Элис Хоффман - Практическая магия
— Ой, не надо, — говорит Салли.
Она подвигается к нему, влекомая силой притяжения, повинуясь силам, с которыми ей не совладать.
— Это я просто так, - говорит Гэри низким и горестным голосом. Он крутит головой, проклиная себя. Только бы в этот раз не расплакаться... — Не обращайте внимания.
Легко сказать — не обращайте! Это сильнее ее. Салли пересаживается ближе, собираясь утереть ему слезы, но вместо этого обнимает его за шею, и он тотчас же крепко прижимает ее к себе.
— Салли, — говорит он.
Это звучит как музыка; коротенькое слово чудесно преображается в его устах, но ей нельзя принимать его всерьез. Она недаром провела столько времени на черной лестнице у тетушек и знает: то, что говорят тебе мужчины, по большей части ложь. Не слушай, одергивает она себя. Все это неправда и ничего не может значить, потому что он шепчет, будто искал ее всю жизнь. Она сидит уже чуть ли не у него на коленях, и руки его, когда он к ней прикасается, так горячи, что обжигают ей кожу. Нечего слушать, что он ей говорит, а то она, кажется, уже и думать не способна — иначе давно сообразила бы, что пора остановиться.
Вот что значит, наверное, быть хмельной, мелькает в голове у Салли, когда он прижимает ее к себе еще сильнее. Его ладони касаются ее кожи, и она не противится этому. Его руки пробираются к ней под майку, под пояс ее шортов, и она не сопротивляется. Пускай он длится, этот жар, что передается ей от него, — она, которая не мыслит себя без указателей и карт, согласна в эти минуты потеряться. Она чувствует, как поддается его поцелуям, она уже готова на что угодно! Так, вероятно, и сбиваются с панталыку, догадывается она. Все, что с нею сейчас происходит, до того не вяжется с обычным для нее поведением, что, поймав в запотевшем боковом зеркальце свое отражение, она только ахает. С такой женщины станется влюбиться без памяти, такая и не подумает удерживать Гэри, когда, отведя в сторону ее темные волосы, он припадает губами к ямке у ее ключиц.
Какой ей смысл связываться с таким, как он? Заведомо обрекать себя на чуждые ей переживания? Ей вспомнить противно тех бедных очумелых женщин, которые прибегали с черного хода к тетушкам; недопустимо стать такой же, обезумевшей от страданий, сраженной тем, что у людей зовется любовью!
Разгоряченная, с горящими губами, Салли отстраняется от Гэри, задыхаясь. До сих пор худо-бедно обходилась без этого, обойдется и впредь. Сумеет остудить изнутри этот пыл... Дождик стихает, зато небо совершенно почернело. На востоке, где с моря приближается буря, слышны раскаты грома.
— А вдруг я вам это позволяю, чтобы вы прекратили расследование? — говорит Салли. — К вам не приходила такая мысль? Вдруг я готова от отчаяния переспать с кем угодно, включая вас?
У нее горечь во рту от жестокости собственных слов, но ей все равно. Ей нужно видеть у него это оскорбленное выражение.
Положить всему этому конец, покуда она еще способна рассуждать. Покуда то, что она чувствует сейчас, не завладело ею без остатка, не загнало ее в тот же капкан, что и тех женщин, которые стучались в дверь к тетушкам.
— Салли, — говорит Гэри. — Вы не такая.
— Да что вы? Вы же не знаете меня! Вам только кажется, что знаете.
— Что ж, это правда. Кажется, что знаю, — говорит он так, будто этим все сказано.
— Ну и ступайте отсюда. Выходите из машины.
Как ему жаль в эту минуту, что нельзя схватить ее и удержать насильно, пока сама не сдастся! Взять ее силой прямо здесь, на месте, и не отпускать до утра, наплевать на все прочее и не слушать, если она скажет «нет». Но он не тот человек и никогда таким не будет. Слишком много раз наблюдал, как жизнь катится под откос, когда мужчина оставляет первое слово за тем, что носит в штанах. Это как пристраститься к наркотикам или к спиртному или гоняться за легкой наживой, не разбираясь в средствах. Гэри всегда понимал, как это бывает, когда люди ломаются и начинают делать, что им нравится, не считаясь ни с кем другим. Они просто отключают рассудок, а это — не для него, пусть даже ему таким образом не достанется то, чего он в этот раз действительно хочет.
— Салли, — говорит он опять, и у нее душа переворачивается от голоса, которым это сказано. Столько в нем обезоруживающей доброты, столько сострадания, невзирая на то, что произошло и все еще происходит.
— Сказано — выходите, — говорит Салли. — Это ошибка. Недоразумение.
— Нет.
Тем не менее он открывает дверцу и вылезает из машины. Но тут же нагибается обратно, и Салли заставляет себя смотреть прямо перед собой, на ветровое стекло, не осмеливаясь встретиться с ним взглядом.
— Закройте дверь. — Голос у нее надтреснутый, ломкий, того и гляди сорвется. — Я не шучу.
Он послушно захлопывает дверцу, но не уходит. Салли, даже не глядя, знает, что он стоит на том же месте. Что ж, так тому и быть. Она останется навсегда сама по себе, недосягаемая, как звезды, нетронутая и невредимая. Салли трогает с места, зная, что, если оглянуться, увидишь, что он по-прежнему стоит на парковке. Но она не оглядывается, потому что иначе увидит и другое — как она хочет быть с ним, пусть это и не сулит ей ничего хорошего.
Гэри и в самом деле стоит, провожая ее глазами; таким застает его первый удар молнии, что с треском разламывает небо. Гэри все еще там, когда дикую яблоню на другом конце стоянки обдает белым огнем; он стоит так близко, что ощущает мощь заряда, и не расстанется с этим ощущением всю обратную дорогу, летя на запад высоко над землей. Чудом избежав гибели, он по понятной причине не сможет удержать дрожь в пальцах, поворачивая ключ в двери своего дома. По представлениям Гэри, нет хуже той беды, что состряпана твоими же руками, и они с Салли в этот вечер угостились за одним столом — с тем лишь различием, что он прекрасно сознает, чего лишил себя, а ей непонятно, почему она глотает слезы, пока едет с Развилки.
Когда Салли приезжает домой, растрепанная, зацелованная до синяков, Джиллиан в ожидании ее еще не спит. Она сидит на кухне и пьет чай, прислушиваясь к грозе.
— Ну что, трахнулась? — спрашивает Джиллиан.
Вопрос достаточно дикий, но, с другой стороны, вполне нормальный, учитывая, что задает его Джиллиан. Салли не может удержаться от смеха.
— Да нет.
— Жалко, — говорит Джиллиан. — А я-то думала! Мне показалось, ты созрела. Глаз блестел, во всяком случае.
— Неправильно показалось.
— Но ты хотя бы договорилась с ним? Он не назовет нас подозреваемыми? Пообещал, что спустит это дело на тормозах?
— Ему нужно подумать. — Салли подсаживается к столу с таким ощущением, словно ее с размаху оглушили ударом. Сознание, что ей никогда больше не увидеться с Гэри, серым саваном наваливается ей на плечи. Воспоминание о его поцелуях, его прикосновениях заново переворачивает ей душу. — Он человек с чувством долга.
