Развод. Испеку себе любовь (СИ) - Марс Яна

— Особенно тебе? — язвительно бросила Аля.

— Особенно себе, — поправил он. Его голос стал тише, интимнее, будто предназначенным только для неё. — Ты себя губишь, Алёна. Твои руки... Они были другими. Ухоженными. Они держали планшеты на совещаниях, а не дрова таскали.— Илья покачал головой и развел руками. — И все ради чего? Ради призрачного шанса заработать сумму, которую я могу положить на твой счёт завтра, просто чтобы ты перестала этим заниматься.

Он посмотрел на нее с сочувствием. .

— Соня этого не понимает. Она просто хочет маму..

Это был удар ниже пояса. Точный и болезненный. Он всегда знал, куда бить.

— Уходи, Илья, — тихо сказала она, чувствуя, как подкатывает ком к горлу. От усталости, от злости, от беспомощности.

— Хорошо, — легко согласился он. — Но подумай. Мое предложение всё ещё в силе: дом, семья, стабильность. Всё, что тебе нужно, — это перестать бороться с ветряными мельницами. — Он повернулся к Маргарите Вениаминовне, снова превратившись в идеального зятя. — Маргарита Вениаминовна, спасибо за гостеприимство. Обязательно поцелую Сонечку за вас и передам привет от бабушки!

И он ушёл. Так же тихо и уверенно, как и появился. Оставив после себя тяжёлую, гнетущую тишину, разбавленную лишь запахом дорогого парфюма, который смешался с запахом хлеба и тушёнки.

Маргарита молча смотрела на закрытую дверь, потом на дочь.

— Видишь? — снова сказала она, и в её голосе слышалось странное торжество. — Он о тебе заботится. По-своему.

Аля не ответила. Она подошла к столу, взяла свою тарелку с остывшим пюре и вывалила всё в мусорное ведро.

Ей не было места здесь. Ни в этом доме, полном упрёков и чужих правил, ни в том, запертом на новый замок. Её место было там, во тьме, у старой печи, которая, несмотря ни на что, давала тепло. И которое она сама и разожгла.

— Я пойду, — сказала она, не глядя на мать. — Мне ещё тесто месить.

Она вышла на лестничную клетку. Дождь стучал по крыше. Внизу, у подъезда, стояла его дорогая машина. Он сидел внутри, и, ей показалось, он смотрел на неё через лобовое стекло. Смотрел с тем выражением, в котором было всё: и холодная уверенность победителя, и тень чего-то старого, давно похороненного — того, что когда-то могло быть любовью.

Аля отвернулась и натянула капюшон пониже. У неё не было времени на старые раны. У неё были дрожжи, которые ждали, чтобы подняться. И ярость, которой ещё предстояло превратиться в нечто большее.

7. Адский день, как и обещали

Адский день начался не с крика петухов, а с оглушительного треска — это сломалось коромысло у старого колодца, когда Аля пыталась натаскать воды. Ведро с грохотом улетело вниз, и утренняя тишина взорвалась эхом и парой крепких выражений, сорвавшихся с её губ помимо воли.

Рассвет только зарился над Сосновском, окрашивая небо в бледно-розовый цвет, когда её телефон окончательно сошёл с ума. Он вибрировал, звенел и подрагивал на грубом столе летней кухни, как раскалённый уголёк. После постов Вики сообщения сыпались градом.

"А это можно заказать?"

"А доставка в Москву будет?"

"Сколько стоит? Я из Сосновска, сам заберу!"

"Девушка, вы гений! Где точка?"

Аля, с мокрыми от холодной воды руками и растрёпанными волосами, смотрела на этот хаос с ощущением, что попала в эпицентр торнадо. Она успела испечь за ночь шесть караваев. Они лежали на чистой ткани, золотистые и душистые, как шесть солнц. Шесть солнц, которые нужно было сейчас кому-то продать.

— Мам! — удивилась Аля. — Ты так рано! Помоги, пожалуйста, найти мои весы! Не помню, куда их убрала.

Маргарита Вениаминовна, с заспанным лицом и в бигуди, выражала явное недовольство и обеспокоинность состоянием дочери. Аля была похожа на электровеник, который вот-вот прикажет долго жить от перенапряжения.

— Что ты здесь крутишься, дочка? — удивилась она. — Зачем тебе весы? Хлеб на вес не продают, поштучно.

— Нужно понять, сколько каждая буханка весит, чтобы цену назначить, — попыталась объяснить Аля, уже чувствуя себя идиоткой. Она, бренд-менеджер с опытом вывода на рынок многомиллионных продуктов, стояла в шесть часов утра в пижаме и не знала, сколько стоит буханка хлеба.

Пока они с матерью взвешивали хлеб на кухонных весах, приехала Вика. Не одна, а с таксистом, который выгрузил на траву два мешка муки, пару вёдер и здоровенный чемодан со своим съёмочным оборудованием.

— Так, друзья мои, начинаем! — объявила она, с ходу включив штатив. — Народ жаждет! Аля, ты просто работай, а я тебя сниму в процессе. Естественно, без пафоса. В духе "утро начинается не с кофе".

— Вик, я не могу, я выгляжу как... — начала Аля.

— Идеально! — перебила подруга. — Настоящая хозяйка! Никакого глянца. Это же тренд — #настоящаяжизнь. Поехали!

Под объективом камеры всё стало казаться ещё более сюрреалистичным. Аля месила тесто, Вика снимала крупным планом её руки в муке. Аля растапливала печь — Вика залезла чуть ли не внутрь, чтобы снять, как поленья превращаются в жар. Маргарита Вениаминовна сначала жаловалась, что "освещают её, как в цирке", но потом втянулась и даже сама поправила платок, когда Вика решила снять её с термосом.

В восемь утра к калитке подошла первая покупательница — пожилая женщина в цветастом халате.

— А это тут, слышу, хлеб продают? — крикнула она через забор. — В телефоне увидала, от Нины, ей дочка сбросила.

Оказалось, Вика не только выложила сторис, но и создала канал в социальной сети с говорящим названием "Хлеб от Али".

Аля, краснея, продала ей один каравай за триста рублей. Женщина вытаращила глаза и стала причитать, что триста рублей для хлеба - это грабеж! Вика сразу же начала убеждать женщину в том, что такого хлеба она никогда не пробовала! Соблазненная запахом выпечки и сладкими речами блогерши, женщина протянула триста рублей. Вика с улыбкой до ушей взяла деньги и отдала замотанных в пакет каравай. Женщина в халате тут же отломила горбушку, попробовала и одобрительно хмыкнула:

— Ничего, ничего. В магазине хуже. Дай-ка ещё один, зятю.

К девяти утра у калитки собрался народ: человек семь пришли поглазеть. В основном соседки Маргариты Вениаминовны и их любопытные родственники. Однако, к удивлению Али, все шесть караваев были распроданы за двадцать минут.

— Всё! — растерянно развела руками Аля, глядя на пустую лавку. — Больше нет.

— А когда следующий? — спросила только что подошедная девушка с ребёнком в коляске.

— Через... через три часа? — неуверенно сказала Аля, прикидывая в уме, сколько времени нужно на расстойку и выпечку.

Народ покачал головой и стала медленно расходиться. Хлеб хвалили, но смеялись и причитали — эка видано, в двадцать первом-то веке хлеб в печи выпекать! Пошли разговоры, что для столичных их маленькая жизнь — шутка. Но была пара человек, которые пообещали вернуться за хлебом.

— Слышишь? — Вика ткнула её локтем в бок. — Они хотят еще! Это же золото! Надо увеличивать объёмы!

Увеличивать объёмы оказалось нечем. Одна печь, одна миска, две руки. После импровизированного обеда Аля закончила вторую партию — ещё восемь караваев.

Внезапно подъехал местный блогер на видавшем виды седане и начал снимать сюжет для паблика "Новости Сосновска". Заголовок родился сам собой: "Столичная бизнес-леди вернулась и накормила район настоящим хлебом". Вика проявила дружелюбие и даже помахала в камеру, но потом быстренько спровадила местного коллегу, который не захотел покупать хлеб.

— Значит, денежки на нас поднять он захотел, а как помочь малому бизнесу — это там три сотни жалко!, — ворчала Вика. Но хлеб они все-таки распродали — вернулась девушка с коляской, еще пара человек подтянулась. Прибежала даже девочка лет 15, подписчица Вики, взяла один каравай и попросила сфоткаться. Вика охотно согласилась и даже засняла ее в сторис. Девочка убегала с улыбкой до ушей и обещанием вернуться еще.