Татьяна Туринская - Спроси у зеркала
Лариса растерянно молчала. И правда, во что превратилась ее жизнь?! Она ведь к родным родителям вырывается не чаще одного раза в месяц! Даже звонит им редко, хотя казалось бы — телефон вот он, прямо под рукой, вернее, на шее болтается!
— Ну ладно бы с ребенком сидела, — продолжал увещевать ее Николаенко. — Но со свекровью… Какая-то у тебя странная любовь к свекрухе, не находишь? Я бы сказал, извращение какое-то. Обычно свекровь с невесткой враждуют, а для тебя она — чуть не лучшая подруга.
— Подруга? — удивилась Лариса. — Ну что ты, Андрюша, какая подруга? Она мне скорее мама, вторая мама. Нет, ничего-то ты, Николаенко, не понимаешь! Да и как тебе понять? Тут жизнь мою нужно знать. Я и сама разобраться не могу, разве это все объяснишь?
— А ты попробуй, — ответил Андрей. — Клиентов нет, никто нас дергать не будет. В случае чего — кошачий доктор примет. У нас такая практика — собаками и кошками разные специалисты занимаются, но в случае чего всегда друг друга подменяем. Если, конечно, тебе самой хочется разобраться…
Лариса вздохнула:
— Разобраться бы оно хорошо, да разве все расскажешь?!
Глава 2
И правда, разве расскажешь кому-то, как любимый бросил за неделю до свадьбы? Разве расскажешь, как в последний момент, можно сказать, из самой пропасти ее вытащил Дидковский? Как в день свадьбы удалось избежать слез и истерик только благодаря ударной дозе корвалола?..
Для Ларисы и по сей день оставалось неведомым, как Валере удалось решить все проблемы — она никогда его об этом не спрашивала. Но слово свое он сдержал — единственное, что в той страшной ситуации от нее потребовалось — это подтвердить в загсе свое желание связать судьбу не с заявленным ранее гражданином Горожаниновым, а с Дидковским. Даже маме с папой ничего объяснять не пришлось — разговор с будущими родственниками Валерий тоже взял на себя. Елизавета Николаевна лишь один раз спросила у дочери:
— Лариса, ты уверена?..
И, увидев в ответ лишь совсем неуверенное пожимание плечом, перестала дергать несчастную невесту.
До самой свадьбы Лариса надеялась, что Гена одумается, что прибежит умолять ее о прощении. Придумывала в уме всяческие козни, всевозможные наказания. И в то же время была абсолютно уверена, что не сможет его наказать, простит сразу, не раздумывая. А Валера… А Валера — он самый замечательный, самый близкий друг, он обязательно поймет, он непременно простит, и даже не подумает обижаться. Только рад за нее будет…
Даже в день свадьбы Лариса еще надеялась на чудо. Сначала дома, прихорашиваясь перед зеркалом. Все прислушивалась к звонкам — не идет ли Геночка, не пора ли прекратить весь этот спектакль? Потом у подъезда до последнего момента оттягивала посадку в шикарное авто со стилизованными кольцами на крыше. Все крутила головой, выискивая среди многочисленных гостей и любопытных соседей его, бесконечно любимого. И в загсе, едва не теряя сознания во время торжественной речи казенной дамы, официальной представительницы государства российского. И позже, в ресторане, когда изрядно подвыпившие гости без конца орали 'Горько', вновь и вновь заставляя целоваться новобрачных. До самого последнего момента ждала, готовая сорваться по мановению Генкиного пальца. До самой брачной ночи…
Не пришел… Не спас… Не забрал ее из благородных рук спасителя Дидковского… И только тогда Лариса поняла, что Геночка Горожанинов, самый-самый любимый человек в целой вселенной, навсегда остался в прошлом. Потому что если бы он даже и появился наутро после брачной ночи, она уже не смогла бы изменить того, что произошло. Но Гена не появился и наутро. Не увидел грустного взгляда свежеиспеченной замужней дамы, не испугался неестественной бледности ее обычно смуглого лица.
И Лариса стала Дидковской. Не формально, сугубо официально, а по сути. Она убедила себя, что именно Дидковский был предначертан ей в мужья изначально, от самого рождения. Не сразу, не запросто, но поверила, что Гена в ее жизни оказался совершенно случайно, даже ошибочно. Просто где-то там, наверху, в небесной канцелярии произошел сбой программы компьютера, а потому и вкралась в ее судьбу досадная ошибка по имени Гена Горожанинов. И не просто убедила себя в этом, но и довольно быстро привыкла к статусу члена семьи Дидковских.
Впрочем, привыкать к семье супруга ей не довелось — давным-давно знала, и даже в известном роде любила не только самого Валерика, но и его родителей. Правда, Владимир Александрович по-прежнему оставался для нее, образно говоря, человеком-загадкой. Как и в далеком ныне детстве, его и теперь почти никогда не бывало дома. Впрочем, даже если он и приходил с работы пораньше ради очередного семейного праздника, или же по давно укоренившейся привычке ехали отдыхать все вместе — к Ларисе он был не менее добр, чем Изольда Ильинична, однако никогда не делал попыток особо сблизиться с невесткой в духовном отношении. Тетя Зольда же с появлением в Ларисином паспорте фамилии Дидковская стала мамой Зольдой — вот и все перемены в их отношениях. Правда, Изольда Ильинична довольно продолжительное время воевала с Ларисой за право называться просто мамой, но Лариса при всем своем желании не могла перестроиться, настолько естественным для нее было словосочетание 'тетя Зольда'. Даже к 'маме Зольде' пришлось привыкать очень долго, а вот просто 'мама' у нее ну никак не желало получаться. В результате Изольде Ильиничне просто ничего не оставалось, как смириться с неизбежным злом. Ну что ж, пусть дурацкая 'Зольда', зато все-таки не 'тетя', а 'мама'.
Первое время новобрачные жили там же, на Строгинском бульваре, на третьем этаже. С одной стороны, Ларисе это было очень удобно, родные родители — вот они, совсем рядышком, только поднимись на несколько этажей на лифте и ты уже как будто дома, как будто и не было всего того кошмара под романтичным названием 'свадьба'. Однако с другой стороны очень сложно было оставаться с Дидковским, имея возможность в любую секунду вернуться домой.
Но страшнее всего было другое… Хуже всего было то, что над Ларисой постоянно нависала угроза столкнуться в парадном или возле дома с Горожаниновым. И увы — угроза эта не была условной, ведь несколько раз ей таки пришлось столкнуться с ним нос к носу…
Они так и не перекинулись хотя бы парой слов. Вместо диалога, вместо каких-нибудь объяснений или же упреков бывший жених окидывал Ларису таким презрительным взглядом, что она сжималась в клубочек, замирала, не умея сделать шаг в сторону, к спасению. И так и стояла ледяной скульптурой до тех пор, пока в воздухе не растворялся сам дух Горожанинова. Да только это не приносило облегчения. После каждой такой встречи Лариса вновь и вновь задумывалась о том, как жаль, что в ту роковую минуту, когда она уже стояла на табуретке на краю пропасти, в ее дверь, даже нет — в саму ее жизнь! — постучался Дидковский.
