Американский принц (ЛП) - Симон Сиерра

— Уходи, — говорю я спокойно.

— Грир. — Он сглатывает, сжимает губы.

Губы, которые были между моих ног. Губы, которые также касались Абилин. Я думаю о ее животе, как он начнет расти, а мой останется таким же плоским. Я думаю о тестах на беременность, которые делала в ванной Белого дома, с этими печальными одинокими синими полосками.

— Уходи, — повторяю.

— Беременность рассчитана, — говорит он. — Я даже не… — при этом он выглядит болезненно, но я вижу, что он сдерживает себя, снова скрывая правду. — Я не хотел этого, — заканчивает он.

— Тебе следовало подумать об этом, прежде чем трахать ее. Убирайся.

Эмбри проводит рукой по волосам, кусает губу, а затем, что удивительно, делает то, что я прошу, без единого протеста. Он уходит. С обиженным взглядом в голубых глазах и лицом, на котором высечена боль, он оставляет меня, не говоря ни слова, покидает мой кабинет с моими соками на своих губах, и мои полные слез глаза смотрят ему в спину, когда он это делает. Я падаю в кресло, когда за ним закрывается дверь, и стараюсь не заплакать. Я поплачу. Позже, когда осознаю, насколько глубоко пустило корни это предательство, но сейчас…

Бз-з-з. Снова мой телефон. Со вздохом я переворачиваю его и вижу на экране нью-йоркский номер. Я принимаю звонок, и одной рукой подношу телефон к уху, а другой пытаюсь загнать слезы обратно в глаза.

— Грир Галлоуэй?

— Да.

Голос на другом конце провода извиняется.

— Вас беспокоит офицер Мерфи из полиции Нью-Йорка. Я звоню, чтобы сообщить, что сегодня рано утром скончался ваш дедушка.

ГЛАВА 25

Эмбри

Настоящее

— Спасибо, что согласился встретиться со мной.

Эш поднимает взгляд от папки, которую листал, вздыхает и бросает ее на стол.

— Ты мой вице-президент, Эмбри. Я бы не смог избежать встречи с тобой, даже если бы захотел.

— Ты? Пытаешься избегать меня?

Еще один вздох.

— Нет. Конечно, нет. Я чертовски скучал по тебе.

Я все еще стою у двери, но это вызывает у меня необъяснимое желание подойти к Эшу и сесть на пол рядом с ним. Положить голову на его колени. Чтобы он погладил меня по волосам и сказал, что все будет хорошо, что он любит меня, несмотря ни на что. И я даже не хочу бороться с этим. Я просто хочу положиться на его уверенность, на его постоянную силу.

Но не могу. Даже без стоических фигур Секретной службы за окнами офиса, правда в том, что у меня больше нет такой привилегии. Я потерял ее в тот момент, когда проснулся в одной постели с Абилин — может даже в тот момент, когда вошел в библиотеку моей матери и обнаружил там Морган и Абилин. Я заключил сделку с дьяволом, прекрасно понимая, какими могут быть последствия, зная, что буду выглядеть предателем, хотя на самом деле был самым верным из всех.

Несправедливость всего этого терзает меня, и я подхожу к дивану у камина и сажусь так, чтобы Эш не мог видеть моего лица.

— Как она? — спрашиваю я.

— Опустошена. Расстроена. Сам-то как думаешь, как она? Он был ей вместо отца.

Я опускаю взгляд на свои руки. Мой отец умер, когда мне не исполнилось и двух лет, и для меня эту роль стал выполнять отец Морган. Я никогда не испытывал настоящего горя утраты.

— Похороны в четверг, если тебе интересно, — говорит Эш.

Я слышу тихий скрип его стула и шорох его модных туфель по ковру. Он подходит и садится напротив меня, одновременно расстегивая пиджак. Я пользуюсь моментом, чтобы полюбоваться тем, как его рубашка облегает плоский живот и красиво обтягивает твердые мышцы груди. Несмотря ни на что, его глаза на мгновение вспыхивают, когда он замечает, что я наблюдаю за ним, но затем мы оба вспоминаем последние шесть недель и отводим взгляд.

— Я знаю, когда похороны, — говорю ему. — Я приду.

— Знаешь? Ах да. Абилин.

Да, Абилин тоже внучка Лео Галлоуэя, и, несмотря на то, что у нее сердце как у механической птицы, я могу сказать, что его смерть расстроила ее. И я пришел поговорить о его смерти.

— Что-нибудь еще выяснили? — спрашиваю я Эша.

— С тех пор, как мы разговаривали прошлым вечером? Не особо. — Эш потирает лоб большим пальцем, жест настолько знакомый, что на мгновение меня охватывает одиночество, такое острое и всепоглощающее, что я едва могу дышать. — Они даже не пытались сделать так, чтобы это выглядело правдоподобно. Вторглись в его пентхаус, сделали укол в шею, дигоксин — сердечное лекарство, которое он никогда не принимал.

— Это Мелвас.

Эш внимательно смотрит на меня, медленно опуская руку, чтобы поправить серебряные часы на запястье.

— Предварительное расследование говорит о том, что это иранские повстанцы, с которыми он и Пенли Лютер конфликтовали тридцать лет назад.

— В этом нет никакого смысла, Эш. Политические враги тридцатилетней давности, у которых никогда не было ни денег, ни власти, не станут охотиться за тобой, если ты больше не представляешь угрозы. Мелвас снова пытается навредить Грир. Ему было недостаточно подорвать ее репутацию; теперь он хочет перебить ее семью. И она будет следующей, если мы что-нибудь не предпримем.

Его пальцы все еще теребят часы, но он не сводит с меня глаз, пока говорит.

— Возможно, ты прав, Эмбри. На самом деле, у меня такое чувство, что так и есть. Я бы не стал отрицать, что Мелвас нанял этих людей, и поверь мне, если мы найдем хоть крошечное доказательство того, что это его рук дело, я сделаю все, что в моих силах, чтобы он заплатил за содеянное. Но, в конце концов, я не могу использовать этот офис для того, чтобы действовать на основании догадок и подозрений.

— На войне никогда и ни в чем нельзя быть уверенным, — настаиваю я, наклоняясь вперед. — Твоя чуйка — вот что спасало жизни в Карпатии. Сколько раз мы не имели никаких разведданных, или неверной информации, или неполных отчетов, но мы все равно вступали в бой?

— Потому что нам приказывали, — замечает Эш. — А теперь приказы отдаю я. И это не просто война, Эмбри, есть о чем беспокоиться, кроме того, как быстро мы сможем построить следующий аванпост.

— Я уверен, тут нечто более…

— Ты? Не думаю, что ты понимаешь. И ты потерял право защищать Грир, когда Абилин забеременела от тебя.

Вот оно что.

Вот в чем дело, черт возьми.

— Да тебе не терпелось высказать это, верно? — спрашиваю я хладнокровно.

Эш отвечает так же хладнокровно:

— Я ждал дольше чем ты, прежде чем трахнул Абилин.

Какое-то мгновение мы смотрим друг на друга, и я первый отвожу взгляд, опуская глаза на его ботинки.

— Все было не так.

— Ты говорил, что это будет просто игра на публику. Говорил, что не собираешься с ней спать.

— Я и не собирался трахать ее! Просто так…

Эш закатывает глаза.

— Просто так получилось? Боже, Эмбри, если отбросить все остальное, ты можешь хотя бы не быть настолько банальным?

Я зло смотрю на него.

— Если отбросить все остальное? Что, черт возьми, это значит?

— А ты как думаешь? Мы с Грир любим тебя, мы доверяли тебе. Даже несмотря на то, что ты дважды отверг меня. Даже несмотря на то, что ты бросил Грир в Чикаго много лет назад. Даже несмотря на то, что последние пять лет ты трахал все, что движется…

— Включая и тебя, помнишь?

— И сколько времени прошло, прежде чем ты понял, что готов к этому? Целых полторы недели после первой брачной ночи?

Его длинные черные ресницы быстро двигаются, на скулах играет мускул, и я вижу: он не зол, ему больно. Ревнует. Я ожидал, что он будет злиться из-за Грир, когда вошел в кабинет, но то, что ему больно за себя, что он чувствует себя преданным, вызывает во мне всплеск каких-то новых чувств. Неважно, в насколько опасную игру я ввязался с Абилин, у меня язык не поворачивается сказать ему что-то еще, кроме ужасной правды.

— Абилин накачала меня наркотиками, Эш.

Он замирает, осознавая сказанное мной.

— Что?

— В тот день я сдал анализ крови, просто чтобы убедиться, и она, по сути, сама призналась в этом. Обнаружили ГОМК, сиалис и еще кое-что. Но оказалось, что у меня есть рецепты на все эти лекарства.