Правило Шестьдесят на Сорок (ЛП) - Уайлд Элли К.

Я не хочу больше стоять. Веду ее по коридору, не отрываясь от губ, удерживая, когда Джуди спотыкается о собственные ноги. Отталкиваюсь от спинки дивана, когда мы врезаемся в него. Направляю в спальню, распахиваю дверь кулаком, не обращая внимания на звук, когда что-то хрустит, разбиваясь о стену.

Швыряю ее на кровать, на всякий случай.

Джуди смотрит на меня с середины матраса, грудь поднимется и опускается. Волосы растрепаны, спадают на плечи и спину. Ее руки сжаты в кулаки на простынях. Глаза пожирают меня, и я зацикливаюсь на единственной цели — дать все, чего она хочет. Сделать все, что я знаю, ей нравится. Наблюдать, как Джуди открывает для себя то, о чем не подозревала, что хочет. Показать, как много я о ней знаю, как сильно хочу ее. Что я здесь и надолго, черт возьми.

Но она все равно продолжает растирать губы, на что-то намекая. У нее есть что сказать, и мне это нравится. Это то, зачем я пришел сюда, прежде чем неожиданная деталь сбила бы меня с толку.

Я ставлю руки на край кровати, нависая над ней.

— Говори, я слушаю.

— Тео, я не изменила мнения. Я знаю, что причиняю тебе боль. Но мне нужно время, чтобы все обдумать. Разве это не усложнит все еще больше? — ее голос звучит тихо, хрупко, но в нем слышится твердая решимость.

Мои веки опускаются, скрывая эмоции, бушующие внутри.

— Усложнит для кого, а? Ты уже порвала меня на куски там, снаружи, — я хватаю ее за щиколотки, притягивая ближе к себе. — Тебе сложно? Боишься, что, потеряв одежду, упадешь и смахнешь часть преграды, которую так старательно возводила? Что, если я коснусь каждого места, где ты ждешь, скажешь остаться? Что, если, позволив заняться тобой, поймешь, что именно здесь и должна быть? Это так, Джуди?

Мои слова — это вызов, брошенный ей в лицо.

— Ты играешь нечестно… — ее голос звучит немного обвиняюще.

— Хрен с честностью. То, что ты сделала там, было нечестно. Ты просто уходишь, и это тоже нечестно. Я начну играть честно тогда, когда ты станешь играть по правилам, — мы смотрим друг другу в глаза, тяжело дыша, напряжение между нами густое, как туман. — Так что я снимаю эту одежду или нет?

Секунда тянется, словно вечность. Она стаскивает топ. Мои руки уже у ее молнии, прежде чем футболка полностью соскальзывает с головы. Я тяну Джуди за собой на кровать, укладываю на спину, отстраняю руку, когда она обвивает ее вокруг моего члена — нужно сказать ей кое-что. Целую кучу вещей, и она услышит их.

Я стягиваю ее бюстгальтер, и да. Все мысли, что бурлили в голове, теперь незаметно улетают, растворяясь в накатывающей волне желания. Я стону напротив ее груди, потому что спустя три дня все равно не в состоянии сохранять самообладание, когда она раздевается.

Мысли. Мысли, которые надо озвучить, выплеснуть наружу.

— Что нужно сделать, Джуди? — голос глухой, почти беззвучный. Она дергается, и черт, мне нравится эта непредсказуемая реакция. — Я позволил тебе разгуливать передо мной неделями, — ее голова поднимается. Я замечаю идеальную линию, идущую вниз по ее животу. То, как ее трусики облегают бедра. Черт. Каждый раз с этой девушкой — настоящая борьба, чтобы не кончить только от одного взгляда на нее. — Я рассказал свои самые сокровенные секреты. Стал твоим другом, хотя это было адски тяжело, не рассказывая о чувствах.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что позволил мне разгуливать? — ее голос немного напряженный, но в нем уже слышится интерес.

Мы начинаем прогрессировать.

Я облизываю ее кожу под пупком, наслаждаясь чувствительностью.

— Тебе нужно было ненавидеть меня. Я дал причину для ненависти.

— Ч-что? Но ты не любил меня. Не хотел работать со мной, — ее слова полны недоумения.

Я прикусываю внутреннюю часть бедра, и Джуди всхлипывает. Наказание за то, что верила в эту чепуху.

— Я потерял самообладание, когда увидел тебя снова. Не думал, что смогу работать с тобой.

— Но почему? — ее вопрос полон искреннего любопытства.

Я прижимаю лоб к животу.

— Потому что с той ночи не переставал думать о тебе.

Не нужно ничего добавлять. Джуди знает, о какой ночи идет речь. В коридоре «Ниволи». Ночь, когда влюбился в нее.

Ее голос звучит тихо и уязвимо.

— Я думала, что именно эта ночь и стала причиной твоей ненависти, — я снова кусаю ее, на этот раз за бедро.

— Ты и ненависть — это две вещи, которые не могут существовать вместе.

— Но… ты же сообщил Диане.

Эта фраза застает меня врасплох. Я ползу к ее лицу, заглядывая в глаза.

— О чем ты, черт возьми, говоришь?

Между ее бровями появляется морщинка.

— Ты сказал, что я накричала на твоего партнера. Она чуть не уволила меня на следующий день.

Какого черта?

— Я ни слова не сказал Диане. Зачем это? Ты встала на мою защиту, когда не мог бы этого сделать.

— Тогда кто… — ее выражение лица проясняется. — Карли была в туалете, когда я зашла. Она, должно быть, подслушала.

И я закипаю от злости.

Я собираюсь… черт… взорваться. Нет, нет. Сфокусируйся.

— Я потерял голову из-за тебя в ту ночь, — говорю я вместо этого. — Три года назад, Джуди.

Ее следующий вздох звучит как «ох». Приятно, что мы все прояснили.

— Так что же потребуется? — я зацепляю пальцы за резинку трусиков; это свидетельство того, насколько невероятно выглядит ее тело — и только сейчас я начинаю по-настоящему ценить этот шелковистый черный шедевр.

Я оставляю на них крепкий поцелуй, и это вызывает еще одно содрогание и восхитительный стон.

— Я впустил тебя в свою жизнь. Показал, что мне не все равно, с чертовым садом на крыше. Все, что тебе было нужно, отдавал, потому что именно такой я, Джуди. Я все делаю для тех, кого люблю. Я держу рядом тех, кто дорог.

Я резко стягиваю ее трусики, и, честно говоря, то, как произношу следующие слова вместо того, чтобы просто погрузиться в нее, — это настоящее чудо.

— Что тебе нужно, чтобы понять? Я здесь. Я был здесь. Я люблю тебя. Я никуда не ухожу.

— Я в полном беспорядке, Тео. И мне так жаль…

Я вхожу внутрь нее одним пальцем. Джуди уже такая чертовски влажная.

— Тео.

Боже, мне так нравится, когда она стонет.

— Что тебе нужно? — я убираю палец, проводя языком по ее коже. Всего одно прикосновение — и ее кулаки ударяются о матрас, полные фрустрации. — Это то, что тебе нужно?

— Нет.

— Нет? Хорошо, — я поднимаюсь до ее уровня, приподнимая ноги.

Но, взглянув в лицо, хват ослабевает. Эта совершенная, нежная улыбка… в ней переплетаются любовь, страх и безумное желание. Я почти захлебываюсь, застыв на месте, чувствуя, как комок в горле становится невыносимым. Смотрю на девушку, которую люблю так сильно, и ощущаю, что она не может позволить это. Не может позволить любить ее. Не может позволить нам быть счастливыми. У нее возведена стена, и я не могу, не могу, черт возьми, ее разрушить.

— Тео, — мягко подгоняет она, ноги обвивают мою талию.

Я тяжело сглатываю, и, прижав губы к ее шее, шепчу:

— Ты должна сказать, Джуди. Откройся мне. Я живу ради этих слов. Они — единственная нить, связывающая нас с реальностью.

И вот она, моя Джуди — настоящая, смелая, уязвимая, та, которой никогда не будет достаточно. Ее глаза расширяются, и я, наконец, дохожу до нее. Это, вероятно, мимолетное счастье, но в этот момент я не могу сдержать сдавленного всхлипа, вырывающийся из груди. Она тянется ко мне, проводит пальцами по шевелюре.

— Я хочу тебя, Тео. Я нуждаюсь в тебе.

— Все. Все, что ты пожелаешь, — отвечаю я и вхожу в нее.

Если целовать Джуди — это мечта, то быть с ней в постели — нечто иное, потустороннее. Каждая клеточка обостряется до предела. Я ощущаю ее тепло, вдыхаю сладкий аромат волос, вижу только ее, слышу каждый звук, который вырывается из уст. Мы уносимся куда-то за пределы физического, в мир, где царит тепло и свет, где только ее улыбка имеет значение, и где все будет хорошо, пока я делаю Джуди счастливой.