Элис Хоффман - Практическая магия
— За ними, правда, водятся странности, — предупредила Салли соседку, но Линда видит двух симпатичных старушек, и только.
Следом с пассажирского сиденья сползает Линдина дочка — та, что звалась прежде Джесси, а теперь именует себя Изабеллой, — и с таким видом, будто пахнуло тухлятиной, морщит нос, в котором пристрастилась с недавних пор носить три серебряных колечка.
— Это что за старые мымры? — спрашивает Лжеизабелла у матери, поведя глазами в сторону тетушек, которые стоят и рассматривают дом Салли.
Ее слова перелетают через газон и каждым своим гадким слогом стукаются оземь на дорожке у соседнего дома. Тетушки поворачивают голову и меряют Изабеллу серыми ясными глазами, отчего у той возникает в пальцах рук и ног совершенно незнакомое ощущение, такое необычное и грозное, что она опрометью убегает в дом, залезает в постель и с головой укрывается одеялом. Не одна минует неделя, пока эта барышня решится молвить матери или еще кому-нибудь дерзость, да и то сперва подумает хорошенько, повернет фразу иначе и для верности присовокупит «пожалуйста» или «спасибо».
— Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится, пока вы здесь, — кричит тетушкам Линда и ни с того ни с сего приходит в замечательное настроение, какого не испытывала годами. Салли, которая подошла и стала рядом с сестрой, стучит по стеклу, чтобы привлечь внимание тетушек. Тетушки поднимают глаза, смотрят и, разглядев по ту сторону окошка Салли с Джиллиан, машут им, как когда-то в бостонском аэропорту, когда встречали только что прилетевших девочек. Для Салли видеть тетушек на дорожке к ее собственному дому — все равно, что наблюдать столкновение двух миров. Дождаться, что к ней наконец-то пожаловали тетушки, — событие столько же невероятное, как если бы рядом с «Олдсмобилем» упал метеорит или над самым газоном пролетела падучая звезда.
— Идем! - говорит Салли, дергая Джиллиан за рукав, но та, упираясь, мотает головой.
Джиллиан восемнадцать лет не виделась с тетушками, и, хотя эти годы изменили их меньше, чем ее, она как-то не замечала прежде, какие они старые. До сих пор она всегда воспринимала их вместе, как единое целое, — теперь же обнаружилось, что тетушка Фрэнсис на добрых полголовы выше сестры, а тетушка Бриджет, которую они называли не иначе как «тетя Джет», оказывается, пухленькая, оживленная и смахивает на курочку, выряженную в черную юбку и ботинки.
— Я не могу так сразу, — говорит Джиллиан. — Дай освоиться.
— Тогда уложись в две минуты, — советует ей Салли, выходя встречать гостей.
— Тетушки! — вопит Кайли, увидев, кто приехал.
Она зовет Антонию, и та несется кубарем вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Сестры устремляются к открытой двери, но спохватываются, увидев, что Джиллиан все еще стоит у окна.
— Пошли с нами! — кричит ей Кайли.
— Идите, идите, — отзывается Джиллиан. — Я сейчас.
Кайли с Антонией выбегают на дорожку и налетают на тетушек. С писком и визгом тискают их и кружат, пока им всем хватает воздуху и сил. Когда Салли позвонила тетушкам и рассказала, какая у них проблема на заднем дворе, тетушки выслушали внимательно и обещали, что только наладят кормежку для старого Ворона — последнего из кошачьей компании, кто еще жив, — и сразу же садятся на автобус в штат Нью-Йорк. Тетушки всегда выполняли свои обещания и остались верны этой привычке. Они считают, что у всякой проблемы есть решение, хотя итог, быть может, не обязательно получится тот, на какой надеешься или рассчитываешь сначала.
Тетушки, например, много лет тому назад совершенно не рассчитывали, что их жизнь в корне переменится от одного телефонного звонка посреди ночи. Стоял октябрь; уже похолодало, в огромном доме дуло из всех щелей, хмурое небо на дворе буквально давило своей тяжестью на всякого, кто отваживался высунуть нос на улицу. Тетушки жили, сообразуясь с распорядком, которого не нарушали ни при каких обстоятельствах. Утром совершали прогулку, потом читали, делали записи в дневнике, потом был ланч, один и тот же изо дня в день: картофельное пюре с пастернаком, лапшевник и на сладкое — яблочный торт. После ланча ложились вздремнуть, а ближе к сумеркам — если случалось, что кто-нибудь постучится с черного хода, — принимались за работу. Ужинали всегда на кухне, при лампочке слабого накала, экономя электричество; на ужин были бобы, поджаренный хлеб и суп с крекерами. Ночью они лежали, уставясь темноту, так как им вечно не спалось.
Сердца у них обеих были разбиты в тот вечер, когда двум братьям вздумалось перебежать зеленый городской пустырь, — разбиты столь неожиданно и бесповоротно, что ничему с тех пор тетушки не позволяли застигнуть себя врасплох, никакой молнии и уж тем паче никакой любви. Они верили в твердый распорядок и едва ли во что-нибудь еще. Время от времени могли принять участие в городском собрании, где не однажды влияли своим суровым присутствием на исход голосования; наведывались и в местную библиотеку, где даже самые неуемные из посетителей присмиряли, завидев их черные юбки и черные ботинки.
Тетушки полагали, что хорошо изучили свою жизнь и знают, чего от нее ждать. Собственная участь лежала перед ними как на ладони — по крайней мере, так они считали. Ничто, по их убеждению, не могло встать между их настоящим и мирной кончиной — разумеется, в собственной постели, — от воспаления легких или осложнений после гриппа в возрасте девяноста двух и девяноста четырех лет. Да видно, чего-то они все же не учли — или, быть может, предсказать собственную судьбу вообще нельзя. Во всяком случае, тетушкам и в голову не приходило, что однажды глубокой ночью серьезный тоненький голосок по телефону попросится к ним под крыло и весь их твердый распорядок полетит вверх тормашками. И кончится картошка с пастернаком. И надо будет привыкать к арахисовому маслу и сладкому желе, галетам и супу с вермишелью «глаголики», суфле в шоколаде и пригоршням «M&Ms». Не странно ли благодарить судьбу, что тебе выпало возиться с ангинами и ночными детскими страхами? Не будь этих девочек, разве довелось бы тетушкам выскакивать босиком в коридор среди ночи и проверять, у которой разболелся животик, а которая до сих пор не уснула?
Фрэнсис подходит к крыльцу и выносит окончательное суждение о доме своей племянницы.
— Хоть в современном стиле, а очень славный, — объявляет она.
Салли ощущает прилив гордости. Большего комплимента получить от тетушки Фрэнсис невозможно — это признание, что Салли действительно справилась со всем сама, и справилась на отлично. Салли сейчас дорого любое доброе слово, любой поступок; они сейчас как нельзя более кстати. Всю эту ночь она не спала, потому что стоило ей сомкнуть глаза, и перед ними явственно вставал Гэри — то за кухонным столом, то в мягком кресле, то здесь же, рядом с нею, в постели. Как будто пленка прокручивается у нее в голове, безостановочно, одна и та же. Вот и теперь — она нагибается взять тетушкин чемодан, а в это время к ней прикасается Гэри Халлет, она чувствует на себе его руки. Салли пытается поднять эту часть привезенного тетушками багажа и не без оторопи убеждается, что в одиночку ей это не под силу. Внутри чемодана что-то громыхает — то ли связки бус, то ли кирпичи, а может быть, даже кости.
