Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ) - Шолохова Елена

В салоне сотовой связи восстанавливаю себе симку. Еще раз в уме благодарю Соньку и первым делом звоню Женьке. Я ведь даже не знаю, как она долетела.

Но она говорить не может. Пишет, что все хорошо и позже перезвонит.

Потом тащусь к Милошу. Просто так, потрепаться, отвести душу. У него, конечно, шок от моей новости, но когда уже собираюсь уходить, он предлагает:

— Если что, у матери в клиники всегда найдется место санитара. Хотя… стой! Ты ж в математике сечешь и в информатике, а она как раз спрашивала… Короче, я с матерью поговорю.

Обратно еду уже правильно. Где надо — сажусь, где надо — выхожу. Одно стремно — без машины времени уходит вагон тупо на одни разъезды. Но привыкну, говорю себе. Живут же другие как-то без колес и везде успевают.

Подхожу к подъезду и вижу отцовский черный мерин. А затем и отца собственно персоной. Морально готовлюсь к его натиску и ору, но он с минуту просто стоит, топчется на месте и смотрит на меня как-то странно. То ли виновато, то ли сконфуженно. Я таким отца точно никогда не видел.

— Стас, поговорить надо, — глухо произносит отец.

— Вчера уже поговорили, — отвечаю я.

— Стас, сядь в машину. Разговор непростой будет.

— Если есть что сказать — говори. Прямо тут. Никуда я не сяду.

— Да в кого ты такой упрямец?! — на секунду вспыхивает отец, но почти сразу сдувается. — Не хочешь в машину, давай поднимемся в квартиру?

Я равнодушно молчу. Я с ним не хочу говорить ни в машине, ни в квартире, нигде. И ни о чем.

И тут отец добавляет:

— Это насчет твоей матери…

73. Стас

— Что с ней?

— Давай поднимемся… — повторяет отец.

Я разворачиваюсь и иду к подъезду. Даже не смотрю, следует ли он за мной. Взбегаю по лестнице на свой этаж. Открываю дверь, захожу в темную прихожую и на несколько секунд застываю с колотящимся сердцем, привалившись к стене. Зажмуриваюсь крепко, до слепящих искр в глазах, и пытаюсь унять внезапный мандраж внутри.

Блин, только бы не самое плохое! Только бы она не…

Не могу даже в мыслях произнести это слово, от которого стынут жилы.

Вскоре, коротко стукнув для приличия, входит отец.

— Чего ты так подорвался? — спрашивает, тяжело дыша. — Лифт, что ли, не работает? А чего в темноте стоишь? Что свет не включишь?

— Говори, что с ней, — раздраженно прошу я, но свет все-таки включаю.

Отец в первую секунду щурится, затем, не разуваясь, проходит на кухню. Усаживаясь, обводит стены оценивающим взглядом.

— Неплохо тут теперь. Тесновато, конечно, но…

— Что с матерью? — перебиваю я его.

Отец протяжно вздыхает и переводит взгляд на меня.

— Ну! — теряю я терпение.

— Ты же телефон свой оставил. Позвонили сегодня на твой номер… из какой-то больницы… Уже после того, как Соня от тебя уехала. Сказали, что вчера вечером ей стало хуже, а под утро… В общем, твоя мать скончалась. Я попросил проверить, всё так и есть…

Я молчу, стоя у окна, к нему спиной, в тяжелом оцепенении. Невидящим взглядом смотрю перед собой.

Голос отца доходит до меня как сквозь толщу воды.

— Мне жаль, Стас. Мне действительно жаль. Как бы там ни было, но она твоя мать… А мать есть мать…

Едва улавливаю смысл его слов. Они как навязчивый шум. А сам думаю только о том, что мог бы приехать к ней раньше, мог бы заставить ее лечиться, мог бы что-то сделать, и она была бы жива…

В горле камнем стоит ком. Ни сглотнуть, ни выдохнуть.

— Стас, ты крепись…

Отец подходит сзади, кладет на плечо руку. Мне хочется ее скинуть, но тело словно одеревенело.

— Где она? — выдавливаю из себя с трудом.

— Ну, в морге, надо полагать. Там, у них. Стас, возвращайся домой. Мы оба погорячились вчера. Потом всё на спокойную голову обсудим, а сейчас займемся похоронами. Я уже распорядился. В горе семья должна быть вместе…

— В горе? — вырывается у меня. — Это у тебя-то горе? Да тебе плевать было на нее. Она там еле сводила концы с концами, жила в нищете, тебя это волновало? Из-за тебя она такой стала… Ты сломал ее…

— Не говори ерунды. Я понимаю, ты расстроен, но не надо валить с больной головы на здоровую.

Я резко оборачиваюсь, готовый наговорить ему всё, что накопилось. Всё, что думаю про него. Но смотрю на отца и понимаю, что он реально не чувствует за собой никакой вины. Ни малейшей. И что ему ни скажи сейчас — он не поймет. Даже на секунду не задумается.

— Уйди, — цежу я. — Просто уйди.

— Стас, поехали домой. Ну что за мальчишество? Дома всё обсудим.

— Я и так дома. И обсуждать с тобой мне нечего. И мать свою я сам похороню.

Отец с минуту вяло препирается, но все же сваливает. Вовремя. Потому что я уже не мог слышать его голос, задыхался рядом с ним. Еще немного — и я вытолкал бы его за дверь силой.

Но когда он уходит, становится еще хуже. Меня будто подсекает, и я сползаю вдоль стены на корточки…

Женя перезванивает только на следующий день.

Это даже хорошо. Не хотел бы я, чтобы она слышала мой жалкий скулеж. Хватит того, что этого наслушалась вчера Сонька.

— Стас, прости, пожалуйста, — частит она. — Не успела вчера тебе позвонить. Мы весь день — то туда, то сюда. Одной ни на минуту не получалось остаться. Только уже поздно вечером, когда в отель вернулась. Я хотела было тебя набрать, а потом вспомнила про разницу во времени. У тебя уже глубокая ночь была. Ну вот сейчас, как только встала — сразу звоню.

— Круто… — бормочу я. — С добрым утром.

Женька в ответ смеется.

— Итак, отчитываюсь: долетели отлично, разместили нас тоже хорошо. У меня отдельный номер с гигантской кроватью. Вид из окна — просто потрясающий! Особенно ночью. Море огней! А вчера, помимо прочего, мы еще ездили на экскурсию по Москве. На таком большом двухэтажном автобусе. С гидом. Столько мест посетили! Я всё самое интересное нафоткала… Если хочешь, покажу фотки, но только чуть позже. А то через час уже поедем… В каком-то лицее, сказали, будет проходить олимпиада. Представляешь, я волнуюсь! В Новосибирске как-то без разницы было, а тут прямо потряхивает. Надо как-то настроиться…

— Не переживай, всё у тебя получится. Ты круче всех. Я в тебя верю, — стараюсь говорить как обычно, но, наверное, не очень выходит, потому что Женька тут же спрашивает настороженно:

— Стас, у тебя все нормально? Ты в порядке?

— Абсолютно, — вру я. — Ну, может, только не выспался…

— А чем это ты всё ночь занимался? — в шутку предъявляет она. — Ой, прости, Стас, у меня на второй линии звонок от Арсения Сергеевича. Наверное, уже пора собираться. Вечером еще позвоню!

Давлю на корню вспыхнувшее раздражение. Видать, на Арсения у меня уже рефлекс.

И все-таки хорошо, что Женька не позвонила вчера. Потому что вчера я бы точно не сдержался. Вывалил бы на нее всё-всё. А ей сейчас надо быть максимально собранной. Она вон и так на нервах. Может, потом как-нибудь…

Машину отец вернул. И банковскую карту, и телефон. Когда он уходил от меня, выложил, оказывается, в прихожей на полке вместе с ключами. Я правда заметил только на другой день.

Сначала хотел через Соньку передать всё это добро обратно. Но подумал, что это уже будет какой-то театр с элементами детского сада. Да и не до того было. Так что просто скинул всё в выдвижной ящик. Но хрена с два я с его карты хоть рубль сниму.

Машину же пригнал кто-то из его людей и оставил у подъезда. Я потом ее отогнал на ближайшую стоянку, чтобы не мозолила глаза. И эти дни гонял на маршрутках и автобусах. А к матери домой ездил на электричке. Нужны были ее документы, кое-какие вещи.

С похоронами отец все-таки помог. И даже потом поминки закатил в ресторане с размахом, но я не пошел. Там и так народу хватало, правда большинство из них мать в глаза ни разу не видели.

А сегодня наконец прилетает Женя. Я так хочу ее увидеть, что у меня аж внутри всё ноет.