Анонимные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма

Я опрокидываю второй бокал шампанского. Гул в моей крови приятен, и это снимает остроту воспоминаний, которые у меня возникают в этом обеденном зале. Было бы почти обидно, никогда больше не увидеть его изнутри.

Влетает Тор с лицом, подобным грому, и в кои-то веки без хихикающей девчонки весящей у него на руке. За ним следует Амелия, бросая на меня настороженный взгляд, прежде чем скользнуть на сиденье рядом со своим мужем, который благодарен за передышку. Но я не смотрю ни на Амелию, ни на Тора, ни даже на моего несносного жениха во главе стола. Я смотрю на пустое место рядом с ним.

Мои уши начинают гореть, но я проглатываю только что возникшую панику. Успокойся, Рори. Он придет. Конечно, он придет. Ещё рано и…

Динь, динь, динь. Серебро на фоне хрусталя заставляет пианиста прекратить играть. Мой взгляд перемещается на Альберто, который уже поднялся на ноги, в одной руке бокал с шампанским, в другой — нож для стейка.

— Какая замечательная встреча! — восклицает он, неискренняя улыбка растягивает его иссохшие губы. — Мне доставляет огромную радость, когда я могу собрать большую часть семьи в комнате вместе. А теперь давайте есть!

Пианист берет несколько веселых аккордов. Я оглядываюсь на место Анджело, как будто каким-то чудом мне удалось не заметить его внушительную фигуру при первом взгляде.

— Подожди, — я выпаливаю это прежде, чем успеваю остановиться. Взгляд Альберто устремляется на меня и я сглатываю. — Э-э, разве нам не следует подождать, пока соберутся все гости?

Повисла тишина. Такая густая, что ее можно попробовать на вкус. Кто-то кашляет. Рядом со мной вздыхает Виттория.

— Он не придет.

Я смотрю налево. Тор. Он пристально смотрит на обои над головой Амелии. Его серьга в носу поблескивает, когда он вздергивает подбородок, чтобы допить остатки виски.

Мое сердце разрывается на части, но на лице этого не видно.

— Кто не придет? — говорю я настолько беспечно, насколько мне позволяет боль под ребрами.

Его взгляд перемещается на меня.

— Анджело. Он уехал из города.

У меня звенит в ушах. Трещины превращаются в разломы, угрожая разорвать мое сердце на куски. Я снова опускаю взгляд на пустую тарелку перед собой, прежде чем кто-нибудь заметит, насколько взволновали меня его слова. Со стороны Альберто доносится приторный смешок.

— Этот парень всегда приходит и уходит, когда ему заблагорассудится. Я уверен, что он снова появится на Рождество.

Ледяная рука сжимает мое горло, угрожая перекрыть доступ воздуха. Мне не терпится выяснить, откуда Toр знает, и правда ли это.

Он бы не оставил меня здесь. Он обещал. Это не может быть правдой.

Или может?

Среда. В гостиной меня тыкают и таскают туда-сюда, как корову, а за эркерным окном небо темнее моего настроения. Потрескивает огонь. Ревет ветер. И моя душа кричит, чтобы машина Анджело свернула на кольцевую дорогу по другую сторону стекла.

Воскресным вечером я была в оцепенении, но отрицала это. В понедельник у меня была ломка. Ко вторнику я свернулась калачиком в ванной, прислонившись спиной к двери, мой палец завис над кнопкой «позвонить» на моем телефоне. Мне потребовалось сорок пять минут, чтобы набраться смелости и нажать на кнопку, потому что единственное, что хуже, чем незнание — узнать правду.

Что ж, правда пришла в виде автоматического голоса на другом конце линии: номер, по которому вы дозвонились, вне линии досягаемости.

Сейчас среда, и я зла. Горькая, обжигающая ярость разливается по моим венам, заставляя мою кожу искриться, как провод под напряжением. Заставляя меня, скрипеть зубами каждый раз, когда портниха тычет в меня иголкой, или когда Грета высовывает голову, чтобы усмехнуться при виде меня в свадебном платье. Это последняя примерка, и я ничего так не хочу, как сорвать со своего тела весь шелк и кружева и бросить их в огонь.

Дверь открывается, и появляется Тор. Он окидывает мое платье равнодушным взглядом и прислоняется к раме.

— Ты готова?

Я непонимающе смотрю на него. Если бы в этой комнате не было ещё пятерых человек, суетящихся вокруг меня, я бы послала его к черту.

— Как никогда, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.

Он хмурится.

— Я не про свадьбу, дурочка, а повидаться с твоим отцом.

Мое сердце замирает.

— Что? Сейчас?

Он зевает и смотрит на часы.

— Сегодня среда. Ты ведь не сможешь увидеться с ним в субботу, не так ли?

Не говоря больше ни слова, я слезаю с ящика и, пошатываясь, пересекаю комнату, по пути пиная коробку с галантереей портнихи.

— Да, — выдыхаю я. — Я готова, готова.

У меня хватает ума оставаться в комнате для того, чтобы мне помогли снять платье. Затем я поднимаюсь по лестнице и надеваю толстовку с капюшоном, леггинсы и кроссовки. Мгновение я колеблюсь, прежде чем сунуть руку под подушку и положить пистолет в сумочку. В моей голове формируется наполовину готовый план, и мое сердце колотится где-то в горле при одной мысли об этом. К тому времени, как я выбегаю на подъездную дорожку, я запыхалась.

Тор смотрит на меня со смесью веселья и отвращения. Не говоря ни слова, он открывает пассажирскую дверь и, обойдя машину, проскальзывает на водительское сиденье.

— Анджело просил тебя отвезти меня?

Двигатель урчит у меня под ногами. Проходит мгновение.

— Нет.

Я опускаюсь на кожаное сиденье и раздраженно вздыхаю. Крошечное пространство в моем сердце, отведенное для надежды, с каждой секундой становится все меньше и меньше. Оно немного оживилось, когда в гостиной появился Тор. В прошлый раз, когда Анджело был в отъезде, он попросил Тора отвезти меня к отцу вместо него, и я подумала, что, может быть, только может быть, он сделал это снова.

Он искоса смотрит на меня, когда открываются ворота.

— Я просто пытаюсь быть милый.

Я стискиваю челюсти и пристально смотрю в лобовое стекло. Конечно, я счастлива, что увижу своего отца, и чувствую себя виноватой за то, что так разочарована. Воцаряется тяжелая тишина, нарушаемая только тем, что пальцы Тора барабанят по рулю.

Мы замедляемся на красном свете светофора, и он снова бросает на меня взгляд.

— У тебя сегодня нет для меня конфет?

Я качаю головой.

— О, да ладно тебе. У тебя всегда что-нибудь есть в этой сумочке, — он тянется к сумке у меня на коленях, и я тут же выхватываю ее у него из рук. Он хмурится, затем его взгляд сужается. — В чем дело, струсила?

Я не отвечаю.

— Он ушел, Аврора. Забудь о нем.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам мне об этом сказал.

Беспокойство просачивается под поверхность моей кожи. Нет. Я не хочу в это верить. Он не уехал бы с Побережья, не предупредив меня. Но опять же, его мобильный телефон был отключен…

Мне нужно увидеть это самой.

— Отвези меня в дом Анджело в Дьявольской Яме.

— Черт возьми, нет, — огрызается он. Машина набирает скорость, и раздражение волнами накатывает на него. — Я уже покрывал его за то, что он пялился на тебя. Я больше не собираюсь ввязываться в эту неразбериху. Это приведет к началу войны.

— Я тебя по-хорошему прошу.

— Ты можешь просить так, как захочешь, милая. Этого не произойдет. Это ненормальная семья, Аврора. Когда член семьи предает тебя, это не тот случай, когда ты вычеркиваешь его из списка своих рождественских открыток, это вопрос жизни и смерти. Верность — это все, — его челюсть напрягается, и он проводит рукой по волосам. — Ты должна выбрать сторону и придерживаться ее.

Это не похоже на то, как моя рука лезет в сумочку и вытаскивает пистолет. Это не похоже на мой большой палец, снимающий пистолет с предохранителя, или на мои пальцы, прижимающие дуло к его виску. Это также не похоже на мой голос, когда я выдыхаю: — Я сказала, отвези меня в Дьявольскую Яму.

Отчаяние расползается по моему телу, как отвратительный вирус, заставляя меня совершать немыслимое. Несколько дней назад я даже не держала в руках оружие, а теперь использую его, как угрозу. Может быть, я плохая девочка.