгляд тисками хватает мое лицо.

Даже шея немеет — не отвернуться. У этого человека всегда была какая-то особенная аура — я и раньше ее чувствовала, но только сейчас по-настоящему осознала, что на самом деле это не про силу и не про власть — это про вседозволенность хозяина жизни.

— Отец не справился с управлением, его машина слетела с обочины. — Я поджимаю губы, делая вид, что, если бы не его слова — я бы с радостью не возвращалась к этой теме. — Это был несчастный случай.

— Ну хватит. — Он перестает изображать хорошего крестного и так резко ставит стакан на стол, что коньяк выплескивается наружу. — Ты думаешь, ты сама по себе что-то значишь? Думаешь, сможешь обвести его вокруг пальца? Крисочка, Вадик таких, как ты, щелкает как орешки. А если узнает, кто ты на самом деле… — Гельдман делает многозначительную паузу, — боюсь, одним «выбросит» дело не ограничится. Или, правильнее будет сказать — когда он узнает, из чьего помета его маленькая сука?

Паника снова подкатывает к горлу. Липкая, холодная и невыносимо горькая.

Я снова пью, но это абсолютно не помогает.

Гельдман выдерживает паузу, давая мне осознать всю глубину угрозы. Потом продолжает, уже более деловым тоном:

— Мне нужна информация. Конкретная информация. Про его логистическую сделку в Европе. Фамилия «Дёмин» тебе о чем-то говорит?

Эта фамилия снова всплывает, как акулий плавник на спокойной воде. И я ее, конечно, уже видела и слышала. И я в курсе, что это связано с логистическими маршрутами. Господи, если бы можно было вернуться в прошлое, я бы сама переворачивала авдеевский телефон экраном вниз, лишь бы не видеть, не слышать и не знать про проклятого «Дёмина».

— Нет, впервые слышу. — Отрицательно мотаю головой.

— Знаешь, ты правда вся в отца — пиздишь так же хуёво.

— Я ничего об этом не знаю, — решаю врать до конца, несмотря на сильно изменившийся не в мою пользу тон беседы. Если есть хоть малейший шанс, что Гельдмана удастся обвести вокруг пальца — я выжму из него максимум. — На работе я занимаюсь статистикой, у меня очень ограниченный доступ к информации. А в другое время… Авдеев не разговорчивый. Он покупает мое время для секса, а не чтобы болтать о делах.

Мы пару секунд пикируемся взглядами. И на этот раз я все-таки одерживаю маленькую победу — он и правда верит, что про пресловутого Дёмина и большие деньги я слышу впервые.