Светлана Храмова - Мой неправильный ты
Она предала Лешу. И это ее вина, если стыдливая простынка покроет лицо любимого, и следующие носилки покатятся по коридору в том, в том направлении, увозя его навсегда. Она оставила его одного, а любимых нельзя оставлять. Ни на минуту. От сознания собственной вины у нее постоянно катились слезы, остановить их она не могла.
Наконец Володя вышел в коридор, вид у него был измученный.
– Рита, не плачь, прошу тебя. С ним все будет в порядке. Но пару дней подержим Лешу здесь, входить в палату реанимации нельзя. Переведем в терапевтическое – тогда милости прошу, общайтесь. Но дозированно. Какое-то время он будет очень слаб. Мы делаем все возможное; система, к которой он подключен, новейшая и эффективная, стимулируем процессы жизнедеятельности.
– Почему? Он может умереть?
– Он мог умереть, опасность позади. Что это с тобой? Рита, да ты сама сейчас станешь пациенткой реанимации! – Он с силой подхватил ее за локоть, удержал на стуле. Помог встать на ноги, она безвольно подчинялась. – Пойдем, я попрошу сестричку дать успокаивающее. Я же просил дома остаться, родственники очень часто доставляют кучу хлопот.
– Пустяки, если он жив – все пустяки. Если жив…
– Он жив. Никаких сомнений. Интоксикация сильная, но и организм у нашего друга не слабый. Мы делаем все возможное, работа сердечной мышцы постепенно приходит в норму. Состояние тяжелое, но стабильное, как говорят в таких случаях. – Рита опять всхлипнула. – Нервные потрясения приводят к плохим последствиям. В ординаторскую, там есть кушетка, поспишь немного. Приказываю. Меня положено слушаться.
– Я послушна. У меня вопрос, один вопрос, постоянно. А то забуду. Володя, ты проверил? Тот же состав, что Леша передал?
– С небольшими оговорками. Но ты все сделала вовремя. Это главное. Мы тоже не подкачаем, будь уверена.
– Спасибо. – Глаза Риты посветлели, но поток слез она остановить не могла, Володя прав, вырубиться на какое-то время необходимо, конечно, прав. Как хорошо.
В углу огромной ординаторской стоял узенький топчан, покрытый тонким матрацем. Туго натянута больничная простынка. Она свалилась, уже ничего не чувствуя – спасибо, Володя, спасибо, дорогой, – как заклинило.
«Мне отмщение и аз воздам!» – вопил кто-то неопределимый, разглядеть она не могла, как ни вглядывалась в пелену нескончаемого сна. Кто-то тряс ее, крепко ухватив за плечо, она дернулась, пытаясь высвободиться, зрение различило мутный образ, очертания постепенно оформились. Это Володя над нею, склонился и трясет, приводит в чувство.
Она напряглась, но радуга перед глазами плывет и плывет, неясный темный силуэт и круги.
– Рита, пора, да очнитесь же наконец! Я на вызов еду, а здесь суматоха, врачи ругаются, вам лучше домой поехать. Хотите, мы подбросим по пути?
– Да нет, мне тут гораздо лучше. Спокойней.
– К нему вас пока никто не пустит. Дома вам лучше, я настаиваю. Когда посещения разрешим – ты придешь свежая, отдохнувшая, именно такая, какой и должна быть любимая женщина выздоравливающего. А у тебя осоловелый вид. Дома приведешь себя в порядок, я буду звонить, не волнуйся. Держать в курсе.
– Володя, я много хлопот причиняю, извини меня. Тысячу раз извини, но я вчера видела носилки, на которых увозили кого-то, закрытого простыней, мне эти носилки всю ночь снились. А вдруг я уйду – и его вот так же…
– Рита. – Голос Володи строгий, куда девалась суетливая жестикуляция, путаные речи… совершенно другой человек перед нею. Уверенный, привыкший повелевать. – Здесь не санаторий. Реанимационное отделение. Да, выхода из отделения два. Кто-то возвращается, кого-то теряем. Тяжело. Но Алексей в индивидуальной палате, мы обеспечили профессиональный уход, специальное меню, самое страшное позади. Не придумывайте. Никаких «вот так же», он у нас везунчик. Вы меня поняли?
– Я поняла. – Она поднялась с топчана, встряхнула головой, придала лицу выражение готовности к действиям. – Мы же на ты переходили, помнишь? Не помнишь. Ну, хорошо, не волнуйтесь. Я сама доберусь. Такси вызову.
– Вот и ладушки. Обещаю звонить!
– Закрутитесь, завертитесь, забудете обо мне…
– О вас? Это невозможно, Рита. Я Алексея понимаю. И завидую, ну самую чуточку, но все же. До встречи! Лифт напротив, нажимаешь кнопку первого этажа – и на воле! – Он поспешно направился к двери, скрылся, как растворился.
На «ты» или на «вы»? – она так и не усвоила. Неважно. И чувствует она себя неважно. Все неважно. Ах, да, такси нужно заказать.
Квартира, из которой они вместе вышли, – как это было недавно, а будто вечность целая прошла. Она у себя дома – Володя прав, душ и кофе привели ее в чувство. Так значительно лучше. Усталость ломила виски, но терпимо. На столе в кухне – карандашный портрет, похожа, безусловно похожа. И черно-красные ужастики в Эвином дневнике – тоже один в один. Талантливый Леша, не отнять. Постоянно рисует, как Пушкин, у того любой черновик исчеркан, изрисован. Видения и образы, что ж она так перепугалась-то? Устремилась куда-то, на ночь глядя, дура дура дура я, дура я проклятая, от судьбы не уйдешь, тем более в такси. «Такси судьбы», хорошее название для книги. Нет, для оперы.
Все случившееся с нею за последние два дня снова подернулась тонкой белесой пеленой с прожилками, прокисший туман в голове, кофе и душ взбодрили ненадолго; едва войдя в спальню, она бухнулась на кровать и отключилась – мгновенно.
* * *Через час ее разбудил звонок, она рванулась: «Это Володя!», схватила трубку, но голос женский, строгий. Лера Никифоровна, шеф-редактор, ого! В издательстве вспомнили, что рукопись она безбожно задерживает, это ни в какие рамки не лезет!
– Да я почти закончила, отредактировать кое-что, спасибо за звонок! – пролепетала она, внезапное возвращение к действительности.
Прекрасно. Переживать и перемалывать случившееся она больше не в состоянии. Плюс Володя сказал – Алексею дрожащая тетенька не нужна. Боевая и бодрая соратница, умеющая сконцентрироваться в самый неподходящий момент. Значит, за дело! Роман с хеппи-эндом она закончит, обещания Рита всегда выполняет. Да и немного осталось, финал почти. Шлифовка много времени не отнимет, кое-что и править нет необходимости, опыт накоплен. Рита собрала карточки, разбросанные по квартире, места заначек она помнила, автоматически брошенный листок оказывается в одном и том же месте. Легко. Тайников много, но вычисляемы. Гляди, под кроватью карточки с буковками! Запись на сон грядущий – карандаш выпадает, карточка летит на пол.
Три дня она работала нон-стоп, с давно забытым остервенением. Не выходя из дому, кофе и сигареты в переизбытке, сухомяточный бутерброд, вода из-под крана вполне годится, вдохновение приходит на помощь вместо психиатра – направляет эмоции в нужное русло. Сублимация перевозбуждения – много часов подряд она била по клавишам безостановочно, перечитывала написанное, кое-где уточняла слова и фразы. Литературный труд преобразовал разрушительную энергию стресса, сделал ее продуктивной. Иначе она бы места себе не находила или умом тронулась – клубок событий туг, снова и снова перемалывать одно и то же – бессмысленное занятие.
