Будет больно, моя девочка (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

Это же Майя! Моя Майя!

Она не такая, как все. Она особенная.

Я ее люблю. Больше всех. Больше себя самого. Я в ней растворяюсь. Я с ней живу и с ней же умираю.

Влюбится в нее было самой большой ошибкой в моей жизни, но самым приятным событием в ней же.

Весь этот год меня съедала ревность. Съедал страх, что мы — это не навсегда.

Бросаю тачку у башни Сити. Пока еду в лифте, прокручиваю в голове все, что у нас с Майей было, с самого первого дня.

Было так много хорошего, что теперь я вдвойне не понимаю, как мы вообще могли прийти к тому, что происходит сейчас. Перед тем как позвонить в дверь, сжимаю, разжимаю кулаки, разминаю шею. Все это происходит на автомате, я готов атаковать. Агрессии внутри меня хватит, чтобы выработать энергии для обеспечения электричеством целого города.

Три. Два. Один.

Кудяков открывает дверь, и мой кулак молниеносно впечатывается ему в рожу без каких-либо подводок. Вэл отлетает вглубь прихожей. Переступаю порог, осматриваюсь.

Руки так и чешутся вмазать ему еще. Если у них что-то было, я точно его убью. Точно…

— Где она?

Кудяков молча поднимается на ноги. Улыбается, стирая тыльной стороной ладони кровь, выступившую на губах, от этой самой улыбки, только сильнее.

Она не могла с ним. Не могла же?

— Кто, Мейхер?

— Майя. Где?

Наступаю и бью по тормозам, когда оказываюсь с Вэлом лицом к лицу.

— Майя спит. Вырубай агрессию.

Кудяков закрывает дверь, обойдя меня стороной. Он поворачивается ко мне спиной, чего делать в данной ситуации не стоило. Хватаю его за плечи и откидываю к стене.

— Что ты сказал? Спит? Здесь? С тобой?

Мозг разжижается. Слетают все ограничители.

Она здесь. Она с ним. Она спит. Она в его кровати. Они вместе?

Не верю, не верю, не верю!

Зачем она так? Почему с ним?

Из-за этих фотографий? Из-за спора?

Кудяков отпихивает меня. Смотрит исподлобья, играя желваками, вся его придурошная улыбка испарилась. Растворилась в сгустках застывшей над нами агрессии.

— Эй, полегче.

— Ты с ней? — встряхиваю его. — Говори.

Перед глазами проносятся все страхи в отношении Майи, что у меня есть, и один из них, самый адский, поражающий в сердце навылет — предательство. Если она с кем-то другим…если она не со мной.

Ревность срабатывает катализатором дальнейшего апокалипсиса. Я больше не слышу слов Вела, слышу лишь свой внутренний голос, что монотонно талдычит: разнести тут все в пух и прах, а потом посмотреть ей в глаза.

Лживые глаза предательницы.

Она такая же, как я. У нее нет нимба, вся ее пафосная фигня о справедливости, доброте, не больше чем фикция.

Перед глазами все окрашивается красным. Мы с Кудяковым бьем друг другу морды, пока я не валю его на пол, и не наношу удар, вырубающий его из сознания.

Упираюсь коленями в паркет, совершаю рваный вдох и поднимаюсь на ноги. Какое-то время смотрю на дверь спальни. Майя там. Если я открою сейчас дверь, если не сдержу себя, если…

Срываюсь с места. Толкаю дверь. Замираю.

— Ну привет, моя любовь, — сжимаю, разжимаю кулаки. — Отомстила, получается? — перехожу на шепот.

Трясет. Смотрю на валяющееся у кровати платье, на то, как Майя прикрывает себя одеялом. От меня, блин, прикрывает. Планку срывает капитально. Делаю резкий шаг в ее сторону. Майя вздрагивает, вжимается в подушки у себя за спиной.

Стиснув зубы, останавливаюсь. Это дается с трудом, замедлиться сейчас, что-то на сверхъестественном для меня.

— Я…я должна тебе за что-то мстить? — Майя вытягивает руку из-под одеяла и подхватывает свое платье.

Сглатываю. Моргаю. Ее слова, будто гасят мою злость на мгновения. Но как только взгляд напарывается на то, как она надевает платья, спокойствие вновь слетает. Она сейчас издевается надо мной. Смеется. Внешне строит из себя святую, как и всегда, а внутри ликует от происходящего.

— Ты такая же, как мы. Не лучше. Просто притворяешь. Всегда притворялась, — произношу на вдохе. Внутри все съеживается в этот момент.

Смотрю на белые простыни, на которых она сидит. Майя вздрагивает, ее зрачки расширяются, она уже надела платье и даже поднялась на ноги.

— Ты серьезно сейчас? Ты веришь, что я с Вэлом, тут? — истерично хихикает. — Судишь по себе, Мейхер?

— Хватит! — рявкаю, сокращая расстояния между нами на шаг, но она продолжает находиться от меня далеко.

— И это мне говорит человек, который на меня, как на кусок мяса спорил, да?

— Ну сегодня у тебя получилось отыграться, Майя. Весело? Когда все это придумала? Может, ты сама и есть этот аноним?

Смотрю на нее и не чувствую ничего, кроме злости. Ненавижу ее в этот момент. Пазл складывается. Это была ее игра. С самого начала.

— Ты... как ты можешь?

Вижу слезы у нее в глазах, но сейчас, в эту минуту, не трогает. Ни капли, блин, не трогает. Самую адскую боль нам доставляют самые любимые люди.

— Ты судишь всех по себе. Ты веришь в это только потому, что сам бы с легкостью так сделал! — срывается на крик.

— Если я такой урод, и ты это всегда знала, какого хрена говорила о любви?

— Ты тоже о ней говорил. А на деле…ты никого, кроме себя не любишь, и любить не умеешь, Сенечка.

— Ты с ним же специально, а? Узнала о споре и с ним…ты просто…все это спланировала. Сообщения, клуб, разговоры. Все! Ты была на игре, тебя обидели. Ты хотела отомстить, с самого начала…ты же…

Все сходится. В эту минуту все встает на свои места и становится логичным.

Делаю шаг назад. Давлю пальцами на виски. Ощущения, будто плоть разъедает кислотой. Дышать с каждым вдохом становится все труднее.

— Да, Мейхер, — часто кивает. — Да, специально, чтобы тебя, такого крутого, приземлить. И аноним — это я. И вообще, все твои беды в жизни и с головой из-за меня. Доволен?

Закрываю глаза. Пытаюсь почувствовать, понять ее, уличить во вранье сейчас, но эмпатия выключилась. Не екает. Я верю. Все звучит и выглядит убедительно. Она же добровольно тогда вступила со мной в ту войну. В то противостояние. С первого, блин, дня в школе. Я видел азарт у нее в глаза тогда, а сейчас, что вижу сейчас?

Смотрю на нее в упор. Подойти не решаюсь. Кажется, если приближусь, развалюсь на части. Боль станет просто невыносимой. А сейчас, вот так, на расстоянии, я могу хоть как-то функционировать.

Если сдвинусь с места, коснусь ее, вот такую лживую, то просто прокляну ее навсегда, но перед этим придушу.

— Ну что ты молчишь, Мейхер? Давай, скажи что-нибудь!

— Какая же ты дрянь.

Произношу на выдохе. Сам себя едва слышу. Чувствую, как глаза становятся влажными. Вижу ее улыбку. Замыленно, но вижу. Ноги сами несут меня к ней. Чувствую ее запах, тепло, обхватываю пальцами шею.

— Пусти! Мне больно, что ты делаешь?!

Моргаю. Резко разжимаю пальцы. Смотрю в ее перепуганные глаза и отступаю.

— Прости.

Продолжаю пятиться, пока не упираюсь лопатками в стену.

— Май, я…

Майя касается кончиками пальцев своего горла, а потом, с ужасом в глазах смотрит на меня. Я не чувствую себя человеком в этот момент. Точно не человеком…

Я не знаю, что мною двигало, когда я это сделал. Я не мог причинить ей боль, я всегда боялся причинить ей боль. А что теперь?

— Уходи.

— Май…

— Уходи. Пожалуйста. Ты во всем прав. Я ужасный человек. Поэтому тебе точно не стоит тратить на меня время, Арсений.

В моменте она срывается на слезы, издает громкий всхлип, но быстро берет себя в руки. Выпрямляется, и совершает глубокий вдох.

Наблюдаю за тем, как Майя поправляет на себе платье, как собирает волосы в хвост, как снова касается шеи, а потом вытирает слезы на щеках. Она делает все это медленно и молча, с максимальной собранностью в движениях.

— Я не хотел, — хриплю не своим голосом.

Весь ужас ситуации начинает накрывать меня с головой в эту самую секунду.

Все это бред. Я поверил в откровенную ложь. Повел себя, как придурок. Сделал неправильные выводы.