Лукан. Конец (ЛП) - Бринн Адриана
— Нет, они держали тебя внутри. — Он достает из кобуры свой пистолет и идет впереди меня. — И, к сожалению, они стали сопутствующим ущербом.
— Как я? — Он продал меня Лукану. Он продал и мою маму, и я этого не забыла. Единственная причина, по которой я готова доверять ему сейчас, — это то, что я знаю, что Лукан доверяет ему.
В какой-то степени, конечно.
Он останавливается на полушаге, но не смотрит мне в глаза.
Дион ворчит и продолжает свой путь к выходу из дома.
Особняк выглядит точно так же, как и коридор наверху.
Кровавый, с павшими мужчинами и служанками.
Я задыхаюсь.
Лейла.
Половина ее лица исчезла, а мертвые глаза уставились в потолок.
— Это действительно было необходимо? — Кричу я в спину Диону.
— Какую часть сопутствующего ущерба ты не понимаешь? — Огрызается он. — А теперь, блядь, иди быстрее, у нас мало времени.
Боже, Андреа, ожесточи свое чертово сердце, потому что только так ты сможешь пережить этот ужасный день.
Дион садится в дорогой черный Jaguar со стороны водителя, и я следую за ним внутрь. Не теряя времени, он заводит двигатель и уносится к чертям собачьим.
— Ты сказал, что время на исходе. — Я пристегиваю ремень безопасности и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. — Все ли в порядке с моей семьей, и не смейте щадить мои чувства. Я хочу знать все.
Дион бросает на меня быстрый взгляд, а затем снова обращает свое внимание на оживленные улицы Детройта. Он ведет машину как опытный гонщик, игнорируя все красные сигналы.
— Как пожелаешь. — Он смотрит на меня краем глаза, время от времени поглядывая на дорогу. — Я установил маячок на шавку, которую твой брат подарил твоему сыну, и так мне удалось найти склад, где их держат.
— Ты все это время знал, где он, и ни хрена не сказал? — Кричу я.
— Успокой свои сладкие сиськи. — Предупреждает он. — Мы не можем тратить время на театральные постановки.
Он прав.
Мы должны спешить.
Я должна помочь ему.
— Тебе нужно кое-что сделать. — Он смотрит на меня, и этот взгляд пугает меня.
— Что именно?
— Я взломал камеры наблюдения, и там нет записей за определенный промежуток времени. — Говорит Дион, возвращаясь взглядом к дороге.
— Что это вообще значит?
— Пропали записи. — Он повторяет, как будто я тупая.
— Я поняла это. — Отвечаю я. — А что случилось после того, как камеры снова заработали как надо?
— Пропала Фэллон Джеймс. — Он говорит, и у меня замирает сердце.
Фэллон.
Я сделала это с тобой.
Это все моя вина.
— А мой сын? — Я боюсь спросить, но все равно спрашиваю. Если мой сын достаточно храбр, чтобы пережить это, то и я смогу.
Дион молчит и даже не признает меня.
— Скажи мне! — Отчаянно кричу я.
— Он был жив.
Мне стало легче дышать.
И тут что-то из сказанного им задевает меня.
— Ты что-то говорил о маячке в ошейнике Люси? — Спрашиваю я, надеясь, что его слова не означают того, что я думаю. — Собака.
Я не хочу, чтобы это было правдой.
Все это время на щенке Романа было установлено устройство слежения, и Лукан не предпринял никаких действий раньше?
Этого не может быть.
Он не может быть таким жестоким.
Этому должно быть логическое объяснение.
— Пару раз я терял сигнал маячка. Полагаю, эта сука обыскала проклятого пса и уничтожила его. Это неважно, ведь теперь Лукан знает, где будет проходить обмен. Кроме того, нужно смотреть на картину в целом. — Дион говорит, не удостаивая меня взглядом. Этот французский засранец способен заставить даже гребаную королеву Англии почувствовать себя маленькой и незначительной одним лишь ледяным взглядом.
— И что на этой картине, потому что я знаю только то, что мы могли бы спасти их гораздо раньше, но вы все предпочли этого не делать! — Я пытаюсь выровнять дыхание, но гнев, бурлящий в моих венах, овладевает моим телом.
Как они могли это сделать?
Может, поэтому он так снисходительно отнесся к тому, что я скрывала от него Романа?
Расплата?
Было ли все это игрой мести?
Он не может быть настолько отвратительным.
Нет.
Есть что-то еще.
— Он хочет лучшего для вас обоих. — Он огрызается, не поворачиваясь в мою сторону. — Он хочет большего для себя, и, черт возьми, он этого заслуживает, так что, прежде чем ты пойдешь на попятную, дай ему спасти вашего сына и все объяснить.
— Просто отведи меня к сыну, пожалуйста. — Умоляю я.
Я не против умолять, когда речь идет о моем ребенке.
После всего, что, по его словам, ему пришлось пережить в детстве, я знаю, что он не станет рисковать нашим сыном из-за своего желания власти.
Он не такой.
Он хочет большего для себя.
Что ты задумал, Лукан?
Не слишком ли мы опоздали?
Я не знаю, что принесет нам завтрашний день, но сегодня я верну себе сына и мужа.
Чего бы это ни стоило.
Надеюсь, мы не опоздали.
Я не могу их подвести.
Так, как мы подвели Фэллон.
ЛУКАН
АМИНЬ
«Азартная игра с моей гребаной душой». — Лукан
Жизнь преподнесла мне дюжину уроков, которые дались мне нелегко. Она научила меня тому, что кровь не делает вас семьей.
Уважение, любовь и преданность — делают.
Это научило меня тому, что родители не идеальны. Они совершают ошибки, как и все люди на этой планете.
Если вы являетесь чьим-то биологическим ребенком, это еще не значит, что человек будет любить вас правильно, что он будет ставить вас выше себя.
Не все рождены быть таковыми.
Я думал, что не хочу детей.
Честно говоря, я думал, что, как и все остальное в жизни, у меня не будет шанса стать отцом.
Мой отец преподал мне все неправильные уроки жизни.
Моя мама научила меня любить.
Она научила меня, что родительская любовь никогда не заканчивается. Она присутствует с первой встречи и до самого конца.
Она многому меня научила, даже когда ее не было рядом.
Я проклял ее имя и буду сожалеть об этом до конца своих дней.
Я не видел, как родился Роман.
Меня не было рядом, когда он сделал первые шаги или произнес первое слово.
Я буду рядом со всем остальным.
Я научу его понимать, что такое отцовская любовь.
Я научу его быть сильным и смелым без кулаков и угроз.
Я никогда не молился, но сегодня сделал это.
Я бы отдал последние гроши, чтобы мой сын был в безопасности в объятиях матери. Несмотря на то, что мы не так много времени провели вместе, он мой, а я его. Моя любовь к нему и его матери — единственное, в чем я уверен в этой жизни.
Сегодня я с радостью буду убивать, обманывать, лгать и калечить ради него.
Сегодня закончатся годы жестокого обращения, пренебрежения, лжи и манипуляций. Несмотря на то что я убил своего отца, и он давно умер и похоронен, его призрак все еще преследует меня.
В каждом солдате Вольпе.
В каждой комнате особняка.
В каждом уголке этого города.
Так как же избавиться от гребаного призрака?
Вы должны покончить со всем, что сохраняет долбаную память о нем.
— Ты знаешь, чем это закончиться, разве нет? — Скучный и монотонный голос звучит из динамиков моей машины. — Винченцо не идиот. Он будет ожидать, что семьи Паризи и Николаси будут служить тебе в качестве прикрытия.
— Я знаю. — Я не ожидал его предательства, и это было моей ошибкой, но он больше никогда не превзойдет меня. Он один из самых высокопоставленных членов семьи Вольпе. Мы росли вместе. Мы тренировались и учились стрелять, мы были, как старые друзья.
Все они хотят стать королями.
Но они не знают, насколько тяжела эта чертова корона.
— Жадность заставит даже самого преданного человека отступить от своих правил. — Насмешливо говорит Лоренцо. — Но он все равно облажался.
— Почему ты так говоришь?
— Он выбрал не того гребаного ребенка, и за это он сильно поплатится. — Огрызается он. — Даю, блядь, слово.