Александр Минчин - Юджиния
Он вздрогнул.
— Только ради тебя я согласилась на такие муки. Ты готовишь мне сюрприз, поэтому ты меня исследуешь? У нас будет…
Он сжал судорожно овал руля до боли в пальцах.
— Ты опять молчишь, — улыбалась она. — Я так рада, что эти анализы больше сдавать не надо.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал?
— Ты бы мог пригласить меня на обед — в приличный ресторан.
— У меня денег нет. Я — бедняк.
— Тогда я приглашаю тебя — моего бедного мужа — в очень хороший ресторан. — Она рассмеялась.
— Благодарю, Юджиния. Только при одном условии: ты поведешь «ягуар» после обеда.
Он бы и не смог — после большой бутылки водки. И всего того, что произошло в ресторане: на нее кто-то не так посмотрел… У Достоевского это называлось скандал. На языке упрощенном — «драка».
Она была, как Пенелопа, мужественно-терпелива. И только огорчалась, что он не делится с ней своими тревогами.
Всю неделю Александр провел с Юджинией, ни разу не подойдя к письменному столу.
— Ты совсем не пишешь, почему? Я тебя отвлекаю?
— Не идет, бывает такой период, — отвечал он, опуская глаза.
— Я хочу, чтобы ты был писателем.
Он поцеловал ее долго в губы — за эту фразу.
— Я буду, хотя бы потому, что этого хочешь ты. Каждый день он пытался придумать все новые развлечения для Юджинии, чтобы как-то отвлечься. Из этого мало что получалось, но он пытался.
В конце недели, как он и ожидал, раздался звонок.
— Ты должен приехать немедленно, — сказал Кении, и у Александра оборвалось все внутри.
Юджиния была на уроке русского языка, и он, никому не сказав ни слова, выехал из дому.
— Я не ожидал тебя так быстро, — удивился доктор Винтер. — Дай мне пять минут, я закончу с последней пациенткой, и мы уединимся.
То, что передумал Александр в эти пять минут, не поддается описанию. Медсестра доктора Кении, со стройными ногами, пригласила его в кабинет.
Они посмотрели друг другу в глаза. Кении начал:
— Ты помнишь, ты говорил, мы мужчины… — Да…
— Тебе предстоит быть дважды мужчиной, чтобы вынести то, что предстоит Юджинии. Анализы готовы. Худшее подтвердилось — у нее рак крови. Остропрогрессирующая лейкемия.
У него стало сухо во рту, и до конца вечера он не чувствовал свое горло.
— Я говорил с тремя специалистами сегодня, выслушивая их мнения и советы.
Александр, уронив голову, затрясся, он отказывался верить. Какие еще специалисты, какие советы, это его Юджиния. Ему хотелось взвыть, заорать, закричать, пробить стенку головой, разорвать все в клочья и уничтожить голос, предвещающий ужасное.
Кении положил руки на его плечи.
— С тобой все в порядке?.. Есть два лучших центра в Америке. В Бостоне для детей и Мемориальный Слоун-Кеттэринг госпиталь. Лучший раковый корпус в Америке.
Он сидел отключившись, ничего не соображая.
— Выбирать и решать придется тебе, так как Юджинии еще нет восемнадцати лет… Я дам направле-ния в оба центра. Любая помощь, которую я могу оказать, и все, кого я знаю…
— Ты же сказал: ранний диагноз…
— Я прошу прощения, что я оказался вестником страшной вести…
Александр, не дослушав, как бы в беспамятстве вышел из кабинета. Одеревеневшими руками открыл дверь машины.
Вернувшись домой, он поднялся в библиотеку Юджинии.
Она была смущена, и казалось, ей неловко было смотреть ему в глаза.
— Что случилось. Юджиния? — Он не мог поверить, что она что-то может подозревать.
Она не могла выговорить первые слова, пока не справилась со спазмом.
— Не jumped on me…[28]
В глазах ее была тревога за него, и это поразило его еще больше.
Он уже мчался по лестнице как одержимый. В доме поняли, что что-то произошло. Телохранитель, едва поспевая (и не поспевая) за ним, расстегивал на бегу кобуру под мышкой.
Александр в несколько скачков пересек аллею, дорожку, парк и ворвался в маленький домик для гостей.
Миша лежал на своей барской кровати, играя с котенком.
— Здорово, — сказал.
Александр не мог поверить, что этот идиот выбрал именно сегодня — самый страшный день в его жизни. О чем еще не знала даже Юджиния.
Он подскочил к кровати и вдруг заорал:
— Out![29] Его трясло.
— Саш, да ты что, хорош!
— I don't know your language. I said — out![30]«Out! Out! Out!» — орал он и только сдерживался до дрожи в нервных окончаниях так, что начинало давить в черепной коробке.
Наперерез к дому бежал телохранитель, на ходу перезаряжая пистолет и снимая его с предохранителя. Александр сделал знак рукой, что не нуждается в его помощи.
Вернувшись в свой кабинет, он закрылся в нем на пять минут.
Выписав чек, Александр задумался. Этого было достаточно, чтобы прожить безбедно год. Абсолютно ничего не делая; или решив, что делать. По крайней мере, его б не мучила совесть, что тот нуждается.
Он поднялся с кресла и отяжелевшей походкой двинулся к бару. Грузный телохранитель отдал предателю чек, забрав ненужные теперь ключи от машины и электронный открыватель ворот.
Александр попросил передать Юджинии, чтобы она обедала без него.
Виски интересно тем, что когда принимаешь это негрубое ласкающе-сжигающее вещество, то не все сразу чувствуешь. За четвертым хрустальным стаканом появляется ощущение, что это второй, а что пятый — это первый. А выпил он их в этот вечер столько, что ему казалось уже, что он дважды к первым приходил. И опять возвращался.
Напившись до того, что у него уже не двоилось в глазах, и поднявшись за новой бутылкой дорогого, но мерзкого виски, он упал. Так всю ночь Александр и пролежал на полу.
Рано утром, когда Юджиния еще спала, Александр вылетел в Бостон…
Конец июля, плавящийся асфальт, пелена жарящего зноя. Он попросил отвезти его в госпиталь. В госпитале он провел полдня. После звонка Кении его уже ждали.
Вечером он позвонил Юджинии.
— Солнышко, я в Бостоне…
Юджиния старалась никогда не показывать свое удивление. И всегда сдерживалась, не задавая никаких вопросов и давая полную свободу Александру. И ничем, абсолютно ничем, на нее не посягая. Значит, ему так нужно. Значит, ему так хочется. И она уже радовалась, что он получал то, что хотел, или достигал желаемого. Ему так редко чего-то хотелось… Он не знал, как начать… Рот был каменный.
— Я знала, что ты уезжаешь, — сказала она.
— Откуда?..
— По тому, как ты поцеловал меня утром, когда я спала. В этом было что-то прощальное.
С ужасом он подумал, что грядет… Слезы чуть не брызнули фонтаном, но неимоверным усилием…
