Джинна Уилкинс - Странная парочка
Покачав головой относительно необъяснимых сложностей своей жизни, Анджи направилась в кабинет Риса за нужными бумагами.
* * *С бумагами… с большинством бумаг, которые потребовал Рис, в левой руке, Анджи помедлила, прежде чем вставить полученный у Джун ключ в замок входной двери. Она впервые видела его дом – большой, хотя довольно простой, современной архитектуры – в богатом районе неподалеку от более скромного, где жила она. В том, чтобы просто отпереть замок и войти, было что-то слишком интимное, но и беспокоить его, звоня в дверь, не хотелось. Глубоко вздохнув, она повернула ручку.
Первое, что она заметила, войдя в дом, было явное пристрастие к минимализму. Хотя все было высшего качества, обстановка была простой, функциональной, лишенной всяческих излишеств. На стенах висело несколько картин, но в их расположении не чувствовалось внимания к равновесию и стилю. Не было никаких безделушек, фотографий и тому подобных личных предметов.
Она вспомнила обставленный лучшими дизайнерами бостонский особняк, в котором цвета и обстановка менялись каждый сезон. Подлинные картины старых мастеров, пресс-папье из чистого серебра, хрустальные подсвечники. Ее детская с ярдами старинных кружев и полками кукол от мадам Александер.
Она вспомнила и бабушкин дом с рядами фарфоровых куколок, конфетницами и бесчисленными салфеточками. Обколотая керамическая собака в фойе, разрозненные тарелки в старинном серванте, дешевая репродукция «Тайной вечери» в столовой. Лоскутные одеяла и вышитые тамбуром афганские борзые бабушкиной работы. Карандашные рисунки, которые годами присылала ей Анджи, аккуратно собранные в альбоме на пианино вместе с фотографиями Анджи в разных стадиях взросления. Она не променяла бы свой нынешний дом на более элегантный и дорогой в Бирмингеме или любом другом месте.
Неуверенно осмотревшись, она направилась к лестнице, решив, что спальня Риса должна быть наверху. Нервно сглотнула.
Первая дверь слева от лестницы была открыта. Заглянув, она поняла, что нашла спальню хозяина. Вся обстановка состояла из кровати, большого шкафа, ночного столика с лампой, будильником и телефоном и стула, через прямую спинку которого был переброшен вчерашний пиджак Риса. Над кроватью висела картина – пустынное штормовое море. Рис крепко спал, растянувшись на кровати.
Пройдя на цыпочках по пушистому ковру, она остановилась, глядя на своего работодателя. Он вполне соответствовал ее давешнему представлению: всклокоченный, с лихорадочным румянцем на небритых щеках. Но, несмотря на то, что именно это Анджи и ожидала увидеть, реальность ошеломляла. Больной и одинокий, он так отличался от надменного, неприступного человека, с которым она работала последние пять месяцев. Анджи знала, с каким негодованием он отмел бы ее сочувствие, но – сочувствовала.
Обратив внимание на цвет его запавших щек, она нахмурилась. Какая же у него температура, и принимал ли он жаропонижающее? Она протянула руку, отдернула и медленно протянула снова. Он спит так крепко. Может быть, потрогав лоб, она его не…
Не успела рука коснуться кожи, как была схвачена железными пальцами.
– Ой!
Держа ее руку у виска, Рис смотрел чуть затуманенными, но не менее, чем обычно, проницательными глазами.
– Что вы делаете?
– У вас, кажется, лихорадка, – ответила она настолько спокойно, насколько это возможно было в данных обстоятельствах. – И лицо горячее. Вы мерили температуру?
– Нет.
– Лекарство принимали? Аспирин? – Нет.
– Не могли бы вы отпустить мою руку? – осторожно спросила она. – Боюсь, на ней будут синяки.
Он немедленно повиновался.
– Извините. Я не привык, чтобы ко мне прикасались во сне.
– Это вы простите, что напугала. Как вы себя чувствуете?
– Погано, – нетерпеливо проворчал он. Ей терпение тоже стоило немалых сил.
– Горло болит? Голова? Еще что-нибудь?
– Горло болит, голова болит, все остальное тоже болит. Вы это хотели услышать? – огрызнулся он, приподнимаясь на локте. Прикрывавшая его простыня сползла до пояса, и Анджи чуть не уронила все принесенные бумаги.
Под строгими деловыми костюмами Риса Вейкфилда, оказывается, скрывалось великолепное тело.
Грудь была широкой, загорелой и крепкой, с выпуклыми мускулами атлета. По контрасту с густой седой гривой, волосы на груди были темные и редкие, спускающиеся треугольником от сосков и узкой полоской исчезающие под простыней. Мысленно проследив дальнейший путь этой полоски, Анджи почувствовала, как слабеют колени.
– Вы… гм… – Она запнулась, откашлялась и подняла глаза к его лицу, успев заметить мимолетное выражение, которое он тут же подавил. – Вы бы лучше легли. У вас есть термометр?
– В ванной. Но…
Она не дала ему времени на возражения. Положила бумаги в ногах кровати, повернулась и поспешила в смежную со спальней ванную, остро нуждаясь в нескольких секундах одиночества, чтобы прийти в себя.
Рис кашлял, когда она вернулась, крепко сжимая термометр, бутылочку с аспирином и собственное самообладание. Кашель был глубоким и звучал очень нехорошо, хотя сам больной был всецело занят чтением докладов.
– Где папка Перкинса? – требовательно осведомился он, справившись с кашлем.
– На вашем столе в офисе, – спокойно ответила Анджи, стряхивая термометр. – В ней ничего, что может потребовать вашего внимания, до понедельника по меньшей мере.
– Черт возьми! Я… – Он инстинктивно закрыл рот, когда Анджи сунула туда термометр. Вытащив его, он продолжал:
– Доклад по сделке с Сан-Хуаном вы тоже не принесли?
– Нет. С этим разберутся. – Она взяла термометр из его руки и опять сунула в рот.
Он снова вытащил.
– Кто разберется?
– Я. И если вы не будете держать термометр во рту, мне придется измерить температуру менее почтительным способом, – пригрозила она, забыв о культивируемой последние пять месяцев сдержанности. Похоже на прежнюю Анджи, мысленно усмехнулась она, фаталистически ожидая, что сейчас ее разорвут на части.
Невероятно, но он только посмотрел на нее долгим взглядом и молча положил термометр в рот. У нее хватило здравого смысла ничем не выразить удовлетворения победой.
– Я принесу вам чего-нибудь холодного попить, – пробормотала Анджи, избегая его глаз, повернулась и поспешила к двери. – При гриппе нужно пить много жидкости.
Кухня Риса была оборудована исключительно функционально, в ней не было ничего лишнего. В холодильнике оказался богатый выбор консервированных прохладительных налитков – неожиданное пристрастие к газированным фруктовым водам, – кувшин апельсинового сока, галлон молока, полдюжины яиц, масло и ежевичный джем. И все. Она налила большой стакан апельсинового сока, решив, что спросит, хочет ли он есть, прежде чем сооружать завтрак из этих скудных запасов.
