Ирина Комарова - Скрипач не нужен?
– И в прошлом году тоже три человека выпуск был, – не заставил себя уговаривать Кирилл, – и все поступили: двое в Саратовское, а один пацан в Московское училище прорвался, проторил, так сказать, дорогу.
– Проторил?
– Ну да. На будущий год я туда уже двоих готовлю.
– Двоих?!
– Вообще-то четверых, но двое пока под вопросом – как работать будут. Может и не пущу их в Москву, обойдутся Саратовом.
– Крут ты, братец, как я посмотрю.
– Естественно. Кстати, я еще не упомянул о скрипичном ансамбле мальчиков, под моим, разумеется, управлением, широко известным в узких кругах.
– Узкие круги, это кто?
– Областная музыкальная общественность. Премий за выступления на различного ранга конкурсах и фестивалях – без счета. В июне на Кипр ездили, очередное Гран-при взяли. Программа у пацанов, почти как у ансамбля Реентовича была. Так что, насчет КПД, сам видишь, мне грех жаловаться. А что касается честолюбия… скрипичную школу хочу в Хвалынске создать. Настоящую, чтобы ученики по всему миру играли, чтобы к нам из-за границы учиться приезжали. Фестиваль организовать ежегодный, тоже международный…
– А в Нью-Зальцберг ты Хвалынск переименовать не мечтаешь? – немного обалдев от Кирюшкиных откровений, спросил Олег. – И Зальцбург в Старый Хвалынск, соответственно?
– Никаких переименований! Я же сказал – родной город на весь мир прославить хочу.
– И себя?
– И себя, немножко. Вот помру, так чтобы конкурс международный, имени Кирилла Резникова, среди молодых скрипачей. Да не смотри ты на меня так, я все прекрасно понимаю, но шанс у меня есть. А Москва, что ж… там конечно и деньги и возможности. Но своей школы, той которую я сейчас уже выстраиваю, у меня там никогда не будет. Ты понял?
– Понял, что тут не понять. Не знаю, Кирюш, может ты и прав. По крайней мере, благородное безумие в твоих идеях есть. Но так, на будущее, мало ли, как жизнь сложится… насчет переезда в Москву, все остается в силе. И с жильем помогу и с работой.
– Спасибо, Олег. Ты не думай, я твое предложение оценил. Но мне, действительно, сейчас интереснее здесь, в Хвалынске.
– Это заметно. А что, интересно, Татьяна думает по этому поводу? Кстати, как у вас дела? Ты с ней виделся сегодня?
– Понимаешь, – Кирилл вдруг начал неудержимо краснеть, – понимаешь, я ее пригласил сегодня вечером… ну, вроде как на свидание, а она…
– Что она? Отказалась?
– Отказалась? Почему отказалась? – немного испуганно спросил Кирилл. – Нет, она согласилась. Только я теперь не знаю, что делать. Может в кино ее… или в парке погулять? Мороженое там, карусель…
– Кирилл, ты уникальный тип! – ахнул Олег. – Только что, буквально пару минут назад, ты прямо-таки источал нахальство, самодовольство и уверенность в себе: новая скрипичная школа, международный фестиваль, конкурс твоего имени! А как только заходит речь о молодой, красивой, симпатизирующей тебе девушке, ты превращаешься в размазню!
– Но ведь Танечка… она такая…
– Господи, да кому же я вчера здесь лекцию читал? Она женщина! И она тебе нравится! Значит веди ее в парк, катай на карусели и закармливай мороженым! Будь обаятельным и веселым – женщин надо смешить, им это нравится. Рассказывай о своих планах, о самых сумасшедших проектах – женщинам нравятся мечтатели. Делай комплименты – восхищайся глазами, волосами, походкой, умом – женщинам нравится, когда их хвалят…
– Олег, – с тоской в голосе перебил его Кирилл, – я за тобой не успеваю. Мне, наверное, надо все это законспектировать.
Концерт прошел с оглушительным успехом. Олег играл «Сонаты и партиты» Иоганна Себастьяна Баха.
В профессиональной среде, музыканта оценивают по тому, как он играет Баха. У необремененной музыкальным образованием части публики, свои приоритеты, но в устах специалиста, фраза: «Я ничего не могу сказать об этом скрипаче – я не слышал, как он играет Баха», вполне обыденна и естественна. Олег, в этот вечер, играл, как никогда, а публика, в большинстве своем, была достаточно подготовлена, чтобы оценить «Сонаты и партиты». Похоже, проняло даже мелюзгу, устроившуюся на передних рядах. За их спинами, затаив дыхание, сидели около десятка разного возраста мальчишек в черных концертных костюмчиках и галстуках-бабочках – очевидно тот самый ансамбль скрипачей, которым хвастался Кирилл. Педагоги, мелкими группами рассыпавшиеся по залу, чтобы держать под контролем учеников, заслушались, начисто про этих учеников забыв.
Но Олег играл не для них. Он играл для пяти человек, в последнем ряду. Для бабушки, сидевшей, подперев щеку ладонью и покачивающей в такт головой, для Дмитрия Михайловича, который смотрел на него с легким удивлением, словно не ожидал, что приезжий скрипач, действительно, умеет водить смычком по струнам. Играл для Кирилла, на лице которого в равных долях смешаны были восторг и гордость. Играл для Нины Степановны, не сводившей с него неожиданно хмурого взгляда. И для Светланы. Она сидела напряженно выпрямившись, вытянув шею и смотрела на Олега блестящими глазами, а он играл…
После концерта были шумные аплодисменты, восторги, поздравления, благодарности. Олега завалили цветами, причем, судя по составу букетов, все клумбы в окрестных домах были выкошены под корень. Вся эта суматоха продолжалась почти час, пока Олег не запросился домой, ссылаясь на усталость. Он и в самом деле притомился – программа-то была сыграна весьма серьезная и сложная, как в психологическом, так и в чисто физическом плане.
Благодарные зрители с уважением отнеслись к просьбе артиста, но пошли провожать всем залом. Впрочем, толпа быстро рассасывалась, народ пришел к выводу, что тоже имеет право разойтись по домам. Кирилл, последние десять-пятнадцать минут, рассеянно оглядывающийся по сторонам, дернул Олега за рукав:
– Я тебя брошу, ничего? Мы тут с Татьяной Викторовной договорились в парк… ну, ты сам понимаешь!
– Давай, давай, – искренне одобрил Олег, – главное, не тушуйся! Энергия, натиск, веселье и обаяние!
– Ох, Олежка, – вздохнул Кирилл и растворился в сумерках.
Нина Степановна проводила его сумрачным взглядом и что-то негромко сказала свекрови. Та, не удостоив вниманием внука, с интересом уставилась на Олега, от чего ему стало немного не по себе. Впрочем, от неприятных ощущений его отвлек Дмитрий Михайлович, который оттеснил женщин и стал громко излагать свои взгляды на современную музыку. Олег, не особенно вслушиваясь, соглашался и косился на идущую чуть в стороне, притихшую Светлану.
Ночью он долго не мог заснуть. Лежал, закинув руки за голову и слушал ночь. Это ведь только кажется, что если не гремят под окном трамваи, то тишина стоит мертвая – ничего подобного. Шелест листьев, какое-то поскрипывание, стрекотание кузнечиков, стук падающих яблок, приглушенное гуканье неизвестной ночной птички. А потом, очень не скоро, осторожные шаги, приоткрывается дверь в комнату и – громкий Кирюшкин шепот:
