Джилл Мэнселл - Только ты и я
— О, замечательно. Мы все тут отлично ладим. — Макс усмехнулся. — Все просто обожают меня.
Сидевший рядом Эдди нарочито громко вздохнул, демонстрируя свое раздражение.
— Теперь мне ясно, что ты лжешь, — бодро заключила Тилли.
— Спасибо. Теперь о бальном зале. Джеми доволен им? — Понизив голос, Макс спросил: — А Тэнди?
Эдди мгновенно прекратил выдирать нитки из прорехи на джинсах.
— Они вне себя от восторга. Когда Тэнди увидела, даже расплакалась.
— Тэнди расплакалась? Боже, у этой девочки не все дома. Плакать надо будет, когда она увидит окончательный счет.
— Ты забыл, что они уже окупили все свои расходы?
Макс хмыкнул.
— Да благословит Господь журнал «Хай!». Между прочим, через минуту мы будем в Версале, так что все вопросы решать тебе. Позвони, если будут проблемы.
— Ах ты, бедняжка, на свете нет ничего более скучного.
Макс сказал:
— Знаю. Не говори Джеми, а то он ужасно расстроится. Ладно, обсудим потом. Пока.
Макс убрал телефон. Эдди продолжал смотреть в окно; его профиль был точеным и совершенным, как у статуи Родена.
Макс снова сосредоточился на кроссворде. Он терпеть не мог эти тупые кроссворды. Вообще для чего они? Какой смысл в том, чтобы тратить драгоценные клетки мозга только на то, чтобы вписывать дурацкие буквы в клеточки? Кстати о глупости и бессмысленности: Эдди собирается говорить что-нибудь или так и будет таращится в это чертово…
— Ну и о чем была речь?
Ура-а-а! Наживка проглочена!
— Гм? Извини. — Макс оторвал взгляд от газеты и посмотрел на Эдди поверх очков. — А, я держу постоянную связь со своей помощницей. Хочу быть уверенным, что клиенты довольны.
— Ясно. — Эдди дернул плечом, как бы давая понять, что вопросов у него больше нет и разговор окончен. Однако чувствовалось, как его изнутри сжигает любопытство. — Ну… а кто они?
Это было замечательной особенностью Джеми и Тэнди. Их имена, произносимые вместе, всегда узнавались. Им предстояло стать новыми Пошем и Бекс[30], новыми Уэйном и Колин[31] — ну, они ими и станут, если Тэнди своего добьется.
— Я не имею права говорить о своих клиентах. — Поколебавшись, Макс с видимой неохотой сказал: — Это один футболист и его подружка.
Теперь Эдди смотрел на него.
— Джеми Майклс и его подружка? Вы серьезно на них работаете?
— Ш-ш. Никому не говори.
— Черт побери. И вы на самом деле с ними знакомы? Ну, типа, встречались?
— Естественно, встречался.
— Но Джеми Майклс не… вы понимаете, не гей.
— Нет, не гей. — Макс подивился тому, как работает мозг четырнадцатилетнего подростка. — В прошлом году я делал дом для его друга, и этот друг порекомендовал меня Джеми и Тэнди.
— А что за друг?
— Колин, кажется. — Макс нахмурился, как бы пытаясь вспомнить. — Нет, Кэл, вот как. Кэл Кавана.
Эдди резко выпрямился и заорал:
— Да вы шутите! Сам Кэл Кавана!
— Ты не мог бы говорить потише?
— Но… но он, типа, самый гениальный футболист на планете!
— Разве? Я плохо разбираюсь в футболе. Повезло старине Кэлу.
Эдди прищурился:
— А вы не врете?
Макс пожал плечами и ответил:
— Зачем же мне врать?
Наконец поверив, Эдди откинул голову на спинку кресла.
— Это же потрясающе. Вы просто не понимаете. Кэл Кавана и Джеми Майклс играют в лучшей команде мира, и вы знакомы с ними. В любую минуту может позвонить телефон, и на другом конце будет кто-нибудь из них. Я, знаете, болею за эту команду. С детства. Вчера на мне была их майка.
Макс это заметил, хотя ему потребовалось время, чтобы это понять. Он не лгал, когда говорил, что не разбирается в футболе.
— Просто не верится, — продолжал Эдди. — Надо же, а Лу никогда ничего не говорила.
— Ее тоже не интересует футбол.
— Значит, Кэл Кавана. А он правда живет в большом особняке?
Макс кивнул.
— Даже огромном. Электрические ворота. Восемь спален, девять ванных, бильярдная, бассейн с именами Кэла и Николь, выложенными на дне золотыми плитками.
К этому моменту они подъехали к Версальскому парку.
— Кэл и Николь? — Эдди изумленно округлил глаза. — Но ведь они разошлись полгода назад. Он ее бросил!
Макс кивнул:
— Знаю. Я говорил ему, что эти золотые плитки — ошибка.
В субботу вечером они ужинали на открытой террасе гостиничного ресторана. В чистом небе висела почти полная луна, а ароматы бугенвиллеи, чеснока и «Галуаз» переплетались с ароматом школьников Харлстон-Холл — значительно менее экзотической смесью запахов от вспотевших подростков и перегретых кроссовок.
Пока дети выпускали пар, играя в петанк[32] против команды французских подростков, Макс и Фенелла Трент сидели за длинным столом на козлах в компании Тома Льюиса и Джози Энделл. Разговор уже давно шел о Версале. Наполнив вином свой бокал и бокал Джози, Макс наконец-то ухитрился свернуть тему в другую сторону — через роскошную «Марию Антуанетту» Софии Коппола к теме любимых фильмов.
— «Эта замечательная жизнь»! — Блестящие волосы Фенеллы заметались из стороны в сторону, когда она возбужденно захлопала в ладоши. Черт побери, а ведь она пила только апельсиновый сок. — О, «Следуя за флотом»! Или «Цилиндр»! Любой фильм с Фредом Астером и Джинджер Роджерс! — В исступленном восторге прижав руки к груди, она воскликнула: — Я могла бы смотреть их бесконечно!
Проклятие, сколько ей? Девяносто?
— Тогда я не буду приглашать вас на эти фильмы. — Том Льюис откинулся на спинку стула и в своей лаконичной манере произнес, загибая пальцы: — Итак, три любимых. «Терминатор». «Гладиатор». «Рэмбо».
Джози Энделл игриво шлепнула его по руке.
— Это все ваш тестостерон. Честное слово, вы такой мальчишка.
На мгновение Макс встретился взглядом с Томом, и между ними произошло нечто, что нельзя выразить словами. Том понял, что Макс знает. И во взгляде промелькнуло молчаливое подтверждение. Мгновение закончилось, и Том пожал плечами:
— А что такого в этих фильмах? Ну, мне нравится их смотреть.
— Одри Хепберн! — вдруг пронзительно воскликнула Фенелла.
Макс постарался сохранить серьезный вид.
— А что, она играла в «Рэмбо»?
— Нет, глупенький! В «Завтраке у Тиффани»!
Джози обреченно произнесла:
— Мальчишки любят мальчишеские фильмы, девчонки смотрят девчачьи. Мои любимые «Реальная любовь» и «Когда Гарри встретил Салли». Что может быть лучше старой романтической комедии? — Улыбнувшись так, что на щеках появились ямочки, она обратилась к Тому: — Уверена, и Клодин такая же, верно?
