Развод. Предатели (СИ) - Дюжева Маргарита

— Что именно из того, что я сказала «ну, наконец-то»? — уточнила я.

Снова тяжкий вздох:

— Я в тебя верю, Вер, — а глаза смеялись, — ты справишься. Не сразу, но со временем наверняка догадаешься в чем дело.

И тут до меня дошло.

— Только не говори, что ты…

— Да, я.

— Ты же не…

— Я же да.

И улыбка от уха до уха, будто пакость какую-то совершил, а теперь довольный сидит.

— О, боже…

— Да, я такой.

Дурень хвастливый!

— Никит, я в шоке. Честно.

— Не сомневаюсь. Вылетаем через десять дней. На неделю. Сразу предупреждаю никаких чопорных отелей, мощеных дорожек, и подобострастно кланяющихся официантов. Только природа. Только хардкор. План такой…

И дальше пошла целая лекция на тему, как провести незабываемую неделю на Алтае. Он перечислял то, что нас ждет за эти семь дней, а я смотрела на него и не верила, что все это происходило со мной.

Что это я буду встречать рассвет где-то в степи.

Что буду спускаться по реке.

И посмотрю с высоты птичьего полета на цветущую долину.

Что я увижу все это, настоящее, лишенное шелухи и пустого блеска.

Наши поездки с Ланским — это всегда тщательный выбор отеля с последующим цеплянием к деталям.

Ланскому всегда все было не так: слишком медленные работники, слишком плохой сервис, слишком жесткая кровать. Все не такое, как было нужно его царскому величию. Все неподходящее, ведь он достоин самого-самого. Лучших отелей, лучших номеров, лучших женщин рядом с собой. И было в этом стремлении что-то ненатуральное, надрывное. Будто и не для себя все это, а для того, чтобы показать другим, похвастаться, лишний раз подчеркнув свое благосостояние и положение в обществе.

А с Ником все было просто.

Алтай – значит Алтай. И никаких понтов.

Вместе, значит вместе. А все остальное – не имеет значения.

Лучше пройти один раз самыми дикими, но прекрасными тропами с тем, кто тебе дорог, чем сто раз шагать по заасфальтированной, вылизанной дорожке под руку с посторонним. Важна сама суть, а не оболочка.

Он закончил перечислять все те переходы, которые нам придется совершить и все те места, которые будем посещать, а я сидела с квадратными глазами и не знала, что сказать. Наконец, кашлянула и выдавила из себя:

— Я поняла, ты смерти моей хочешь. Чтобы я в первый же день стоптала ноженьки по самую не балуйся, упала без сил и больше не встала.

— Не прибедняйся. Ты не такая нежная и беспомощная, как кажешься на первый взгляд, и маршрут я выбрал самый простой, с которым даже новичок справится.

— Что же там тогда не для новичков?

— А это ты узнаешь в следующем году, — пообещал он, коварно пошевелив бровями.

Кажется, я очень крупно встряла. Глубоко и бесповоротно. И кажется, мне это нравится. В груди аж распирало от какого-то невероятного восторга, и за спиной распускались новые крылья.

Только…

— А как же клиника? — с сомнением сказала я, — там всегда работы невпроворот…

— Не переживай, я уже сказал Любе, что украду тебя на неделю. Она со всеми договорилась – они тебя отпускают. Уже даже график составили и твои записи по всем раскидали.

Вот нахалы! Сговорились за моей спиной! Не иначе, как тоже со свету решили сжить.

— Но…— я совсем растерялась, — мне же надо…

— Что тебе надо? — поинтересовался он, чуть склонив голову на бок и наблюдая за моими жалкими попытками найти какие-то причины, по которым я не могу ехать, хотя очень этого хочу.

И я поняла, что на самом деле мне надо. Просто разрешить себе быть счастливой, без оглядок на других.

Ведь если не сейчас, то когда? Подождать еще год, три, пять, когда закончатся все дела? Когда кому-то перестанет требоваться моя помощь? Когда самой не захочется выходить из дома? Я и так слишком долго сидела в четырех стенах. Долгие годы, изо дня в день отказываясь от своей мечты и желаний, в угоду чужому удобству.

Я хочу на этот Алтай, будь он не ладен. На путь новичка, а потом на маршрут для более опытных. Я хочу спуститься на надувной лодке по реке, хочу узнать каково это – спать в палатке и встречать рассвет посреди зеленого поля. Я хочу проделать часть пути верхом на лошади и плевать, что при этом натру себе все, что можно натереть, потому что в жизни не каталась верхом. Хочу есть уху с костра. Хочу прыгнуть с парашютом. Ладно, насчет парашюта – это я погорячилась, мне в жизни на такое безумие пороху не хватит. Но, все остальное – хочу. И что самое удивительное – могу.

Когда еще начинать жить, если не сейчас? Я и так слишком долго это откладывала.

— Морально подготовиться, — наконец, ответила я.

— У тебя есть целых десять дней – готовься, не хочу, — бесцеремонно сказал Ник.

Я натянуто рассмеялась:

— А еще надо привыкнуть к тому, что я теперь бунтарка. Купить подходящую для похода одежду и убедить себя, что все это не сон.

Никита улыбнулся:

— Если вдруг засомневаешься – только скажи. Я мигом тебя в чувство приведу.

— Интересно как?

— Как…как…буду щекотать, пока не прекратишь всякие глупости говорить. Могу начать прямо сейчас, — и двинулся ко мне.

— Не вздумай! — я попыталась увернуться, но куда там.

Сгреб как куклу в охапку и прорычал по медвежье на ухо:

— Попалась…

— Ник!

Через мгновение я уже хохотала во весь голос и чувствовала себя неприлично счастливой.

Глава 34

Это было мое самое странное лето. Лишенное прежних ценностей и тех составных частей, без которых, казалось бы, вообще невозможно нормальное существование.

Могла ли я подумать в прошлом году, что мой муж, с которым прожила двадцать лет в неплохом браке решит, что я устаревшая модель и подлежу обновлению? Что иметь при себе молодую звезду приятнее и престижнее, чем женщину, родившую ему трех детей и всю жизнь ставящую семью и его самого превыше всего?

Могло ли мне хотя бы в дурном сне привидеться, что двое из трех моих детей фактически откажутся от меня, променяв все на ту же звезду? Что слово «мама» окажется для них синонимом скуки, нравоучений и прочих не слишком важных вещей, от которых можно запросто отказаться? Что им потребуется полгода, чтобы прийти в себя и осознать масштабы катастрофы?

Простила ли я их? Простила. По крайней мере Марину и Артема – потому что материнское сердце, на то и материнское, чтобы принимать детей, несмотря ни на что.

Хотела ли я вернуться к прежней жизни с ними? Да простят меня поборники культа «я всем должна» – нет.

Потому что я тоже живой человек, потому что лишь опустившись на самое дно отчаяния, я поняла, что надо жить не только для кого-то, но и для себя. Иметь собственные интересы, не растворяться в других, путь даже эти другие – самые близкие люди на свете. Любить себя, как бы банально это не звучало, ценить. Всякое в жизни бывает. Моя вот сложилась так, преподнеся неприятный и очень болезненный подарок в виде предательства.

Пришлось себя отстраивать с нуля, искать новые ориентиры в кромешной тьме и снова учиться летать.

Да, крылья уже не те. В них нет того золотистого блеска и воздушных переливов, что прежде. Они тронуты пеплом, местами прожжены насквозь и исполосованы глубокими шрамами, но это этого не менее прекрасны. И они мои.

И жизнь не заканчивается после развода, как я малодушно думала раньше. Она идет своим чередом, заполняя пустоту новыми деталями, событиями, людьми. Надо только открыться, дать шанс им и себе.

Утонуть в сожалениях об утраченном – легко. Гораздо сложнее дать себе тычка и начать двигаться. Начать что-то делать. Не позволять себе опускать руки и превращаться в блеклую тень на дне выгребной ямы.

Я была там и знаю о чем говорю. Те, первые месяцы навсегда останутся жутким черным пятном в моей памяти. Тогда казалось – все, конец. Надо лечь, сложить руки на груди и помереть, потому что уже никогда ничего хорошего в этой жизни не появится.

А оно взяло и появилось. В виде новых людей, которые не только поддержали, но и наполнили смыслом мое обезвоженное предательством существование. В виде любимого дела, которое я всегда откладывала на потом, лишь по причине того, что кому-то оно мешало. В виде новых мест.