Лукан. Конец (ЛП) - Бринн Адриана

— Лукан, перестань мучить и трахни меня уже. — Моя богиня Афродита хочет этого так же сильно, как и я.

Она раздвигает ноги, и я пролезаю между ними и вытягиваюсь. Затем я долго и внимательно рассматриваю киску своей жены.

Моя киска.

Черт.

Эта киска — моя зависимость, абсолютно неотразимая.

Одним окровавленным пальцем я раздвигаю ее и провожу языком по ее влажным складочкам. Она задыхается и удерживает мою голову на месте, и я почти задыхаюсь от ее киски.

Лучший способ умереть, как по мне.

Кончиком языка я обвожу ее клитор и свожу ее с ума от потребности. Ее дыхание становится глубже, а тело отвечает так, как мне нужно.

— О, черт! — Простонала Андреа.

— Раздвинь для меня пошире, детка. — Я раздвигаю ее ноги и сдвигаю бедра так, что мой кончик упирается в ее вход. Черт, у меня нет с собой презерватива. Я отстраняюсь, но Андреа удерживает меня на месте. — Давай я возьму презерватив, детка. — Черт, это не самое романтичное, что можно сказать в этот момент.

Андреа удерживает меня на месте.

— Я принимаю таблетки, ты же знаешь. — Она шепчет, глядя вниз на то место, где мы собираемся соединиться.

Мы оба затаили дыхание.

— Впусти меня. — Я нежно целую ее. Я могу заставить нас забыть. Забыть о том, что наш сын потерян для нас и что оба наших мира охвачены пламенем. Только на этот момент.

Я мягко проникаю в нее, дюйм за дюймом. Она всегда тугая, и ее киска подходит мне как перчатка. Андреа крепко сжимает мой бицепс.

— Ты утихомириваешь всех моих демонов, детка. Даже сейчас, когда шум стоит такой чертовски громкий и мой мир рушится, ты приносишь мне покой, — Говорю я ей то, что должен был сказать еще тогда.

Жена грустно улыбается, и я чувствую, как рушатся оставшиеся стены, которые она возвела, чтобы оградить меня от посторонних.

— Я молилась об этом. Я молилась, чтобы ты почувствовал то, что чувствовала тогда я. Чтобы ты испытал, каково это — видеть, как все, ради чего ты так старался, рассыпается в прах у твоих ног. — Она нежно держит мое лицо в своих руках, глядя мне в глаза. — Я молилась об этом, и то, что происходит сейчас, — это Бог наказывает меня. Мой ребенок должно быть так напуган, и Бог знает, что вообще там происходит. Фэллон выглядела испуганной и ее явно били. Боже, Лукан, это все наша вина. — Она плачет.

Я целую ее слезы и занимаюсь с ней любовью. Этот душераздирающий момент объединил нас так, что я не могу объяснить. Медленно я погружаюсь в нее все глубже и сладко люблю свою жену.

— Я приведу их домой и заставлю всех причастных заплатить. Клянусь тебе, я это сделаю. — Я целую ее в губы, а сам все быстрее вхожу в нее. — Все это закончится.

Андреа лишь крепче прижимает меня к себе, но ничего не говорит.

Я показываю ей, как сильно она мне нужна. Я показываю ей, что все сделаю правильно. Каждым поцелуем и каждым прикосновением я показываю своей жене, как сильно я ее люблю. Слова всегда подводили меня, но всем, что я делаю, я показываю ей, что она для меня значит.

Увидь меня, детка.

Почувствуй меня.

Андреа не сразу достигает своей критической точки, и я вскоре следую за ней. Мое тело напрягается, и через секунду я кончаю внутрь нее.

Я смотрю на свою жену, покрытую потом и моей спермой, и никогда еще она не была так прекрасна для меня. Не потому, что она сияет после секса, а потому, что она выглядит уязвимой, настоящей и чертовски доверчивой. Я прижимаюсь своим лбом к ее, и она замирает подо мной. Она тихонько всхлипывает, и мое сердце разрывается от боли за нее.

За нас.

За нашего сына.

— Спасибо. — Шепчет она. Я смотрю на ее грустное лицо.

— За что?

— За то, что заставил меня забыть. — Она закрывает веки, и на глаза наворачиваются слезы.

— Я верну их тебе. — Я не подведу. Я верну нашего сына, несмотря ни на что, и гребаный ублюдок, который посмел тронуть его хоть пальцем, пожалеет о том дне, когда он решил, что может причинить вред моему мальчику и остаться безнаказанным.

АНДРЕА

С САМОГО ПЕРВОГО РАЗА

«Я боюсь, что все это исчезнет». — Андреа

У меня в голове полный бардак, и я никак не могу собраться с мыслями. Я не могу мыслить здраво, да и как я могу? Как вообще можно от меня этого ожидать? Мой мир рушится прямо на моих глазах, и я ничего не могу с этим поделать. Я могу лишь довериться человеку, который обнимает меня со всей любовью и заботой, обещая воздать по заслугам тем, кто причинил мне зло.

Обидели нас.

Я должна сказать ему.

Он должен знать о том, что случилось, когда я пыталась защитить Романа, когда он был младше.

Мы оба лежим в объятиях друг друга, отгородившись от мира всего на одну ночь, прежде чем начнется ад.

О, подождите, это уже произошло.

— Ты видел. — Он должен был это видеть. Когда мы занимались любовью или, когда он видел меня обнаженной, было темно и я лежала на спине, но не в этот раз.

— О чем ты говоришь? — Отвечает он.

— Шрам. — Я делаю глубокий вдох, потому что чувствую, что у меня заканчивается воздух. Я задыхаюсь. — Ты видел шрам на моей спине и то, как я отреагировала на то, что незнакомец подошел ко мне слишком близко в галерее. — Мне хочется плакать и плакать, пока я не онемею, но слезы не падают.

Они кончились.

Лукан просто прижимает меня к себе, пока моя голова не оказывается на его обнаженной груди. Он нежно целует меня в макушку и глубоко вдыхает.

— Я подумал, что ты не доверяешь мне настолько, чтобы рассказать, что случилось и кто оставил тебе шрам. — Шепчет он.

— Когда Роману было два года, я взяла его на прогулку в парк рядом с нашим домом, чтобы он мог поиграть с другими детьми своего возраста, а также покормить голубей. Я была переодета и старалась, чтобы меня не узнали папарацци. Я сказала своей охране оставаться в машине, потому что, если бы их увидели со мной, это привлекло бы внимание. — Я делаю вдох, потому что то, что произошло дальше, всегда вызывает у меня удушье и разбивает сердце, как и в первый раз. — Это была моя ошибка.

Точно так же, как это происходит сейчас.

— Расскажи мне. — Я чувствую, как напрягается его тело, когда я говорю.

— Роман проводил время с пользой для себя, он был так счастлив, что гуляет с мамой. Только с мамой, без дедушки и охраны, и я тоже была счастлива, потому что мы были вдвоем. Мы никогда не были вдвоем, потому что мне приходилось держать его в тайне и подальше от посторонних глаз. — Я стыдливо склоняю голову, потому что ничего не могу с собой поделать. Возможно, если бы я рассказала Лукану о его существовании, этого дня бы не случилось. — Я собирала все наши вещи, чтобы мы могли вернуться и встретиться с моими охранниками, когда я на секунду отвернулась, и тут из ниоткуда появился человек и схватил Романа из песочницы.

Мне больно.

Это разрывает меня на части.

Всего секунда, и мой мир мог бы закончиться, если бы я потеряла своего Романа.

Он был ребенком, он и сейчас им остается, и это будет преследовать меня вечно. Ему было всего два года, и он, возможно, не помнит всех деталей, но все равно прижимается ко мне, когда ему снятся кошмары или его, охватывает тревога.

— Продолжай. — Лукан рычит, и это меня пугает. — Прости. Черт. — Он сжимает переносицу и пытается успокоиться.

— Я бросилась бежать к мужчине, пока не настигла их обоих. Я не знала, что делать, и стала драться с этим ублюдком. Роман выпал из его рук, а толпа, собравшаяся вокруг мужчины, напугала его, но прежде чем убежать, он порезал меня. Рана была неглубокой, но все равно напоминала о случившемся. Я не могла рисковать, что люди узнают, кто я такая, поэтому, как только приехала охрана, я вместе с сыном забралась в машину, и мы уехали. Никто не узнал о случившемся, но это нанесло мне эмоциональный шрам, и посмотри, что происходит сейчас.

— Черт, детка, мне очень жаль. — Вот он, с грустными глазами и сожалением.

— Почему тебе жаль? — Теперь я злюсь. — Я сделал это! Я солгала, и это моя карма. — Говорю я ему. — Если бы я только призналась раньше, этого бы не случилось. Я не должна была прятать его от тебя. — Я повышаю голос.