Лукан. Конец (ЛП) - Бринн Адриана

Мое сердце стало вдвое больше, когда в мой дом вошла эта красивая и одинокая девочка.

У нее не было матери, только Томмазо, и это уже само по себе было трагедией.

Как же я могла оставить своих троих малышей на произвол судьбы в доме с самим дьяволом? В семье, которая верила, что воспитывать ребенка нужно только в насилии и боли? Где девочек считают аксессуарами и не ценят за их мозги и сердца?

Я осталась.

Затем, я попыталась уйти.

Взять вас всех с собой, но это всегда было бессмысленно.

Он нашел нас.

Он угрожал моему Риану.

Он победил меня.

Он причинил тебе боль.

Я не могла рисковать.

Ты уже старше и заслуживаешь знать правду. Я никогда не хотела для тебя жизни в темноте и боли. Для тебя, мой особенный мальчик, есть гораздо больше.

Я написала тебе дюжину писем и надеюсь, что это письмо дойдет до тебя.

Боже, я надеюсь, что ты прочтешь это, потому что мысль о том, что ты меня ненавидишь, разрывает меня на части.

Я написала всем твоим сестрам и брату.

Я тоже их люблю.

Найди своего брата.

Положитесь друг на друга.

Это единственный способ выжить в этой жизни.

Ты не сможешь сделать это в одиночку.

Теперь тебе это не нужно.

Я люблю тебя больше, чем звезд на холодном и темном небе.

Даже когда меня там нет.

Ты можешь найти меня в искусстве.

Люблю тебя всегда,

Мамочка.

АНДРЕА

СПАСИТЕЛЬ

«Я действительно ненавижу твой комплекс героя. Будь моим злодеем». — Арианна

Он бы не сделал этого.

Громкий звук, похожий на телефонный звонок, пробудил меня от глубокого сна. Обычно я сплю очень крепко, поэтому тот факт, что Лукану удалось встать с кровати, да еще и приковать меня к ней, меня удивил.

Я в ярости.

Я не думала, что он действительно возьмет меня с собой на встречу, но я и представить себе не могла, что он прикует меня наручниками к кровати, чтобы я не пошла за ним. Отныне я всегда должна ожидать от него неожиданностей.

Потому что если он думает, что я останусь здесь, как хорошая маленькая жена, когда и он, и мой сын в опасности, то его ждет совсем другое.

Фэллон тоже.

Черт.

Я изо всех сил дергаюсь за свои путы, но это бесполезно. Я могу кричать на весь особняк и звать на помощь, но они найдут меня голой и прикованной наручниками к кровати. При любых других обстоятельствах мне было бы небезразлично, что обо мне подумают в таком положении, но сейчас мне нет до этого никакого дела.

Я нужна своей семье.

Они мне нужны.

Я решаю позвать на помощь, но тут из ниоткуда раздается несколько выстрелов, и меня парализует.

Черт.

Не так я надеялась встретить Бога.

Или дьявола, в зависимости от того, кто поприветствует меня первым.

Сердце колотится, и я пытаюсь его успокоить. Я молчу, может, они не знают, что я за этой дверью.

Но, как всегда, жизнь меня подводит.

Дверь распахивается, и в комнату входит человек, которого я никак не ожидала здесь встретить.

— Кто бы мог подумать, mon ennemie⁵³. — Дион закрыл за собой дверь и шагнул вперед, разглядывая каждую часть моего обнаженного тела. У Лукана хватило порядочности набросить на меня простыню, чтобы прикрыть, но пока я металась в постели, пытаясь найти угол, чтобы освободиться от наручников, я осталась неприкрытая. — Леди на улицах и дикарка в этих простынях от Gucci. — Он ухмыляется с тем снисходительным взглядом, который всегда на меня бросает.

Я всегда подозревала, что Дион опасен. Есть что-то ужасно неправильное в человеке, который днем занимается дизайном всякого дерьма для мужчин, а ночью влезает в нелегальный бизнес. О нем ходят слухи в наших кругах. О том, как он использует состояние и дизайнерские дома, оставленные ему бабушкой, для прикрытия незаконной деятельности. Не знаю, есть ли в этих сплетнях хоть доля правды, но после того, как он продал меня Лукану, а они знакомы, я ни минуты не сомневаюсь, что в нем есть что-то сомнительное.

Я пытаюсь сдвинуть простыни ногами, но у меня не получается прикрыть ими все тело, только до колен. Все, что мне удается сделать, — это выставить себя в дурацком свете и позабавить этого засранца.

— Просто заткнись и помоги мне выбраться отсюда, ладно? — Огрызаюсь я. Весь этот день уже превратился в дерьмо. У меня нет ни сына, ни лучшего друга. Бог знает, где Лукан, и, вероятно, в небезопасном месте, если он прибегнул к наручникам, приковав меня к кровати.

Дион достает из костюма телефон и направляет его на меня. Лучше бы он не записывал это дерьмо.

— Dites ‘ouistiti!⁵⁴ — Громко восклицает он. — Что это вы, американцы, говорите? Ах, да! Скажи: «СЫЫЫР»! — Он фотографирует меня в этой компрометирующей позе.

— Ты больной ублюдок, клянусь Богом.

— Так драматично. — Он убирает телефон в карман и перебирается на мою сторону кровати. — Это рычаг давления на твоего мужа, mon ennemie. Ничего личного.

— Не могу согласиться, мудак, это кажется мне очень чертовски личным.

— Для тебя. — Он смотрит на мое лицо, а не на обнаженное тело. — А теперь брось драматизировать и давай вытащим тебя из этой передряги. Твой муж склонен к самоубийству. — Он достает маленький ключ и начинает освобождать меня от наручников.

— Что ты имеешь в виду под «самоубийством»? — Как только он освобождает меня, я бросаюсь на поиски своей одежды и закрываюсь от его взгляда. — Где он? — У меня в животе появляется больное чувство, которое говорит мне, что он отправился на самоубийственную миссию. Мое сердце разрывается в груди от того, на что он готов пойти, чтобы вернуть моего мальчика домой, но оно тут же обрывается, когда я понимаю, что он может быть в опасности.

Черт, я никогда не чувствовала себя такой беспомощной.

После того как Дион отпустил меня, его телефон начинает звонить, но я не остаюсь слушать, о чем он говорит с собеседником на линии. Я отправляюсь на поиски свежей одежды и своих чертовых туфель на каблуках.

Мне надоело чувствовать себя безнадежной.

Да, мое сердце разрывается, и я до безумия боюсь за людей, которых люблю, но это не мешает мне делать все, что нужно, чтобы обеспечить их безопасность.

Закончив одеваться, я хватаю телефон и направляюсь к двери. Распахиваю ее, и передо мной предстает сцена из фильма ужасов. По белым стенам Лукана разбрызганы кровь и кишки, а на полу лежат мертвецы.

Что… за… черт.

Я поворачиваюсь лицом к французу, у которого больше лиц, чем у всех, кого я когда-либо встречала. Я смотрю на него, действительно смотрю на него с того момента, как он впервые вошел в комнату, и замечаю, что на его полностью черном костюме нет ни капли крови, а в его всегда безупречных темных волосах нет ни одной выбившейся пряди.

— Кто ты на самом деле? — Я спрашиваю, потому что не может быть, чтобы этот парень был просто иконой моды. За ним должно быть что-то большее.

Он насмешливо улыбается.

Я знаю его уже несколько лет, и ни разу он не показал мне себя с такой стороны.

Жестокая сторона.

— Je suis beaucoup de choses mon ennemi mais aujourd'hui je suis votre sauveur.⁵⁵ — Он говорит на идеальном французском, и единственные слова, которые мне удается понять, — это «враг» и «спаситель».

Эти два слова никогда не должны употребляться в одном предложении.

Только не от такого человека, как он.

Как такой человек, как Дион, может быть одновременно и врагом, и спасителем? Что-то подсказывает мне, что я никогда не захочу этого узнать. Но поскольку у меня есть дурная привычка совать нос в чужие дела, да еще и притягивать к себе опасность, я тыкаю французского медведя.

Я спрашиваю еще.

— Почему ты их убил? — Я оглядываюсь на мужчин, лежащих мертвыми на полу и пачкающих белый ковер своей кровью. — Они защищали меня.