Правило Шестьдесят на Сорок (ЛП) - Уайлд Элли К.

Дженна внимательно смотрит на меня, невольно поглаживая Петунию. Я знаю, что она права. Конечно, права. Но сомнения остаются.

— Мне нужна твоя помощь с одной вещью, — наконец произношу я, с трудом заставляя себя сказать это, прежде чем снова передумаю. — Я думаю, что хочу позвонить маме.

Брови Дженны неожиданно поднимаются.

— Хорошо, — тихо шепчет она. — Хорошо, мы это сделаем. Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — киваю я. — Пока мужество не покинуло меня.

— У тебя есть ее номер?

Я подхожу к окну и начинаю копаться в стопке журналов «Архитектурал Дайджест», пока не нахожу нужный выпуск — тот самый, купленный два с половиной года назад, в день, когда сменила номер телефона и удалила ее контакт.

Дженна берет журнал и внимательно рассматривает номер, небрежно нацарапанный на обложке.

— Ты уверена?

Я протягиваю телефон, нуждаясь в том, чтобы она сделала это за меня. Руки трясутся так сильно, что я поджимаю их под себя, пока Дженна набирает номер, ставя звонок на громкую связь и устанавливая телефон на кофейный столик. Она делает большой глоток из бокала с вином.

Гудки раздаются, наполняя квартиру глухим эхом, и лишь тихое дыхание Петунии нарушает напряженное молчание. И затем…

— Алло?

При первом слове, при первой ноте — голосе матери, в голове всплывает образ Тео. Рядом Дженна смотрит на телефон с выражением недоумения, явно не ожидая, что кто-то ответит. А я… не знаю, что чувствую.

Я знала, чего ждала от этого момента — горечи, возможно, даже гнева. Я ожидала мощного потока слез.

— Алло? — снова спрашивает мама, на этот раз чуть настороженно.

Дженна бросает на меня панический взгляд, но я только качаю головой. Возможно, тоже не ожидала, что она ответит, потому что в этот момент не могу произнести ни слова.

— Хочешь повесить трубку? — едва слышно шепчет Дженна.

Я собираюсь кивнуть, когда мать произносит:

— Джуди?

Словно по команде, мои глаза закрываются. В горле становится тесно, словно что-то сжимает его в тиски, не позволяя выдохнуть и вдохнуть.

— Джуди, если это ты… — ее голос дрожит. — Мне так жаль. Джуди, мне так жаль. Я была такой эгоистичной, я была… — ее голос обрывается

Пальцы Дженны переплетаются с моими, и я невольно любуюсь этой крепкой дружбой. Но ее руки слишком маленькие, слишком мягкие, и не имеют всей той силы, которая сейчас необходима.

— Мне так, так жаль, Джуди. Я хочу увидеть тебя. Хочу поговорить с тобой. Твой номер был недоступен, и… я пойму, если не захочешь со мной говорить… я все испортила, ужасно испортила.

На руках Дженны появляется легкая прохлада, и я понимаю, что она чувствует это напряжение так же остро, как и я. В воздухе повисает едва уловимая дрожь, а затем доносится тихий всхлип с другого конца провода.

— Мама.

Это слово вырывается само собой, с такой силой, которой я никогда бы не ожидала. Я предполагала, что рухну на пол, но в итоге чувствую себя… цельной.

— Джуди?

— Ты знаешь, где я живу. Почему не пришла?

— Я боялась, что ты меня прогонишь. То, что я сделала, было неправильно. Я не могла вынести мысли о том, что ты увидишь меня и скажешь уйти. Я… позволишь искупить свою вину? — после долгой паузы отвечает она.

Могу ли я простить? Не уверена, может ли это откровение хоть как-то изменить наше положение.

— Не знаю, — говорю ей честно. — Я не думаю, что это достаточно веская причина. Ты позволила поверить, что я тебе не нужна, что не заботишься обо мне, что просто ушла и не чувствовала ничего. Все из-за страха, что я, возможно, скажу уйти?

— Джуди, что я могу сделать? Как могу это исправить?

— Не знаю, можешь ли. Возможно, однажды мы сможем сесть и поговорить. Но сейчас… мне жаль, но я должна идти.

Я отключаюсь до того, как она успевает ответить. Потому что этого недостаточно. Мама позволила страху встать у нас на пути. И я ведь делаю то же самое с ним, не так ли?

Дженна осторожно смотрит на меня.

— Ты в порядке?

Я делаю паузу, чтобы проверить каждую частичку тела. Убедиться, что все на месте, что легкие продолжают функционировать, а сердце все еще бьется. Я в порядке. Да, я в порядке.

Но в то же время — нет.

Я чувствую, как в душе пробуждается новое осознание. Так нельзя жить, прячась под тенью мучительной раны, нанесенной много лет назад. Страх, возможно, никогда не уйдет. Возможно, я всегда буду заботиться о ранах. Но Тео делает борьбу легче. Я должна верить, что он продолжит это делать, и даже если остановится, я все равно смогу принять это. Я выживу, так же как выжила, когда родители ушли.

Дженна сжимает мое колено.

— Ты бы хотела, чтобы здесь сидел Тео, да?

Я обхватываю ее руки.

— Дженна, я не могу сказать, как сильно я тебя люблю. Но на данный момент мне так хочется, чтобы это был он.

Лицо Дженны озаряется улыбкой.

— Давай, иди за ним, ДжуДжу.

Глава 30

Тео

— Феоо!

Голос Габби звучит так громко, что заглушает шум, царящий в зале ресторана, даже оглушающие звуки из лаунжа. Должно быть, волнующе — видеть «Закатную Гавань» в таком состоянии, переполненном в первую ночь работы. Но для меня в этом нет ничего особенного. Перед глазами лишь тусклые, бесцветные силуэты. Я едва ощущаю привычное облегчение, обычно охватывающее в такие моменты.

Последние полтора дня превратились в бессмысленный калейдоскоп неважных встреч и бесконечной беготни, которая кажется единственным занятием, на которое я способен. Кроме как бездумно уставиться в потолок и страдать от навязчивых мыслей о Джуди. Я вскакиваю от каждого звонка телефона, надеясь, черт возьми, что это она. Что готова поговорить.

Сдаться было бы так легко. Огорчиться, почувствовать горечь от того, что она заставила меня пройти через это, что выбрала уйти. Но я не испытываю ни капли жалости.

Потому что она — моя Джуди. Моя, созданная специально для меня. И два дня, прошедшие с тех пор, как мы, по сути, расстались — или как бы это ни назвал — я все еще верю в нас каждой клеточкой тела. С такой любовью, как у нас, нельзя сдаться. Я скорее откажусь дышать.

Это еще не конец, мы не закончили. Всего лишь небольшая пауза. Разве жизнь не состоит из таких моментов? Мы точно не будем прощаться. Если только она не хочет быть со мной.

Когда я, наконец, добираюсь до столика, мама и Пен уже основательно опустошили бутылку вина. Маркус, кажется, готовится к очередному подвигу с опрокинутым пивом, пока Эван и Габби визжат рядом с ним, размахивая цветными карандашами и споря, кто сможет нарисовать клоунскую рыбку в раскрасках.

Улыбка распускается на лице мамы, как только она замечает меня.

— Вот ты где, Тедди! Разве это не невероятно? Очередь прямо напротив здания!

Она встает, чтобы обнять меня, а я, улыбаясь, наклоняюсь к собравшимся, целую в темечки двух нетерпеливых детей и взъерошиваю волосы Пен, просто чтобы подшутить. Я стягиваюсь на свободный стул напротив мамы. Быть с ними оказывается полезнее, чем я думал. Острая боль в груди постепенно уступает место тупой, ноющей боли.

Однако следовало бы остановиться в баре и взять что-нибудь выпить. Я пытаюсь привлечь внимание одной из официанток, но она только указывает подождать. Кажется, жизнь теперь такова. Раньше было легче.

— Так, расскажи, что здесь хорошего, Тео, — говорит Пен, изучая меню. — Это тот самый рыбный бургер, что делаешь в «Ниволи»? О, гибискусный морской окунь. Интересно!

— Рыбные палочки! Рыбные палочки! — выкрикивает Габби, не отрываясь от раскраски. — Рыбные палочки, Фео-о!

— У нее сейчас период рыбных палочек, — тихо бросает Пен. — Все время, каждый день. Она не ест ничего другого. Такие, в форме динозавров, за изобретение которых кого-то стоило бы наказать. Их подавали в детском саду.

— Рыбных палочек здесь нет, Габс, — сообщает Маркус, опустошая бутылку пива.

Габби резко запрокидывает голову.

— НЕТ! Рыбные палочки!