Элис Хоффман - Практическая магия
— Это и к тебе относится, — говорит она, с лихорадочной скоростью швыряя в мусорный бачок бумажные тарелки. Грязные ножи, вилки и стаканы уже мокнут у нее в мыльной воде, и все это так не вяжется с обычной для нее неряшливостью, что невольно к Бену закрадываются подозрения. — Катись, катись, — говорит она Бену. Терпеть она не может, когда он вот так на нее глядит, будто знает ее лучше, чем она сама. — Девочкам сегодня еще кончать укладываться, а завтра в семь уже надо быть в пути.
— Что-то здесь нечисто, — говорит Бен.
— С чего ты взял? — Пульс у Джиллиан сейчас наверняка за двести. — Все нормально.
Джиллиан отворачивается к раковине и целиком переключает свое внимание на столовое серебро, мокнущее в воде, но Бен обнимает ее за талию и прижимает к себе. Его не так-то легко провести, и одному Богу известно, с каким упорством он умеет добиваться своего.
— Прекрати, — говорит Джиллиан, но у нее мыльные руки, ими неудобно отталкивать.
Бен целует ее, и она не противится. Когда целуют, не задают вопросов. Да и в любом случае бессмысленно было бы пытаться объяснить ему, как складывалась ее жизнь. Многое из того, что она проделывала, для такого, как он, попросту непостижимо. И для нее самой, когда она с ним, — тоже.
За окном сумерки расстилают по земле лиловые тени. Погода к вечеру стала еще пасмурнее; птичьих голосов совсем не слышно. Джиллиан следовало бы сосредоточиться на поцелуях, которыми осыпает ее Бен, поскольку очень может быть, что они окажутся последними; вместо этого она глядит в кухонное окно. Представляет себе, как Салли, наверное, рассказывает сейчас следователю о том, что спрятано у нее в саду, на краю заднего двора, куда никто уже больше не приходит. Вот куда смотрит Джиллиан, пока Бен целует ее, и вот почему видит наконец колючую изгородь. Все это время она незаметно для всех набирала силу. Только с сегодняшнего утра подросла фута на два и продолжает расти, питаемая злобой; тянется скрюченными сучьями к низко нависшему небу.
Джиллиан резко отстраняется от Бена.
— Тебе пора, — говорит она ему. — Правда.
Она крепко целует его, сопровождая поцелуи самыми разными обещаниями, любовными клятвами, какие забываются до следующего раза, когда о них напомнят в постели. В конце концов ее усилия достигают желаемого результата.
— Ты уверена? — говорит Бен, несколько озадаченный этими ее переходами от холода к жару, что не мешает ему желать их продолжения. — Отчего бы тебе не переночевать у меня?
— Завтра, — обещает ему Джиллиан. — И послезавтра, и после-после!
Наконец Бен уходит, и Джиллиан, проводив его для верности взглядом из переднего окна, идет во двор и стоит неподвижно под хмурым небом. Это час, когда сверчки первыми подают сигнал тревоги, почуяв во влажном воздухе приближение грозы. Колючая изгородь на заднем конце двора переплелась плотной стеной. Джиллиан подходит ближе и видит, что на сучьях повисли два осиных гнезда; непрерывное жужжание отдается у нее в ушах то ли предостережением, то ли угрозой. Как могло случиться, что эти колючки так разрослись, а никто и не заметил? Как же они такое допустили? Поверили, что с ним покончено, приняли желаемое за действительное, — да только иным ошибкам, которые ты совершаешь, свойственно возвращаться, преследовать тебя вновь и вновь, как бы твердо ни верить, что они остались в прошлом.
Начинает накрапывать дождь, и это наводит Кайли на мысль сходить за своей тетей, которая стоит зачем-то и мокнет в полном одиночестве, словно так и надо.
— Не может быть! — говорит Кайли, увидев, как высоко поднялась стена колючек с тех пор, как они с Гидеоном играли здесь на лужайке в шахматы.
— Ну и что, сведем их снова, — говорит Джиллиан. — Велика важность!
Но Кайли мотает головой. Сквозь эти колючки не пробиться никакому секатору, их даже топором не возьмешь.
— Хоть бы мама вернулась поскорее, — говорит она.
Выстиранное белье развешено на веревке, и, если его не снять, оно вымокнет, но это еще не все. От колючей изгороди исходит что-то скверное, некая муть, едва различимая простым глазом; простыни и рубашки по краям покрылись пятнами и словно вылиняли. Может быть, это видно только Кайли, но каждое пятно на их чистом белье — густого и темного цвета. Теперь-то ясно, почему ей никак не удавалось представить себе. поездку на каникулы, почему никакой картинки не возникало перед ее мысленным взором.
— Мы не едем к тетушкам, — говорит она.
Сучья на кустах черные, но, если приглядеться внимательнее, увидишь, что колючки на них красные, словно кровь.
К тому времени, как из-за двери показывается Антония, на дворе уже натекают лужи.
— Вы, люди, что, больные? — кричит она.
Кайли и Джиллиан не отзываются; тогда Антония хватает с вешалки черный зонт и выбегает к ним во двор.
На завтра, на вторую половину дня, предсказана буря с ветром ураганной силы. Народ по соседству слышал новости и потрудился наведаться в магазин за изоляционной лентой — когда налетит ветер, лента, наклеенная крест-накрест, удержит на месте оконные стекла. Одним Оуэнсам грозит опасность, что их дом снесет прочь с фундамента.
— Миленько начинаются каникулы, — говорит Антония.
— Мы никуда не едем, — объявляет ей Кайли.
— Еще как едем! — фыркает Антония. — У меня все уже уложено.
Что-то зловещее в этот вечер чувствуется, когда выйдешь на улицу, — и зачем им понадобилось стоять тут в темноте? Антония ежится, поглядывая на затянутое тучами небо, но от ее внимания не ускользает, что ее тетка вцепилась в руку Кайли. Джиллиан крепко держится за Кайли, боясь, что может не устоять на ногах в одиночку. Антония переводит взгляд на дальний конец двора, и ей все становится понятно. Что-то там есть, в непролазной заросли этих мерзких колючек.
— Что это? — спрашивает Антония.
У Кайли и у Джиллиан учащается дыхание, от них ощутимо веет испугом. Такой испуг можно учуять нюхом, он отдает дымом и золой; так пахнет паленая плоть от близкого соприкосновения с огнем.
— Что? — повторяет Антония.
Едва она делает шаг к кустам, как Кайли тянет ее назад. Антония щурится, вглядываясь во тьму. И смеется:
— Да это же ботинок! Вот и все!
Ботинок из змеиной кожи; пара стоила без малого триста долларов. Джимми был не из тех, кто покупает себе вещи на гигантских оптово-розничных рынках. Он любил дорогие магазины, отдавал предпочтение штучным изделиям.
— Не ходи туда! — вскрикивает Джиллиан, когда Антония подается вперед, собираясь поднять ботинок.
Дождь уже льет как из ведра, сплошной завесой, серой, точно пелена, сотканная из слез. Видно, что в том месте, где зарыт Джимми, земля рыхлая. Если копнешь рукой, то, может статься, вытащишь человеческую кость. А зазеваешься — и самоё тебя затянет, засосет вглубь, и, сколько ни барахтайся, ни лови воздух ртом, ничто не поможет.
