Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Нарик — это она про… Дубровского?

Типа, раз у него такая альтернативная внешность, то…?

Это настолько абсурдно, что я издаю неконтролируемый, похожий на смех звук.

И это окончательно срывает Юлю с катушек.

Она начинает верещать, набрасывается на Сашку с кулаками. Он подставляет себя под удар, но чем больше она лупит его по плечам и голове. Тем сильнее становится каждый следующий удар и громкость ее крика.

— Юля, закрой рот. — Саша берет ее за плечи и решительно встряхивает. Возможно. Даже немного перебарщивает, потому что ее голова пару раз странно болтается на шее, словно у поломанной куклы. — Во всех свои проблемах виновата только ты сама.

Он говорит абсолютно правильные вещи, но в эту минуту Юля не готова их услышать.

В ее глазах вспыхивает ярость, стремительно трансформирующаяся в бешенство. Она издает какой-то не то вскрик, не то рычание, и вскидывает руку. Откуда в ее руке появляется стакан — кажется, с вином — я без понятия. Прежде чем кто-либо успевает среагировать, она делает резкое, широкое движение, целясь явно не в Сашу, а скорее в воздух между ним и мной, но Сашка стоит слишком близко.

Ярко-красная жидкость разлетается брызгами, и большая часть попадает прямо на белую рубашку Григорьева, оставляя огромное, безобразное пятно на груди и плече.

Тишина. Кажется, даже Юля на секунду замирает, осознавая, что она сделала.

Саша смотрит на пятно на своей рубашке, его лицо каменеет. В глазах больше нет ни усталости, ни грусти — только холодная жесткость.

— Все, блядь, с меня хватит, — его голос по прежнему не громкий, но звучит как приговор. Он хватает Юлю за локоть, пальцы сжимаются так крепко, что даже в полумраке зала я вижу побелевшие от напряжения костяшки на его смуглой коже. — Я везу тебя домой. Прямо. Сейчас. И ты больше никогда, слышишь меня, никогда даже на шаг к ней не подойдешь, поняла?! И не дай тебе бог ослушаться, Юля, или я перестану корчить понимающего мужа.

Он почти волоком тащит ее к выходу. Юля пытается сопротивляться, что-то бормочет, снова кричит, но Сашка не обращает внимания. Он просто выводит ее из зала, и официант с татуировкой быка поспешно закрывает за ними дверь.

И снова — оглушающе тихо.

Напряжение висит в воздухе, густое, как туман.

Мое сердце перестает колотиться как сумасшедше. Оно вообще как будто останавливается, и мне приходится прислушиваться, есть ли вообще пульс, потому что на секунду я и правда ощущаю себя как зомби.

Как очень грязный зомби, потому что на него только что вылили ушат помоев. И дело даже не в обвинениях Юли — они все абсурдны, с первого и до последнего слова.

Она не сделала мне больно словами.

Она сделала мне больно, растоптав мой «счастливый день».

Я смотрю на лица своих гостей. Они смущены, испуганы, но пытаются сочувствовать. Улыбки исчезли, легкость улетучилась. Праздник мертв.

— Майя… — тихо начинает Амина, но я вздергиваю подбородок и она мгновенно замолкает.

— Я… Мне очень жаль, — говорю, чувствуя, как горят щеки. — Кажется, вечер уже безнадежно испорчен.

Наташа подходит ко мне сзади и крепко обнимает.

— Майка, если хочешь — я сегодня останусь у тебя.

Я смотрю на свой праздничный стол и сидящих за ним гостей, которые вместо того, чтобы наслаждаться вкусным мясом и терпким вином, «насладились» безобразной шоу-программой.

Начинаются неловкие прощания. Коллеги вежливо говорят, что им уже пора. Костя с Наташей и Катей тоже собираются. Натка снова обнимает меня на прощание, шепчет: «Позвони мне обязательно!», смотрит с такой теплотой и беспокойством, что я на секунду чуть было не поддаюсь желаю все-таки попросить ее остаться со мной.

Амина остается чуть дольше — молча берет на себя все организационные моменты, которые я в своем теперешнем состоянии решали бы с заметным «тормозом». Я пару раз смотрю в ее сторону, останавливаю себя от вопросов, которые должна задать, потому что что после Юлиной бравады, шансов, что ответ Амины меня порадует, практически никаких. Но вс конце концов, решаю больше не прятать голову в песок.

— Амина, и давно обо мне сплетничают? — останавливаю ее окриком, когда она как раз отпускает официанта с очередным расчетом.

Намеренно делаю это без вступления, чтобы застать ее врасплох. Она — идеальная ассистентка и между нами сложились теплые отношения, так что, вполне возможно, выдавить из нее правду будет не так просто. Но в первые секунды, пока она встречает мой вопрос без подготовки, ответ и так написан у нее на лице.

Я качаю головой. Хочется спрятаться от мира, закрыться ладонями, но я держусь. Реветь в подушку буду потом.

— И давно? — задаю следующий вопрос, давая понять, что «ответ» на первый и так уже получила.

— Майя, слушай…

— Давно? — повторяю чуть жестче.

— Кто-то закинул информацию в чат «элианов» на следующий день после объявления твоей новой должности. Никто бы и внимания не обратил — ты же знаешь, запрет на разговоры не о работе постоянно нарушают.

— Но там было фото?

Она вздыхает и после секундной задержки все-таки кивает. Еще минуту тормозит, потом достает телефон, недолго что-то листает и, наконец, протягивает его мне.

Это чат сотрудников «элианов» — я замечаю пару знакомых лиц на аватарках. Каким образом туда затесалась Амина — вопрос риторический. Она ведь не просто так все и обо всех знает, с моей стороны было бы наивно верить, что все свежие сплетни она получает исключительно законным путем.

Я вижу сообщение, с которого все началось — пользователь «Юля Г.» с бантиком на аватарке. Она не была сильно оригинальной — просто слила ровно ту часть истории, которую слила Дубровскому: я специально попросила Гречко продвинуть симпатичного парня, потому что запала на него. Но у всего этого появилось продолжение, завернутое во флёр: «А кому еще насасывает Франковская за такое стремительное повышение?»

Кто-то попытался оспорить ее слова — и тогда в ход пошли фото.

Не одно. Не только то, почти_невинное, с ладонью Славы у меня на талии. Есть еще парочка, и при взгляде на них я даже не сразу улавливаю ракурс, как они были сделаны. На секунду кажется, что как будто самим Дубровским, но когда первый шок проходит, эта версия сразу отпадает. На одном фото он усаживает меня в «Медузу» — наши лица видны отчетливо, хотя из-за полумрака на улице качество фото не самое лучшее. Дальше — кроткое видео.

Я поджимаю губы, потому что несмотря на весь пиздец происходящего, мое тело моментально откликается воспоминаниями — на десятисекундном ролике Слава сидит на корточках перед машиной, гладит мою лодыжку и убирает в салон край платья, чтобы его не прищемило дверцей.

Есть еще пара кадров — где он садится в машину.

Не такие провокационные, но явно для того, чтобы никто точно не подверг сомнению, что с той презентации мы уехали вдвоем и явно не с намерением выпить чаю.

Дальнейшее обсуждение читать нет смысла.

Я возвращаю телефон Амине.

— Майя, никто не поверил, что твое повышение…

Она стопорится об мой взгляд.

Понимает, что лучше не продолжать. Спрашивает, нужна ли еще мне сегодня, получает отрицательный ответ и уходит.

Вскоре зал пустеет. Официанты стараясь не привлекать внимания, начинают убирать со стола. Через пару минут передо ной непонятно откуда появляется чашка кофе и пана-кота в красивой креманке, выложенная сверху залиты в желе дольками мандаринов. Есть мне это абсолютно не хочется, но я все равно благодарю внимательный персонал.

Сделать все те фото никак нельзя было случайно. Только если намеренно идти за нами как вор. Зачем? Чтобы что? Ответ приходит только один — Юля готовилась со мной воевать, потому что уже тогда нацелилась на мое место. Очень в ее духе — сначала обидеться на то, что я не посадила ее в какое-то важное кресло, а потом, в отместку, придумать забрать мою должность. Ну а почему бы и нет? Сначала выслужиться пред Гречко, получить рекомендации, а потом подобрать момент, когда я буду наиболее уязвимой и вбросить грязь под правильным соусом. «Какой же она директор по персоналу, если продвигает любимчиков за интимные услуги?!»